Язык цветов

      Роняя деревянные кубики с характерным им звуком, девочка скучающе смотрит на разрушенную башенку. Она перебирает кучу игрушек руками, находя голубоватый кубик с выжженой посередине семеркой. Сжав его посильнее в руках, Рен поднимает взгляд, замечая перед собой маленького мальчика. Он так широко улыбается ей, что девочка смущается и сама радуется, прижимая к себе ладошки. Протянув руку к девочке, мальчик смотрит на кубик.       — Здесь написано мое имя, – вдруг говорит он, ткнув пальцем в семерку.       Рен смотрит на игрушку и поднимает взгляд обратно к лицу мальчика.       — Сити? – спрашивает она, изгибая светлую бровь.       Незнакомый мальчишка весело смеется и мотает головой.       — Нет-нет, по-другому! – машет рукой он.       Девочка хмурит брови и дует щеки с губами, задумываясь, как еще можно прочитать эту цифру. А мальчик напротив будто смеется, сам не говорит, лишь в ожидании смотрит на нее своими темными глазами. Укладываясь на живот и подпирая голову ладошками, он машет ногами в воздухе, продолжая широко улыбаться и ждать, пока его позовут по имени. Словно это – самое важное, что он сможет вообще услышать за свою жизнь.       — Нана? – неуверенно бормочет Рен, протягивая кубик мальчику.       Тот хлопает в ладоши и берет игрушку, активно кивая головой.       — Да, меня зовут Нана! А ты – Рен, – улыбается он, прижав к своей груди кубик.       Девочка удивленно моргает, хлопая белыми ресницами.       — Да… я Рен, – тихо шепчет она, опуская взгляд на свои руки, — Меня зовут… Хаджиме Рен, – уже охрипшим голосом продолжает Рен, и медленно закрывает глаза.       Подскочив на холодной, противно скрипнувшей больничной койке, девушка тяжело дышит. Она тут же кривит лицо и шипит, хватаясь ладонью за стрельнувший острой болью бок. Подкладывая подушку под спину, школьница опирается на нее, тем самым устраиваясь на постели полулежа. Вытирая пробежавший с виска на подбородок холодный пот, она оглядывается, замечая, что пейзаж вокруг очень поменялся. Во-первых, бесконечный лес-лабиринт исчез, и теперь ее не так уж и морозит лютый холод ветра. Во-вторых, она совершенно одна, и хоть за окном светит восходящее солнце, паники и тревоги это не успокаивает. Осматривая ближайшие вещи, девушка находит свой изрядно поцарапанный телефон на тумбе, за который тут же хватается.       Время уже половина десятого, значит, она была без сознания со вчерашнего дня. Воскресенье, что очень хорошо, так как школу пропускать без предупреждения было бы плохо. Ходить туда Рен не любила, но портить себе дни постоянной руганью с учителями и прогулами не хотелось бы. Пропущенных звонков нет, что удивительно, ведь бабушка бы хоть раз позвонила, но раз такого не случилось, значит и волноваться особо не нужно. Итак, проверив обстановку через треснувший по новой мобильный, Хаджиме откладывает тот и пробует приподняться, но ее тело слишком непослушно координируется в пространстве, из-за чего попытки встать на ноги явно откладываются в дальний, глубокий ящик. Устало вздохнув и пощипав переносицу пальцами, девушка закрывает глаза, откинув голову назад и встретившись затылком с холодной больничной стеной.       Вокруг пахнет лекарствами, таблетками и спиртом. Этот запах буквально законсервирован во всех лечебных заведениях, и к нему Рен, хоть и с неохотой, привыкла, пока навещала свою ворчливую бабулю. На самом деле, он ее даже успокаивал. Больница – место, где находится ее единственный и последний родной человек.       — Родной… – бормочет себе под нос Хаджиме, вспоминая события вчерашнего дня.       Если честно, все это кажется дурным сном, кошмаром. Таким долгим, тяжелым, непонятным и сводящим с ума одним лишь своим существованием. И так бы девушка и считала, если бы не лежала сейчас в палате с огромной гематомой на боку, с царапинами на ногах и руках и ободранной на локтях кожей. Кажется, ей и сейчас что-то снилось, но она не может вспомнить, из-за чего проснулась такая обеспокоенная. У Рен всегда была плохая память, особенно на сны и лица, поэтому чаще всего она просыпалась даже не зная, что ночью видела что-то. Нет, настоящий кошмар – вчерашний день. Вспоминая те страшные рожи прямо перед своим лицом, Хаджиме ощущает себя беспомощной и напуганной одновременно, даже сейчас, когда лежит в полной безопасности и людном месте.       Человек, который никогда не видел подобного, естественно, будет жутко напуган. Даже утверждая, что привыкла к странным ситуациям и неудачам, девушка не уверена, что была честна хотя бы на долю процента. Ей хочется плакать от страха и ощущения полного безумия, закрыв лицо руками, но слезы застревают где-то в грудной клетке, блестящей поволокой влаги застилая взор. Вытирая костяшкой указательного пальца один из глаз, школьница судорожно вздыхает, обнимая свое тело. Уже завтра ей снова в школу, уже завтра все это забудется, как самый страшный сон. И хочется в это верить, очень хочется, но слезы все предательски накатывают на глаза, и вскоре всхлипывать уже не стыдно. Ладонью проводя по бледному лицу, Рен тяжело дышит, пытаясь успокоить разбушевавшиеся внутри эмоции.       Дверь в палату вдруг открывается, и приходится отвлечься от своих мыслей. Убирая руку от лица, девушка видит на пороге Кугисаки, явно смущенную их встречей, будто случайно забрела сюда. Она мнется возле двери еще пару секунд, пока за ее спиной не раздается тихое, низкое «иди», и рыжая особа делает несколько шагов вперед. Палату за ней кто-то закрывает, и та придвигает стул к койке, усаживаясь на него и неловко перебирая свои пальцы. Не похоже, что ей стыдно или что-то такое, она будто очень растеряна и не знает, как начать диалог. Хаджиме уж точно не мастер разговорного дела, поэтому также молчаливо смотрит на гостью, положив ладонь на собственное плечо.       — Как себя чувствуешь? – вдруг спрашивает Кугисаки, подняв взгляд на пациентку.       — Могло быть и лучше, – пожимает плечами та, — А ты? – ее спокойное лицо меняется на чуть заинтересованное.       Кажется, вчера Нобара убежала разбираться с каким-то монстром, когда оставила девушку одну.       — Полный порядок! Меня подлатали хорошенько, – широко улыбается рыжая, положив ладонь на плечо другой руки и активно подвигав им.       — Вот и хорошо, – кивает Рен, слабо улыбаясь и опуская взгляд.       Вновь повисает неловкая тишина. Девушки молчаливо сидят, каждая занята разглядыванием чего-то своего. Хаджиме даже вновь задумывается, вспоминая вчерашний день и цепляясь за каждую деталь, которая произошла в том странном месте. Внезапно у нее в воспоминаниях мелькают темно-серые глаза с красным огоньком, и она морщит нос и хмурит брови, вскидывая руку и касаясь виска пальцами. Нобара взволнованно смотрит на знакомую, протягивая ладонь и касаясь запястья поднятой руки. Рен немного расслабляется и переводит взгляд на посетительницу, медленно опуская руку вниз.       — Тот мальчик, – вдруг начинает Кугисаки, — Ты знаешь его? Он защищал тебя, но когда ты отключилась, пропал через пару минут, – сложив руки на груди, спрашивает она.       Девушка сначала мотает головой, но буквально через пару секунд кивает. Это сбивает с толку, поэтому она спешит объясниться:       — Не уверена… такое ощущение, будто я должна его знать, но я совершенно не понимаю, как и почему… – неуверенно мотнув головой еще раз, бормочет Рен.       Нобара вздыхает и достает телефон из кармана своей юбки, печатая и отправляя кому-то сообщение, после чего открывает записную книжку.       — Обменяемся номерами? Если что-то случится, созвонимся, – улыбается она, и Хаджиме кивает.       Они записывают номера друг друга, а также находятся в «Line», после чего рыжая рассказывает новой подруге о том, что такое проклятия и проклятые духи, которых та видела вчера. Рен внимательно слушает и иногда задает вопросы, но на самый главный, который гложет её со вчерашнего дня, даже у самой Нобары не находится никакого ответа. Поразмыслив с недолгую, та дает школьнице номер своего учителя, рассказывая и о магическом техникуме. Девушка заинтересованно впитывает информацию о проклятой энергии, о техниках, о людях, которые находятся в техникуме. Она даже удивляется, когда знакомая роняет пару слов о живой и разговаривающей Панде.       — А тебе можно мне об этом рассказывать? – вдруг задается вопросом Хаджиме, записав номер так называемого «Годжо Сатору», которого Кугисаки ласково обзывает «чудным стариком».       — У меня есть одна догадка по поводу твоего вопроса, поэтому я думаю, что да – можно, – кивает девушка, заправив прядь своих волос за ухо и убрав мобильный в карман.       Рен молчит с минуту, о чем-то размышляя, после чего, вглядываясь в записную книжку с пополнившимся ассортиментом номеров, вздыхает.       — Если со мной случится что-то очень страшное, кому я должна позвонить сначала? – неуверенно спрашивает она, поджимая бледные губы.       — Годжо, – незамедлительно отвечает Нобара, поднимаясь со стула, — Хоть он и чудной старик, рядом с ним – ничего не страшно, – улыбается она, посмотрев на подругу.       Подняв взгляд и встретившись с улыбкой гостьи, школьница отвечает ей тем же.       — Мне нужно идти. Тебе лучше отлежаться, не ходи завтра в школу, – советует Кугисаки, махнув ладонью, — Пока-пока, – прощается она.       — До встречи, – кивает Хаджиме, наблюдая за тем, как ее знакомая скрывается за дверью палаты.       Оставшись в полном одиночестве вновь, она переводит взгляд к окну. Ее спину покрывает мурашками, стоит только вспомнить слова Кугисаки о том, что проклятия очень легко собираются в таких местах, как школа и больница. Если это так, то и здесь Рен далеко не в безопасности. Стоит отлежаться денек, а потом бежать отсюда, сверкая пятками. Безопасно будет только дома, только там ее никто не тронет. Теперь, зная о том, насколько ужасные твари существуют в этом мире, девушка совершенно не удивлена своему «прекрасному» везению. Может быть, она настолько неудачлива, что эти сущности следуют за ней по пятам? Заставляют поскользнуться на льду зимой, упасть в лужу осенью, свалиться в куст колючей крапивы летом, и многое-многое другое.       Нобара объяснила, что вчера Рен видела проклятий потому, что была на грани жизни и смерти. Однако, голос её был таким неуверенным, а взгляд в этот момент смотрел в другую сторону, из-за чего девушке показалось, будто что-то совершенно не так. Нет, возможно, так оно и работает, но это объяснение точно не работает на Хаджиме. Так ей подсказывает ее интуиция, а уж ей лучше доверять – лишний раз живым останешься, и кирпич на голову не свалится. Некоторые называют это шестым чувством, некоторые – предсказаниями, но, если честно, девушке совершенно плевать, что каждый раз спасает ее от тяжелых травм и ужасных ситуаций.       Ошибочно можно подумать, что в жизни Рен все не так уж плохо. Мелкие неудачи случаются у каждого, но уж точно не в таком количестве, как у школьницы. Каждый ее день наполнен незначительными, с первого взгляда, проблемами, посмотрев на которые детальнее обычного, можно ощутить неприятный холодок, пробирающийся под кожу. Например, однажды, она по невероятным соображениям вдруг решила поменять путь домой, после чего узнала, что на ее привычной дороге из школы изнасиловали молодую девушку. Из-за того, что когда-то Хаджиме облили газировкой дети в магазинчике, и она задержалась в уборной для персонала, пытаясь вытереться от липкой жидкости, ее не заставили лежать лицом в пол грабители. А недавно она вдруг запнулась и упала вперед, после чего прямо за ней разбился кирпич, упавший со здания.       Удача на неудачи, избегаемая одними инстинктами.       Все это копится безумным, пугающим снежным комом, преследуя девушку вот уже шестнадцать лет. И каждый раз, выслушивая отмашки знакомых по типу «у всех бывает», она понимает – не у всех. Ни у кого из ее друзей нет шрамов на руке и плече из-за стекла, которое разбили дворовые дети футбольным мячом, а осколки полетели на мимо проходящую Рен. Ни у кого не было гематомы на половину руки из-за упавшей на нее стремянки, от которой школьница закрыла маленькую девочку. И каждый раз, пытаясь закрыть все белесые шрамы на своей и без того бледной коже, она ощущает себя тем, кто принимает на себя удар постоянно. Некий вынужденный герой, которому извечна попадает за всех, но он этого не выбирал.       И теперь Хаджиме лежит в больнице, потому что на нее напали «проклятые духи», рожденные из чужих негативных эмоций.       Закрывая глаза и сползая вниз по подушке, из-за чего больничная рубашка неприятно задирается и скатывается, девушка тяжело вздыхает. Она медленно сжимается в клубок, обнимая подогнутые к груди ноги руками. Бок все еще ноет, и Рен кладет на него одну из ладоней, трогая фиолетовую от синяка кожу пальцами, холодными и дрожащими. Однажды ее спросили о дрожащих руках, и Хаджиме не смогла вспомнить, когда у нее начался этот тремор. Кажется, ее руки всегда так тряслись, и сейчас особых проблем это не вызывает. Она научилась жить с тем, что вещи в ее руках дрожат, что иногда можно что-то уронить из-за того, что пальцы не могут достаточно сильно сжать предмет. С этим пришлось бороться, когда бабушка вдруг подарила тычковые ножи.       Заниматься спортом Рен начала в тринадцать лет, по наставлениям Ханы. Та словно готовила ее к чему-то, и хоть здоровье и тело у внучки было слабое, совершенно не жалела. Сейчас, из-за плотности своего графика и внезапной болезни бабули, Хаджиме перестала заниматься, но раньше это были каждодневные, выматывающие тренировки перед школой и после нее. Крепатура вскоре сошла на нет, но физическое состояние девушки почти не изменилось. Она плохо ела и у нее был маленький вес, а выносливость оказалась практически нулевой, из-за чего школьница быстро выматывалась и после тренировок спала, как убитая.       Да и сейчас, кажется, уснет от усталости.       Сонно приоткрыв глаза, Хаджиме промаргивается и смотрит в окно, напротив которого лежит. Небо заволокло темными красками, и чистое, безоблачное, оно сверкает и мерцает далекими звездами. Полная, ярко-белая луна освещает палату, и от ее прямого луча будто холодает. Пыль мелкими, пушистыми частицами блестит на свету, рассекая воздух комнаты. Укрывшись одеялом потеплее, девушка зевает и садится на койке, после чего оглядывается. Вокруг нее ничего не изменилось, если не учитывать смену утра на ночь. Кажется, она проспала все это время, ведь проверив время на дисплее разряжающегося телефона, можно увидеть вечернее время.       — Мне так… больно… – вдруг раздается над ухом, и Рен дергается, роняя телефон на свои колени, — О-очень… больно! – восклицает тихий, детский голос.       Откладывая телефон, она медленно сглатывает, думая, что ей показалось.       — Я не хочу умирать! Умоляю! – вновь кричат, но уже мужской голос.       — Мне тяжело дышать…       — Где моя рука?!       — Мама-а! Мамочка! Где ты?       — Почему все меня бросили? Я не хочу быть один!       Уши вдруг закрывают теплыми руками, и Хаджиме шумно втягивает воздух ртом, возвращая взгляду четкость. Она тяжело дышит, так как задержала дыхание до этого, и посмотрев вперед, замечает перед собой уже знакомое юношеское лицо. Мальчишка мягко, ласково улыбается, медленно убирая свои ладони от ушей школьницы. Чтобы до них дотянуться, ему пришлось залезть одним коленом на койку, прижав одеяло к постели.       — Слышишь их, да? – тихо говорит юноша, словно хочет успокоить.       Вздрагивая и подавляя крик в горле, девушка хрипит, отползая в сторону и сваливаясь на пол. Тот удивленно провожает ее взглядом и спешит слезть с койки, поднимая руки в воздух, будто сдается. Рен молча смотрит на него широко распахнутыми глазами, но вскоре приподнимается, обратно заползая на постель. Они молчат, и мальчик опускает руки, сложив их в замок перед собой. Снова улыбнувшись, он делает шаг вперед, но девушка дергается, поэтому приходится замереть.       — Кто ты? – настороженно решается задать вопрос Хаджиме, хмуря светлые брови и упираясь взглядом в незнакомого гостя.       — Неужели ты забыла меня? – наконец понимает тот, грустно изгибая брови.       Задумавшись на секунду, девушка неуверенно кивает.       — Не ответишь? – добавляет она.       — Игрушечный кубик, – непонятно отвечает мальчик.       — Это твое имя? – усмехается Рен, сложив руки на груди.       — Нет, это то, что может тебе о нем напомнить, – мотает головой блондин, все еще печально улыбаясь.       Его эта улыбка заставляет испытывать какую-то вину и глубокий стыд, из-за чего девушка смягчается во взгляде.       — Ты не можешь сказать мне свое имя сам? – уточняет она, протянув руку и предлагая подойти поближе.       — Я не могу называть свое имя, – взявшись за ладонь и подпрыгнув к койке, мальчишка садится на ее край, заглядывая в серые глаза напротив.       Белые волосы с жемчужным отливом, темно-серые глаза, почти черные. Челка чуть прикрывает одну сторону бледного лица. Белая рубашка с рюшами и классическим, черным жилетом. На шее черная лента с фиолетовым круглым камнем, который поблескивает в свете полной луны. Черные юношеские шорты до середины бедра, длинные носки того же цвета на подтяжках, лакированные туфли на низком каблучке. Он ниже нее, сантиметров на пятнадцать так точно. Выглядит лет на двенадцать, не старше, но они похожи внешностью. Вспоминая вчерашние его крики, Рен подползает к краю и садится рядом, заправляя прядь чужих волос за ухо.       — Ты назвал меня сестрой. Кто ты такой? – осторожно спрашивает она, когда юноша радостно улыбается от ласкового прикосновения.       — Я родился вместе с тобой, – прижав своей ладонью руку девушки к щеке, неожиданно говорит тот, — И умер вместе с мамой. Но мама не хотела, чтобы ты была одна, поэтому я остался, – объясняет блондин, приласкавшись к холодной ладони.       У Хаджиме дыхание спирает, и в груди становится тяжело-тяжело. Она смотрит на лицо, слишком похожее на ее, и ощущает, как паника подкатывает к голове, огромной волной захлестывая мысли. Взяв юношу двумя руками за щеки, школьница всматривается в его глаза, будто хочет выпытать так правду, будто хочет понять, шутка ли это. Но мальчик в ответ смотрит по-доброму, наивно, доверчиво и тепло, что места на ложь совершенно не остается. Рен медленно отпускает чужое лицо, прикусывая нижнюю губу. Создается такое ощущение, будто она и правда сошла с ума, и совсем скоро проснется от этого кошмара. Но все такое естественное и настоящее, что становится физически больно от страха.       — Что… ты такое? – тихо спрашивает Хаджиме.       Юноша вдруг ласково улыбается, протягивая руки и обвивая ими шею той.       — Твое проклятие, – шепчет он, закрыв темные глаза и обняв сестру покрепче.       И ей кажется, словно вокруг шеи туго обвязали веревку.