Домовёнок

      Сабо всегда считал, что для настоящего мужчины не зазорно носить женщин на руках. Во всех смыслах — и в прямом, и в переносном.       В раннем детстве эта мысль образовалась у него в голове как бы сама собой, ведь живого примера перед глазами у Сабо никогда не было. Отец ни разу на его памяти даже не обнял мать — какое там на руках носить. Дадан тоже была не той женщиной, с которой можно было проделать что-то подобное и не получить после этого по зубам. Да и не хотелось — все они тогда с трудом видели в опекунше женщину. А уж если бы он сказал что-то такое Эйсу, тот смеялся бы, хватаясь за живот, а потом еще с полгода бы припоминал.       Зато в книгах, которые в том возрасте Сабо поглощал в количествах неимоверных за неимением более интересного занятия в богатом и бессмысленном доме, эта идея цвела пышным цветом. Благородные разбойники выносили знатных дам из горящих особняков. Отважные рыцари спасали прекрасных селянок от менее благородных разбойников. Книги как одна твердили, что под окнами прекрасной дамы совершенно необходимо исполнять серенады и по возможности совершать разнообразные подвиги в ее честь.       Конечно, большинство таких сюжетов не вызывали у Сабо ничего, кроме скептической ухмылки. С горными разбойниками он был знаком лично и прекрасно знал, что ничего, кроме мешков с ценностями, из горящих особняков они отродясь не выносили. Голоса для серенад у Сабо не было. А как-то раз, по дороге из Терминала домой, он наткнулся на такого не вполне трезвого исполнителя. Зрелище это было настолько нелепое и унизительное, что Сабо поклялся к серенадам отношения никогда не иметь.       А рыцари… Если бы рыцарские турниры не упразднили с полвека назад, его брат Стелли был бы сейчас рыцарем. Можно подумать, это заставило бы его спасти хоть одну селянку, какой бы прекрасной она ни была.       Но как бы Сабо ни презирал сюжеты рыцарских романов, сама идея в голове укоренилась намертво. Укоренилась — и периодически прорастала наружу даже несмотря на потерянные воспоминания.              *              Сабо было тринадцать, когда Драгон впервые отправил его на задание. Его, Бело Бетти и Коалу.       Бело Бетти Сабо знал хорошо. Как-то раз с год назад, когда он впервые ее увидел и еще не знал, кто она такая, он увязался за ней на пристань и помог дотащить до корабля сумку с вещами. Бетти была высокой, но сильной не выглядела и казалась просто обычной красивой женщиной. Он тогда не очень понимал, почему она посмеивается, глядя на него с ее чемоданом. И почему увиливает от рассказа, в чем заключается ее задание. Уже после ему объяснили, что эта женщина была одним из высших офицеров в Революционной Армии. И про задание спрашивать ее не стоило — все ее задания были совершенно секретны.       Но в силу Бетти Сабо все еще верил с трудом и смотрел на нее немного свысока, думая, что она не годна ни на что иное, кроме воодушевляющих разговоров. И он бы мог продолжать так думать, если бы месяц спустя она не дала ему несколько уроков рукопашного боя. После уроков, подбитого глаза и вывихнутого локтя, ему пришлось начать ее уважать и как бойца тоже.       А вот Коалу до того своего самого первого задания Сабо не знал. Он, конечно, видел ее иногда в штабе — мелкую девчонку в платье с чужого плеча, с копной вечно лохматых, секущихся волос, анемичной кожей и большими круглыми глазами в пол-лица. Она была похожа на растрепанного домовенка, и Сабо не понимал, почему ее отдали в ученицы к Хаку, ведь сильным бойцом девчонка не выглядела. Она вообще сильной не выглядела, казалось, что стоит дунуть — и Коала упадет. Сабо она не интересовала, и он никогда раньше к ней не подходил, да и общаться не собирался.       Перед отплытием на задание Коала сама подошла к нему.       Он стоял на верхней палубе фрегата у фальшборта и смотрел, как на причале суетятся люди, сматывая канаты. Рядом с одним из них весело прыгала большая черная собака, такая лохматая, что напоминала массивный пушистый ком. Она припадала на передние лапы и прихватывала веревку зубами, мешая хозяину работать и отвлекая громким лаем. Хозяин что-то ей отвечал и пытался отстранить рукой, но пса это нисколько не останавливало. Сабо засмотрелся на них и забылся.       А Коала оказалась рядом совершенно неслышно. Позвала его по имени, сказала тихое «Здравствуй». Застигнутый врасплох, Сабо невольно вздрогнул. А она неловко улыбнулась и извинилась, украдкой смерила его серьезным и оценивающим взглядом.       Сабо тоже оглядел ее.       Домовенок. Как есть, Домовенок. Маленький, нескладный, с большой головой и острыми коленками, которые торчали из-под платья. Кто-то из Революционной Армии, похоже, пытался немного приодеть Коалу, словно старался подчеркнуть — это девочка, а не несуразное чучело. Но почему-то от Домовенка в красивой «девочковой» одежде — платье, шляпке, ботильонах на каблуке — впечатление становилось лишь печальнее.       А еще у нее были странные глаза. Вроде бы, по-детски наивные, но в то же время проглядывало в них что-то невероятно взрослое, как у ребенка, который пережил слишком многое. Сабо показалось, что в какой-то момент он увидел в них насмешку, и это разозлило его просто неимоверно. Он ответил ей грубо, посмотрел, как легкая улыбка сползла с ее лица.       Коала тогда отошла от него практически сразу и больше не пыталась наладить отношения. А Сабо быстро выкинул ту их размолвку из головы.       Идти до острова им предстояло недолго по меркам Ист Блю. Ветер был попутный и на место они должны были добраться на пару дней раньше срока. Во время плаванья, сидя в кают-компании, Бело Бетти ввела обоих учеников-напарников в курс дела.       Как ни посмотри, а полученное от Драгона задание было пустяковым, по сути, тренировочным. От них требовалось наведаться в небольшой захолустный городок на мирном острове под названием Сой Бин и организовать местных жителей для восстания против градоправителя. Градоправитель тот собирал непомерную дань в пользу Мирового Правительства, чем неплохо пополнял их казну, и что автоматически делало его врагом для Революционной Армии. Никакого серьезного сопротивления волнениям на острове никто не ждал: ближайшая база Дозора располагалась в четырех днях пути оттуда.       Домовенок сидела, с ногами забравшись в кресло в кают-компании, внимательно слушала и задавала Бетти вопросы. Точь-в-точь прилежная девочка-ученица. Сабо искренне скучал на подробных объяснениях и то и дело уходил на палубу, провожаемый неодобрительным взглядом их наставницы.       Уже тогда, в море, Сабо для себя решил, что он терпеть не может такие задания. Кому охота тихо сидеть, вынюхивать по барам, разговаривать с квелыми горожанами, пытаясь сподвигнуть их на хоть какие-нибудь действия? Особенно тогда, когда есть такие задания как у Хака — подразумевающие хорошую драку и возможность дать кому-нибудь из Дозора или Знати по зубам.       На остров они прибыли на десятый день. Зашли в тихую и безлюдную бухту с песчаным пляжем, окруженным лесом, разбили на берегу небольшой палаточный лагерь. В нем Бетти с Сабо и Коалой провели последнюю спокойную ночь, а наутро двинулись через лес к городу.       Вначале все шло без сучка и задоринки. Трое из Революционной Армии, переодетые в гражданское, без происшествий пересекли лесополосу, на проселочной дороге остановили попутную телегу с сеном. За небольшую плату крестьянин согласился их подвезти. До города они добрались после полудня и практически сразу заселились в весьма обшарпанную гостиницу. Толстая и низенькая старушка за стойкой регистрации — она подставляла себе под ноги приступку, чтобы казаться выше — пристально осмотрела Бетти, потом — Сабо и Коалу. Похоже, что-то для себя решила и спросила с участливым интересом:       — Ваши дети? — не дожидаясь ответа и будучи в нем уверенной, протянула ключи от одного номера на всех: — Очень на вас похожи, особенно девочка.       Сабо усмехнулся. Покосился на Бетти. Она стояла с застывшим выражением располагающей к себе улыбки на лице. И улыбка эта выглядела приклеенной поверх раздраженной гримасы.       Бело Бетти было всего двадцать пять лет. Но она курила не меньше Бена Бекмана из команды Красноволосого йонко, пила не меньше самого Красноволосого и красилась как последняя шлюха из какого-нибудь отвратительно-грязного борделя, а потому выглядела лет на десять старше своего возраста. Драгон не раз грозился, что если она продолжит в том же духе, то он снимет ее с должности и запретит учить новичков. Но то ли Бетти не впечатляли его угрозы, то ли она была бы рада скинуть с себя опостылевшие обязанности, а слова начальства раз за разом улетали в молоко. А еще Бетти ненавидела детей.       Но как ни крути, а это было лучшей и самой подходящей им маскировкой, пусть она и доводила Бетти до зубовного скрежета. Выпивающая, ведущая развратную жизнь и очень общительная молодая мать с двумя оборванцами-детьми, которая бесцельно мотается по городам. Такая женщина вызывала в горожанах безотчетную жалость, а это было именно то, что нужно, на первых порах. И пусть из детей на оборванца походила только Коала, им все равно верили.       Они заселились, кое-как провели ночь, ютясь на одной двуспальной кровати втроем. Снизу, из общего зала гостиницы, доносились приглушенные перегородками голоса засидевшейся допоздна компании — звукоизоляция в старом здании была ни к черту. Но, похоже, это мешало только Сабо.       Бетти лежала на животе. Она заснула мгновенно и то и дело начинала негромко похрапывать. Коала сначала долго возилась и толкалась в тесноте между Сабо и Бетти, а потом тоже уснула беспокойным сном. И только Сабо еще долго таращился в потолок и рассматривал деревянные толстые балки, слушая стихающие голоса и шаги. И вот, когда старые часы в коридоре пробили два часа ночи, все затихло, и его, наконец, свалило в неглубокую дремоту, в спину ему вдруг прилетел сильный пинок.       От неожиданности он подорвался на кровати. И спросонья не сразу понял, от кого получил удар — в комнате было тихо и не было посторонних. И только потом Сабо заметил острую коленку Домовенка рядом с тем местом, где только что была его спина.       Он улегся снова, проклиная узкие кровати и слишком широких домовят. Но стоило только ему снова начать клевать носом, как в него прилетел второй пинок. За ним третий.       Домовенок решительно не давала ему спать! Один раз она влепила Сабо пощечину, случайно махнув рукой, потом ткнула локтем в лопатку, а под утро почти скинула его с кровати.       В другой ситуации Сабо посчитал бы забавным то, что ни один из Коалиных тычков почему-то не приходился в сторону Бетти, и та спокойно спала на своей части постели. Но сейчас ему было не до шуток.       — Домовенок, — зло процедил Сабо, отталкивая от себя в очередной раз прилетевшую в него ладонь. Девочка спала как убитая и его не услышала.       В ту ночь Сабо совершенно не выспался. И с Домовенком дело иметь зарекся — как вообще можно доверять человеку, который пытается избить тебя даже во сне? Особенно, если он делает это настолько успешно. Хотя Коала, конечно, извинялась, мило и, как ему казалось, не очень искренне. Во всяком случае, в его понимание искренности не входил едва сдерживаемый смех.       Все следующие ночи Сабо спал на полу в спальном мешке, вынужденно, но галантно уступив кровать дамам.       День они провели в гостинице, и Сабо все-таки смог немного отоспаться. А к вечеру у троицы из Революционной армии началась работа. В целом, ничего сложного в ней не было, всё как раз по основному профилю Бетти. Поговорить с кем-нибудь в одном баре, подкинуть дровишек в пожар недовольства в другом. Втираться в доверие и становиться в доску своей у местных пьянчуг Бело Бетти умела превосходно.       А начинали революционеры всегда с них — с самого низа общества. Там было больше всего тех, кто умел обращаться с оружием. Бывшие пираты, которые из-за травм не могли выйти в море и были вынуждены прибиться к какому-нибудь мирному поселению. Бывшие военные и дозорные, контуженные в бою и забытые Мировым Правительством, которому когда-то служили. Портовые грузчики, своим крошечным жалованием загнанные в мертвую петлю дом-работа-пивнушка. Среди этих людей Бетти и выглядела, и чувствовала себя своей.       Сабо тоже постепенно втягивался. На второй день он нанялся в порту грузчиком, чтобы не привлекать лишнего внимания и казаться местным таким же, какими были они. В своем темно-сером пиджаке и галстуке он был похож на дворянина, о чем не преминул ему сообщить какой-то вусмерть пьяный моряк. Но он выполнял тяжелую работу не хуже других, а говорил такие вещи, о каких всамделишные дворяне даже не помышляли, причем настолько громко, хорошо поставлено и убедительно, что не прислушаться было невозможно.       Потом, когда воспоминания вернулись, Сабо не раз мысленно говорил «спасибо» своим родителям за оплату уроков дикции и риторики. Больше, в сущности, благодарить их было не за что.       Только Коала казалась среди них словно лишней. Она нанялась подмастерьем в лавку сапожника и выполняла свою работу с таким старанием, точно в этом и была ее основная задача. Она мало говорила и много слушала. Внимательно слушала, всем своим видом демонстрируя неподдельный интерес ко всему. И к истории бывшей торговки, с которой они встретились случайно у колодца, и которая была вынуждена продать свою пекарню, чтобы оплатить налоги. И к истории швеи, матери пятерых детей, которая выращивала в палисаднике неприхотливый лук, чтобы семье было чем прокормиться. И к истории кожевника, который доставлял сапожнику кожу сам, потому что не хотел платить лишнюю тысячу белли за доставку.       Коале почему-то доверяли. К ней почему-то приходили и приносили свои горести. И почему-то уходили от нее так, словно гора на плечах стала немного легче.       Но Сабо всё равно про себя называл Коалу не иначе как Домовенком или девочкой с синдромом отличницы. Он почти искренне считал бесполезным всё, что она делала, словно не понимал, что все ее старания объяснялись лишь ее ролью забитого и никем не любимого ребенка, который хочет есть, а потому готов на любую работу. Возможно, он и сам просто попался на ее игру.       Много позже Сабо никак не мог понять, почему он был настолько предвзят тогда к Коале. Она была настолько некрасивым и странным подростком, что он наотрез отказывался видеть в ней девушку. Он видел женщину в вульгарной Бетти, видел ее в жадной и толстой старухе-хозяйке гостиницы, с которой неизменно здоровался, а однажды помог ей поднять стулья на столы, пока та мыла пол в общем зале. Но не видел ее в Коале.       Но, как бы там ни было, а через полмесяца или около того их совместные усилия начали приносить плоды.       За это время троица стала своими людьми в городе. К ним привыкли, с ними здоровались и разговаривали, уже не таясь. Голоса в полупьяных компаниях становились громче и решительнее, отчаянные в прошлом люди из низших слоев горожан уже были вполне готовы вновь взяться за оружие. А небольшой гарнизон, занимавшийся охраной градоправителя, казалось, ничего не замечал под собственным носом. Тогда Сабо впервые подумал, что с виду мирный город действительно может совершенно внезапно оказаться посреди восстания.       Но Бетти его оптимизма не разделяла. Одно дело — покричать в кругу друзей ночью в пивнушке. И совсем другое — по-настоящему взяться за оружие и реально рискнуть жизнью.       У них и правда могло ничего не получиться. Бетти предупреждала, что такое случается достаточно часто. Революционная армия приезжала слишком рано, тратила время и силы, но люди в городе еще не были окончательно готовы и доведены до нужной степени отчаянья. И тогда восстание стихало, не успев начаться.       Так и в этом городе огромный шрамированный мужчина по имени Огл, которому Бетти отдала роль предводителя восстания, мог еще сколько угодно долго набирать сторонников. И его шайка все равно бы не превысила двух десятков человек.       Но дело решило своевременное совпадение, которое по какой-то непонятной причине ни у кого из троицы не вызвало настороженности.       К концу первого месяца после прибытия революционеров на остров от градоправителя пришел приказ о повышении платы за питьевую воду. Почти в два раза.       Люди зароптали. Сапожник с сожалением указал Домовенку на дверь, о чем та рассказала вечером упавшим и бесцветным голосом. Швея, не сдержавшись, расплакалась над своим луком, когда Коала зашла к ней вечером, чтобы занести батон хлеба и бутылку молока, как она, оказывается, делала весь этот месяц.       Последняя капля наконец сломала хрупкое терпение. Люди потянулись к Оглу. Всё те же грузчики, которым перестало хватать на пиво, строители и бывшие бандиты — пропойцы всех мастей. Но были среди них и обычные мирные люди — пекари, торговцы, крестьяне, разоренные нечеловеческими законами.       Через три дня у Революционной Армии в распоряжении был вполне боеспособный отряд из ста пятидесяти человек.       Они пошли на приступ особняка градоправителя следующей ночью. Импровизированное воинство тихо двигалось в темноте, оставаясь невидимым и неслышимым. Вооруженные дубинками, арматурой, ножами люди шли вперед. Лишь у некоторых были абордажные сабли, лишь у двоих — тяжелые и безнадежно устаревшие мушкеты. Бетти и Сабо с Коалой шли с ними: Революционная Армия никогда не оставляла вооруженные мятежи без своей поддержки.       Они никому до последнего момента не говорили, кем являются на самом деле. Люди должны были думать, что это они сами дошли до восстания. Потом, через несколько дней, когда все немного успокоится, Революционная Армия сама свяжется с тем, кого люди выберут предводителем. И, возможно, тогда самые наблюдательные из них заподозрят что-то неладное, но дело будет уже сделано.       Поэтому сейчас они трое не лезли вперед, к Оглу и его ближайшим соратникам. Те были достаточно сильными, чтобы без особых затруднений справиться с малым гарнизоном.       Сабо шел по правую руку от Бетти. Удивительно, но страха он не чувствовал. Было все крепнущее ощущение сопричастности чему-то масштабному, предвкушение легкой битвы и что-то еще, смутное. Как ощущение удовлетворения от небольшой, но всё же подлянки для Мирового Правительства. Бетти тоже выглядела спокойной, но сосредоточенной. Это почему-то вселяло уверенность.       И каково же было их удивление, когда вместо малого гарнизона у особняка их встретил отряд Дозора во главе с контр-адмиралом.       Бетти остановилась. Сабо и Коала следом за ней.       Мимо них продолжали идти люди, слепо уверенные, что им никто не окажет сопротивления. И неспособные оценить реальную силу противников из-за собственной катастрофической слабости по сравнению с ними.       Но контр-адмирал даже не смотрел на вооруженных мятежников — с ними без труда могли справиться его рядовые. А его взгляд прикипел к Бетти. Он, конечно же, ее узнал.       — Революционеры, — губы этого массивного мужчины на две головы выше Бетти растянулись в ехидную усмешку, он зло сплюнул на землю. — Так и знал, что волнения в городе ваших рук дело. Как быстро вы клюнули на мою удочку.       — Ловушка, — одними губами шепнула Бетти. Приказ градоправителя был приманкой, чтобы уничтожить восстание на корню, пока оно не захватило весь остров. И они поняли это слишком поздно.       — Отступаем! Отступаем! — Бетти еще успела махнуть красным флагом. А в следующий миг уже выхватила саблю, чтобы встретить удар контр-адмирала.       Сабо плохо запомнил тот бой. Помнил, как мимо него бежали несчастные вусмерть перепуганные гражданские. Как где-то кто-то истошно кричал и причитал. Как отрубленная голова Огла упала на землю и покатилась по кочкам.       Совсем рядом ничком упал молодой мужчина. Ударной волной от взрыва ему почти оторвало ногу ниже колена.       Среди темноты, мельтешения черного и серого, Сабо лицом к лицу встретил какого-то дозорного. Тот был бородат, на потном, измазанном землей лице, ярко блестели глаза. Он хрипло, зверино зарычал, замахнулся саблей. Сабо свалил его ударом в голову.       Потом, во всем этом хаосе, взгляд выцепил растрепанную макушку Домовенка.       — Беги прочь! — крикнул ей Сабо и тут же осекся.       Она дралась против двоих здоровых мужиков одновременно. И не сказать, чтобы это вызывало у нее хоть какие-нибудь трудности. Сабо узнал приемы рыбокарате — Домовенок владела ими очень неплохо.       Но тут сзади к ней приблизился еще один дозорный. Защититься от него ей было уже нечем — она его попросту не заметила, не успевая отвлекаться от двух противников.       Сабо не помнил, как оказался рядом. И как прикрыл ей спину. Но всё остальное время они провели именно так, спина к спине. И Сабо не мог не признать — со стороны Коалы ему не прилетело ни одного удара.       Они держались против отряда Дозора еще некоторое время. Каждая лишняя минута давала мирным людям фору, чтобы уйти от опасности быть убитыми или схваченными. Спрятаться. Сбежать в лес или в горы. Куда-то, где их не найдут, даже если будут искать.       Но их троих хватило ненадолго. В какой-то момент у контр-адмирала отросло восемь паучьих лап, огромных, щетинистых и очень сильных — у него был Зоан паука. Лапы распрямлялись и сгибались с невероятной скоростью, били острыми как пики когтями. Один из них пробил двух мятежников, что стояли слишком близко друг к другу, насквозь.       Сабо с трудом успевал смотреть за контр-адмиралом. Ему заливало глаза грязным, смешанным с кровью потом, он чувствовал, что начинает выдыхаться. Очередной удар он пропустил, тяжелый кулак врезался в плечо так, что вся рука на несколько секунд занемела.       Где-то в стороне вскрикнула Бетти.       Потом они бежали. Бетти выдернула Сабо и Коалу из гущи боя, потащила за собой. Она задыхалась, хваталась за грудь, за живот и отставала. Но ей удалось отрубить у контр-адмирала одну из восьми ног и этим его замедлить.       Сабо старался держаться в хвосте, следить, чтобы Бетти и Коала, обе, были в поле его зрения. Но потом они вбежали в пригород, замелькали темные стены и окна деревянных домов, Сабо окончательно выдохся, и сил его стало хватать лишь на то, чтобы не выпускать из виду спину Бетти.       В себя он пришел сидящим на земляном полу в темном подвале какого-то дома. Дыхание все еще тяжело вырывалось из груди, во рту пересохло так, что губы разлепить казалось невозможным.       Сколько же они бежали, раз он настолько запыхался?..       Рядом с ним сидела Бетти, низко склонив голову, так что волосы совсем скрыли ее лицо. Она держалась за бок и тоже тяжело дышала.       Сабо прислушался. Снаружи доносились отдаленные крики и звуки торопливых шагов. Коалу он пока не видел и не слышал. Неужели отстала и потерялась?..       От этой мысли его прошиб холодный пот. Ему, может быть, и не нравилась Домовенок, но стоило только представить ее в руках у Дозора, как личное уходило на второй план.       Он поднялся на ноги. Быстро осмотрел себя. Он не чувствовал, что ранен, но боль мог глушить адреналин. К счастью, с виду он был совершенно цел, только немного тянуло плечо, в которое пришелся последний неудачный удар, да у виска, похоже, ему поставили ссадину. Но в сравнении с тем, что могло бы быть, это были такие пустяки.       Он собирался идти на поиски бедовой девчонки. Пока те, кто ходил и шумел снаружи, не обнаружили ее раньше.       Но как только он сделал первый шаг, взгляд вдруг зацепился за ее силуэт в темноте. Домовенок стояла неподвижно на последней ступени лестницы в подвал. Она настолько слилась с темнотой и настолько спрятала свое присутствие, что, наверное, даже Волей Наблюдения обнаружить ее было бы непросто. Через приоткрытый люк она слушала то, что происходило снаружи, и подглядывала через щелочку.       Сабо, как мог, скрыл облегченный вздох.       Наконец, Домовенок тихо и аккуратно вернула люк на место и спустилась в подвал, медленно, словно вразвалочку, подошла к Сабо с Бетти.       — Мы оторвались, — оказывается, она заметно прихрамывала на левую ногу. — Они ходят по домам с облавами, но сюда вряд ли сунутся. Надо пересидеть с полчаса, пока они уйдут в соседний квартал, и уходить. Бетти-сан, как вы?       — Жить буду, — Бело Бетти наконец подняла голову, усмехнулась. Передвинулась немного, открывая обзор, и Сабо увидел, что весь бок ее светло-серой рубашки залит свежей кровью.       — Вы ранены! — не сдержался Сабо.       — Паук постарался, — Бетти, не обращая внимания на присутствие, вроде как, мужчины, расстегнула рубашку. Сабо чуть воздухом не подавился от зрелища такого. И хотя в темноте все просматривалось не дальше чем на расстояние вытянутой руки, все равно поспешно отвернулся.       Бетти поморщилась, отдирая клочья ткани от раны, внимательно ее осмотрела. Потом вновь зашуршала рубашкой, одеваясь. И сказала:       — Ничего. Нам бы до корабля добраться и погоню к нашим не привести, а уж на корабле меня подлатают. Через полчаса будем уходить отсюда.       Но несмотря на ее уверенность, в подвале они засели не на полчаса и даже не на час.       Сабо не знал, сколько прошло времени. Справа от него дремала Бетти, свесив голову на грудь. Слева Домовенок упрямо делала вид, что не спит, но то и дело тяжело приваливалась к его плечу, тут же вздрагивала и садилась ровно.       Сабо хотелось пить. И спать. И есть. А еще он с поразительной ясностью понимал, что действительно терпеть не может такие задания. Но вовсе не потому, что они бывают скучными.       Шаги и голоса снаружи утихли только под утро.       Когда в щель между люком и потолком проглянул первый неверный бледно-синий свет, Сабо пихнул Домовенка локтем, аккуратно потряс Бетти за плечо.       — Нам пора уходить, — сказал, как только во взгляде наставницы появилась хоть какая-то осмысленность.       Она тоже прислушалась. Ничего подозрительного за пределами их убежища не услышала и, наверное, не почувствовала.       — Пора, — кивнула, облизнула губы, которые даже со стороны выглядели пересохшими. Ночь на холодном полу не прошла для нее даром — даже в предутреннем полумраке Сабо видел, насколько она бледна. До синевы и черных мешков под глазами. Только помочь ей он ничем не мог.       Домовенок поднялась на ноги первая. Она мучительно зевала и терла глаза кулаками, пытаясь прогнать сон. И стояла как-то неровно, словно была не уверена в собственных ногах. Следом за ней поднялся Сабо, протянул руку Бетти.       Она оперлась тяжело, хватаясь за стену, встала. И тут же болезненно охнула, согнулась, держась за живот.       — Бетти-сан? — Коала безотчетно шагнула к ней. Пошатнулась, чуть не упала, но упрямо скрипнула зубами и выровнялась.       Бетти глубоко вдохнула, потом выдохнула. Лицо ее было не разглядеть за упавшими на лоб волосами, но говорила она неожиданно безэмоционально и непривычно кратко:       — Я останусь здесь. Вы идите к кораблю без меня. Только не по дороге, держитесь полей. Скажите нашим, что я ранена, пусть за мной пошлют кого-нибудь. Вы поняли? Я дождусь здесь. Поняли? — она подняла глаза, посмотрела на младших напарников, словно ожидая ответа или хоть какой-нибудь утвердительной реакции.       Только Сабо как будто застыл и не мог вымолвить ни слова. Он чувствовал — рядом точно так же застыла Домовенок. Должно быть, они вдвоем выглядели сейчас крайне нелепо.       Сабо действительно все понял. Понял, что Бетти ранена сильнее, чем он думал. И что с такой раной она не дойдет. Не сможет осилить переход не то что до корабля — даже до выхода из пригорода. А они с Коалой будут идти долго. Сначала до проселочной дороги, по которой месяц назад их везли на телеге, потом по ней до перелеска. Если идти без отдыха, то к ночи, возможно, дойдут. Или упадут по пути от усталости, голода и жажды без сил.       Сможет ли Бетти дождаться подмоги? Ведь ей придется пробыть здесь не меньше пары дней. И не найдет ли ее Дозор раньше?       — Бетти-сан… — голос Домовенка подозрительно напоминал жалкий скулеж. И это вывело Сабо из странного оцепенения.       Он шагнул вперед, повернулся к Бетти спиной.       — Залезайте, — он не хотел, чтобы это прозвучало как приказ, но оно прозвучало. Сабо буквально затылком почувствовал, что взгляд начальства стал недовольно-возмущенным, и зачастил: — Бетти-сан, мы все поняли. Но мы не собираемся оставлять вас здесь одну. Пройдет еще час или два, и Дозор продолжит облавы. Поэтому мы либо остаемся здесь все вместе и принимаем бой, либо вы сейчас забираетесь мне на спину, и мы идем к кораблю. Коала со мной согласится. Согласится же? — он пристально и почти угрожающе посмотрел на замершую девчонку. Домовенок смотрела на него круглыми глазами. Но, когда он обратился к ней напрямую, мигом отмерла и медленно кивнула.       — Ты понимаешь, что нарушаешь прямой приказ? — голос Бетти показался ему просто невыносимо холодным. Обернуться и посмотреть ей в глаза было страшно до одури. Но он знал: если отступит и оставит ее здесь, больше не сможет уважать себя самого.       — Бетти-сан, — он надеялся, что хотя бы внешне ему удалось остаться спокойным. — Я понимаю, что сейчас окончательно провалил экзамен, которым было это задание. И вы даже можете наложить на меня дисциплинарное взыскание, когда мы дойдем до корабля. Но я вас здесь не оставлю.       — Ты хотел сказать, «если мы дойдем до корабля», — это было сказано настолько ехидно, что, если бы яд слов убивал, всем этим ядом можно было бы убить двух Сабо. Но он не обернулся и не отошел, ожидая дальнейших слов и действий.       Только Бетти словно сдулась. Осунулась и сгорбилась, и стала казаться еще старше. И наконец сказала:       — К черту. Делайте, что хотите.       Она оказалась тяжелее, чем Сабо рассчитывал. И выше. И поэтому нести ее было совершенно неудобно.       Он поправил ее у себя на спине, как мешок с поклажей, поудобнее перехватил за ноги. И смутился от этих мыслей. Уверенность, что он сильный и донесет наставницу до корабля, таяла, как темнота подвала в первых лучах рассвета.       — Вы готовы? — спросила Домовенок с каким-то подозрительным сомнением.       Сабо недоверчиво уставился на нее. Ему показалось, или эта кикимора сомневается в его силах? Донести начальство до корабля и самому не запросить о привале стало делом принципа.       Из подвала Коала выбиралась первой. Аккуратно приоткрыла люк, осмотрелась, потом высунулась чуть сильнее. Сказала, не обернувшись:       — Всё чисто.       Спустя квартал по совершенно безлюдным, разгромленным улицам, мимо домов с выбитыми стеклами и покосившимися дверями, Сабо понял: Домовенок действительно сильно хромала. Да как она вообще до сих пор шла в этих своих «девочковых» изящных ботильонах на высоком каблуке?.. По разумению Сабо, такая обувь не годилась ни для драки, ни для побега. Да ни на что не годилась, кроме задачи создать впечатление хорошей девочки.       — Эй, — наконец, устав смотреть на ее ковыляющую походку, окликнул Сабо. Она нехотя обернулась. — Если хочешь, можешь опереться на меня.       Домовенок посмотрела дико и разве что у виска не покрутила:       — Сдурел?       «Сильная девчонка», — мелькнула непрошенная мысль. Мелькнула — и тут же пропала.       Они уходили из города на рассвете, полями кукурузы и пшеницы. Из-за горизонта медленно выползало солнце в тумане низкой облачности, сырость каплями измороси висела в воздухе.       Издалека доносился слабый стук топоров и молотков. Вдоль проселочной дороги высились первые остовы виселиц.