Эфемерный огонь.

***

Уже несколько месяцев Юань тяжело болела, а лекари Лин Куэй не могли понять, что же с ней творится. Женщина таяла на глазах: стала бледнее, улыбалась натянуто и фальшиво, исхудала и почти прекратила ходить. Никакие отвары, свитки и псевдо-лечебная магия не помогали; складывалось ощущение, что данный недуг был наслан каким-то сильным колдуном, либо эта болезнь была затяжной и не проявлялась, от чего никто не успел в момент, когда ещё можно было вылечить. Сыновья ежедневно заглядывали к ней - каждый. Дольше всех всегда сидел Томаш, меньше - Би Хан. Он любил свою мать и боялся её потерять, но ещё больше боялся расплакаться пред ней, от чего уходил раньше, чем предательские слёзы залезали в глаза, обволакивая их и заставляя блестеть, словно кукольные, стеклянные. Он боялся показаться слабым перед человеком, для которого больше всех хотел быть сильной, стойкой опорой. Как же он сильно пожалел о том, что уходил от матери самым первым. К Юань так же заходила и Аканэ, только она заходила после всех и всегда подолгу о чём то говорила с Юань, в основном рассказывая, как у них с Би Ханом. Хараде приходилось лгать, что б хоть немного осчастливить тлеющую женщину и лишь в эти моменты она улыбалась: сквозь боль, сквозь слёзы и агонию, но она улыбалась и давала Аканэ всё больше наставлений:

«Будь мудрее, не обижайся на него и поддерживай. Когда он переживает - огладь ему плечи, он расслабится и успокоится. Отвлеки его, пусть принимает важные решения на холодную голову. Стань его нервной системой. Стань его силой и духом. Только ты сможешь его успокоить.»

Она верила, надеялась, что у детей всё хорошо, всё так, как рассказывает Аканэ. Но так не было, хотя Харада старалась. Би-Хан часто смотрел в щель приоткрытых дверей на то, как его умирающая мать беседует с его женой. Внутри была какая-то даже ревность к материнской любви, к её вниманию, но одновременно это перекрывалось и ощущениями собственной никчёмности: он же сам уходит от неё так быстро. Не смотря на всё это - внутри что-то зарождалось. Возможно благодарность? Но за что? За то ли, что Аканэ почитает их мать так, словно это и её родитель тоже? За её уважение к ней? То, скорее всего, верно. Но на долго эти чувства сохранить не удалось. В роковой день красноволосая вновь сидела на коленях пред кроватью матушки. Смотреть на Юань без слёз на глазах было уже просто невозможно: жизнь вытекала из женщины ручьём, она уже с трудом говорила и сама несдерживаемо пускала слёзы боли, которую ощущала внутри и ничем не могла подавить, ни радостью, ни улыбками своих детей, ни любовью и уважением, которое к ней проявляла Аканэ. — Аканэ, милая, — прохрипела Юань, протягивая трясущуюся руку к голубоглазой Жар-Птице. — Мой цветок лотоса, скажи: как у вас дела с моим сыном? Не думаете ещё о наследниках? — Всё хорошо, мы уже дружны, — со слезами отвечала Аканэ, натягивая улыбку. — Но дети... мы, пока, не готовы. Би Хан не готов, я помогаю ему... — Очень хорошо. — закрыла глаза она. — Так хочется увидеть внуков... — Вы увидите, Юань-ма, увидите! — она чуть сжала слабую руку в своей переполненной силой руке, сглатывая ком в горле. — Я жду, не дождусь. Кого бы ты хотела, дорогая? — повернув голову на Хараду спросила та. Аканэ помолчала и прислонилась лбом к протянутой руке, которую удерживала в своём замке, прижимаясь к тыльной стороне ладони. — Мальчика, Юань-ма. — Тогда я благословляю вас на здорового мальчика, который вырастет таким же сильным и храбрым, как мои сыновья. И как ты, доченька. — слова прерываются заходящимся кашлем, что садился в тоне и начинал сипеть, пока вовсе не пропал, а губы Юань не остались в раскрытом положении. Веки опустились сами по себе. — Okaasan¹..? — голос дрогнул, а руки сильнее сжали надвигаемую ладонь. — Okaasan! мама! К горлу подкатила паника, а от того Аканэ, не зная, что делать, выбежала в коридор, держась дрожащими руками за края каркаса дверей. Она даже не знала, кого звать. — Би Хан! Томаш! Куай Лян! Пожалуйста! — срывающимся голосом крикнула в коридоры Аканэ. Она готова была поклясться, что услышала эхо своего крика. Тишина, прерывающаяся лишь громким биением сердца и дыханием пиромантки всё же нарушилась: все три брата её услышали и, зная, что она у их матери, с места рванули незамедлительно. Би Хан бежал быстрее всех, отталкивая жену от дверей, грубо и не заботясь о том, упала она или просто во что-то ударилась. Куай попросил Томаша остаться снаружи комнаты вместе с Аканэ, и как бы эти двое сейчас не хотели оказаться там, с человеком, что чужую кровь обоих принял как родную, почему-то не ослушались среднего сына Юань. Зажмурившись красноволосая инстинктивно прижалась к Врбаде, утыкаясь ему в грудь и при том закрывая лицо руками. Ассасин крепко прижал к себе за талию и плечи жену брата, утыкаясь ей в макушку, хмурясь и дико переживая, но при том пытаясь успокоить Аканэ, поглаживая её спину и, кажется, пытаясь бормотать что-то о том, что всё, якобы, будет хорошо.

Конечно не будет. Все уже понимали, к чему вела неизвестная болезнь Юань. Просто никто верить не хотел.

Так и простояв несколько минут, просто обнимая друг друга и утопая в неведенье и страхе Аканэ и Томаш дёрнулись друг от друга, когда Куай отодвинул дверцу комнаты. Его красноречивое молчание и опущенная голова объяснили всё лучше, чем какие либо слова. Только менее больно от этого не стало. Стоящий на коленях перед постелю почившей матери Би Хан молчал, глядя на её лицо. Не было уверенности в реальности происходящего, не было уверенности в том, что её больше нет. Это точно не так, нет. Как мог единственный человек, который заменил Би Хану целый мир, человек, который смог в полной мере отдать Би Хану родительскую любовь, хвалить даже за самые маленькие достижения во весь период роста маленького Грандмастера, человек, умеющий усмирять гнев одним лишь взглядом, улыбкой, вот так взял и... Умер? Это же невозможно. Так не бывает: подобное есть лишь в глупых сказах о принцессах, чьи отцы женились на других женщинах, ведь матери принцесс умирали от болезней или в родах. Не бывает, не бывает, не бывает! Но это прямо здесь. Прямо под внезапно упавшими слезами. Би Хан и сам не заметил, как задрожали его губы, как глаза наполнились слезами и не выдерживая напора отпустили их, роняя на грудь и шею Юань. Но не оказалось того чёртового сказочного эффекта, о котором когда-то в глубоком детстве говорила сама Юань: истинная любовь, её слёзы и кровь сжалят даже смерть и она не заберёт родного человека.

Забрала, сука.

Солёные капли скатывались ручьём. Би Хан это не контролировал, не хотел и не мог: он словно выпал из мира, теряясь где-то в собственных подкорках. Губы лепечут лишь одно слово: «мертва.» Осознание начало приходить колким и резким ударом, чего Би Хан не ожидал, громко издав сдавленный воздухом стон, перебитый всхлипом и вздрогнул всем телом, слегка склоняясь к матери, которой, наконец-то, не больно.

***

— Би Хан.

Тишину комнаты, в которой теперь стало пусто и серо, разбил тихий, нежный голос.

Оторвав взгляд от фотографии в белой рамке, с чёрной лентой на углу, Би Хан немигающими глазами обернулся себе за плечо. Эмоции на лице не сменились, когда он увидел свою жену. Аканэ подошла к столику с белой скатертью возле окна, благовониями, свечами, фруктами и сладостями. Она отчётливо помнила, как в первую ночь все три брата следили за тем, что б ни одна свеча и ни одна палочка благовоний не потухли, и как сама не могла тогда заснуть. Сев рядом с супругом Аканэ прежде всего поцеловала край скатерти и коснулась им своего лба, отпуская ткань. Криомант лишь молча вернул взгляд на фотографию. — Ты совсем не ешь и не спишь... — тихо и несколько грустно продолжала Харада, поворачивая один лишь взгляд в сторону Би Хана. — Мы все беспокоимся о тебе... Я беспокоюсь о тебе. — С чего бы тебе проявлять ко мне такие чувства? — нахмурился он, но не сработав ни единой мышцей шеи не повернулся к красноволосой. Всё, к чему они пытались идти и что зарождалось - кануло в пропасть, перекрываясь горем и отчаянием Би Хана. — Мы женаты, Би Хан. Пусть и по расчёту, пусть и не по нашему с тобой желанию, — голос запнулся. В горле был ком, но, попытавшись сглотнуть его, жар птица продолжила. — но женаты. Юань-ма многое мне рассказала, чему-то меня научила... И взяла с меня обещание, что я стану для тебя той, кому ты мог так доверять и любить, как и её саму. Криомант оспаривать эти слова не стал: он знал, что его мать хотела, что бы они с Аканэ подружились и смоли бы друг друга принять. Знал, как японка лгала, говоря, что у них всё хорошо, лишь бы успокоить и обрадовать умирающую мать. Знал, что теперь плеча подобного его матери, кроме Аканэ, у него нет, но так же у него не было сил сейчас полюбить кого-то или хотя бы сделать вид. Особенно её. — Я обещала ей, Би Хан. Я обещала ей, что мы полюбим друг друга. Я обещала, что она увидит внуков... — Значит ты солгала ей, как и всегда, когда говорила, что у нас всё "отлично". — грубо отвесил в бок брюнет, опуская голову. Аканэ молчала. Было неприятно и даже больно от таких слов, но она вспоминала, как Юань просила её не обижаться на Би Хана, понимать и принимать его. Любить таким, какой он есть, просто настоящего его ещё нужно найти. Почитая и желания покойной Аканэ вздохнула и кивнула. — Да, но я надеюсь, что когда-то я смогу исполнить обещания данные ей и буду делать для этого всё. В комнате вновь повисла тишина и краем глаза Харада заметила, как Саб Зиро слегка обернулся на неё.