in vino veritas

      Первая встреча Рацио и Авантюрина случилась в головном офисе КММ, на собрании, посвященным разработкам Гильдии. Веритас был приглашенным спикером и вещал с трибуны о полезной, с точки зрения Корпорации, информации о разработках новых устройств. На 3д-изображении разбирал подробный чертеж лазера, которым мог уничтожить половину планеты, если вдруг кому-то захочется. Такие опасные разработки обсуждались в маленькой аудитории при небольшом круге доверенных лиц, поэтому присутствовали начальники отделов и хранители Десяти каменных сердец. Рацио только недавно стал сотрудничать с Корпорацией и никого из присутствующих не знал в лицо, хотя, уверен, многие слышали о нем самом.       Впрочем, слава позволила ему приковать к себе так много внимания. Среди прочих заинтересованных умов, несмотря на то, что он был в гипсовой голове, смог поймать особое увлечение одного светловолосого юноши, который беззастенчиво пожирал профессора взглядом. Веритасу это показалось не то чтобы жутким, но очевидно отталкивающим, надеялся, что жажда знаний побудила в чужих глазах страсть, но глупо полагаться на надежду, если не знаешь наверняка. И Рацио быстро надоело думать об этом, забил на любопытство парня, — не время о себе беспокоиться, — и обратил всё своё внимание на чертеж и речь, которая так и готовилась вылететь с языка и мыслей.       Всё же его лекция, рассчитанная на час, из-за которой его выдернули с занятий, пускай и ему на пользу, явно того не стоила. Ему б не помешало прочитать своим слушателям углублённый курс по физике и механике, и пустить в светлую дверь Высшей академии истины на открытый урок, но времени не хватало даже на то, чтоб толково объяснить все нюансы и проблемы, представленные схематично. Было лицо, до глупого нетерпеливое, которого запрещалось трогать, хотя руки чесались запустить мел в голову или треснуть собранием собственных сочинений, чтоб в уме осталось хоть что-то полезное. Этим отличился незнакомец с пронзительным взглядом, который пробирал даже с задних рядов.       Он не сводил своего непочтительного внимания ни на секунду, и, видимо, даже особо ничего не фиксировал в тетради или телефоне — один раз что-то сфотографировал, но явно не 3д-чертеж. Никогда Рацио ещё не был озадачен таким вниманием. Особенно тот тип любил давать витиеватые и провокационные вопросы, лишь подкрепляя желание Рацио использовать грубую силу исключительно в воспитательных целях. И, кажется, наглецу нравилось злить профессора, и Веритас был готов отбить очередной его дерзкий выпад просто из желания ответить, но пришлось прислушаться к настойчивым намёкам волонтеров освободить кафедру для других спикеров, потому что его время закончилось.       Слушатели же, наоборот, очень легко восприняли уход с трибуны столь эксцентричного профессора. А сам Веритас испытывал до смешного противоречивые чувства. Чужое внимание не то чтобы казалось чем-то странным, но так определенно было впервые. Причем на выступлении других учёных слишком приятный, мелодичный голос замолк. Концерт окончился ещё на последнем слове в речи Рацио. Почему интерес слушателя прозвучала как насмешка в его сторону, когда другим не досталось ничего? Он готов был смеяться, но шум гипсовая голова пропускала не хуже ушей, потому позволить такой роскоши не мог; но маленькие прорези в глазницах, через которые только он мог видеть, уверенно скрыли лёгкую досаду.       Вскоре приглашенные специалисты окончили свои выступления, и эта встреча наконец-то подошла к своему завершению. Следующее собрание должно состояться через системный квартал, чтоб у учёных было время на исследования и подготовку отчётов. После окончания мероприятия многие в считанные минуты покинули аудиторию. Он и сам не планировал задерживаться. Следовало вернуться домой, подготовить программу на завтра для студентов и вопросник на грядущие экзамены, но у одного из столов его, внезапно, ждали. Взгляд некстати задержался на светлой, к сожалению, не от знаний, голове одного парня — того самого наглеца. Он легко узнал его, так же смотрел, так же был прикован к лицу и одежде ученого, беззастенчиво разглядывая, начиная с его гипсового лица и заканчивая вертикальными строчками на брюках. Он ощущал стойкий шлейф парфюма, настолько сладкого и терпкого, что голова шла кругом — даже гипсовая защита не спасала. Глаза яркие: такие носила одна народность, которая, вследствие расовой войны, была вынуждена кануть в небытие, и этот факт удивлял сильнее навязчивого аромата или поразительной бестактности. Можно даже сказать, что все эти факты и внешние характеристики незнакомца неожиданно сошлись вместе. Дело в самой народности, кому принадлежали эти невероятные глаза, в их хитрости и коварстве. Веритас судорожно вздохнул, недовольство скопилось где-то внутри отравой, она подобна первобытному страху. За глаза не судят, но если это касалось сигонийцев, то всё менялось. Незнакомец не увидел бы взгляда Рацио даже при всем желании, но он не мог не подметить, как сложил руки на груди, словно выставил защиту не хуже каменной.       Но человек напротив, казалось, давно привык к такому отношению, и отреагировал заискивающей, хитрой улыбкой, прокрутил фишку в пальцах и убрал руку куда-то за спину. Рацио уверен: это лицо, этот взгляд и губы, которые посылали ему какие-то сигналы, ещё долго будут висеть в сознании и даже преследовать в кошмарах.       — Вы кого-то ждёте? — нетерпеливость сквозила за полверсты, темные брови сведены на переносице. Злился он ещё и потому, что задерживаться и впрямь не хотелось, но остался в кабинете он самым последним и, естественно, закрывать его будет он сам.       — Да, и я наконец-то дождался, он стоит прямо передо мной и хочет уйти, — он не церемонился, подошёл ближе, и сознание плавилось не то от аромата, не то от голоса, — Доктор Рацио, это наша первая встреча, но Вы мне сразу приглянулись. Думаю, нас свела судьба!       — Какое нелепое умозаключение, молодой человек. Впрочем, если Вы имеете в виду КММ, с которой я не так давно сотрудничаю, то Вы вполне правы, — Веритас хмыкнул, немного сыронизировав над очередной чужой глупостью.       — КММ? Судьба? Может быть, но Вам не кажется, что по отношению к Корпорации, при всем к ней уважении, это уж слишком неправильно звучит?       — Похоже, Вы не понимаете сарказма, молодой человек.       На это незнакомцу оставалось взорваться внезапным приливом хохота. Он смеялся до колик, успев за минуту их общения прослезиться, а это многого стоит. Обычно многие рыдали, но не от радости. Когда он снова посмотрел на Рацио, в его взгляде сверкнула другая искра, предвещающая новую волну, безрассудную идею.       — Сдаюсь, доктор, Вы меня подловили! Не дуйтесь, я вижу, что Вы злитесь. Неужели это после тех дебатов на лекции? Прошу прощения, если чем-то обидел, обязательно заглажу свою вину.       Парень признал, что причинил неудобства, но легче от этого не становилось. Ещё чуть-чуть, и он мог взорваться от возмущения, потому что сочувствия в чужом голосе мало. Ему казалось, что он впустую тратит время, потому что в улыбке незнакомца считались почти искреннее заискивание и интерес, и последнее точно не возникло из-за жажды знаний. Чувствовал себя пирожным на прилавке, на который облизывается маленький мальчик.       И он носит яркие сигонийскийские глаза.       Его пробирало до костей от такого внимания, но взгляд невозмутим.       — И как же именно, позвольте поинтересоваться?       — Вы, должно быть, слышали такую, поговорку, «истина в вине»? В хорошей компании и с бокалом сухого или полусладкого проявляются истинные, из сердца, чувства. Вину можно загладить только вином. И если Вы хотите убедиться в моей искренности, предлагаю провести вечер в ресторане. Столик на двоих в лучшем заведении Пир-Поинта уже заказан и ждёт нас.       В смысле столик, в смысле на двоих? Какое, к дьяволу, вино? Ну уж нет, Веритас не нуждается в компании, особенно в такой. Ему требуется отдых и ванна, и пить планирует в гордом одиночестве — на трезвую голову эта встреча из воспоминаний не выветрится при всем желании!       — Тогда Вам придется бронь отменить. У меня есть планы на этот вечер, в отличие от Вас.       — Ох, как же так? — тихий и даже театральный вздох как вишенка на торте, заставляет вытащить Рацио свое собрание сочинений, чтоб здесь и сейчас начать бой, тем более свидетелей у них не было и никто осудить его б за это не смог, — Прошу прощения, я совсем не учел Ваш график: у профессоров так много, должно быть, внеурочной работы. Тогда обменяемся номерами? Я зайду за Вами, когда будете свободны.       — Какая вопиющая настойчивость! — пришлось книгу отложить — уж больно эти глаза в нем дыру жгли, а Рацио очень не любил гореть. Книги, к слову, тоже. Отвязаться от него как-то надо было, ему морально некомфортно, — Что ж, записывайте.       И Рацио действительно продиктовал свой номер, однако до него не дозвониться, даже если очень захочется, так как абонент не абонент: пришлось сделать неактивным по необходимости, но набор цифр, как напоминание и памятник былому, остался. И если этот проходимец всё же найдет как с ним связаться, придется вносить чужой номер в черный список. Хотя в этом исходе Рацио сомневался: увлечение рано или поздно проходит, если только это не жажда знаний.       Незнакомец послушно, до цифры, записал всё, что ему продиктовали, даже спросил, правильно ли. Рацио сдерживал смех — эта наивность почти радовала до злорадства внутри, но гипсовая маска скрыла его оскал. Затем пришлось доставать свой смартфон, потому что прежде номер преследователя следует записать хотя бы просто на всякий случай, чтобы, возможно, заблокировать.       — Эм, как Вас?.. — понятно, что Рацио подписал бы его «навязчивый ублюдок», но знать хотя бы надо, с кем имеешь дело.       — А, точно, я засмотрелся на Вашу восхитительную гипсовую голову, и все слова на свете забыл, — он неловко засмеялся, — Меня недавно взяли в должность. Я из Десяти каменных сердец, хранитель Авантюрина, впрочем, называть меня можете так же. Но, думаю, Вы быстро меня запомните.       Веритас бы его запомнил, даже не будь он Авантюрином, но раз такое дело, забывать действительно нельзя. Впрочем, эта новость поразила не так сильно, как блеск его глаз: впечатляла даже не характерная народная особенность, а то, как именно он смотрел. Было много азарта и фальшивых улыбок, заискивания и соблазнов. На выбор лучшего носителя, подумал Рацио, кандидата просто не найти. Саднило внутри только то, что с ним действительно придется работать, если прикажут. Но, может, эта участь избежит его, кто ж знает замыслы Вселенной.       Но это определенно не помешает послать Авантюрина нахуй при первой возможности.       — Хорошего вечера, я позвоню чуть позже, — последнюю гласную он протянул с явным удовольствием, после чего удалился. Шлейф его парфюма наконец-то растворился в этом тесном пространстве, и Рацио наконец-то выдохнул. — Надеюсь, ты бросишь эту затею при первой попытке, — вздох больше похож на облегчение, чем на досаду от не выплеснутых эмоций, и учёный наконец-то снял настолько, казалось, тяжёлый гипсовый щит, который уже трещал по швам.