Останься, генерал

      Я стояла у двери, обхватив руками плечи, не решаясь сдвинуться с места, будто бы что-то или кто-то не позволяли этого сделать. Я слышала, как удаляются шаги, и колебалась между тем, чтобы выбежать вслед за Дмитрием и оставить все как есть. Позволить ли страху и беспокойству от оставленной записки поглотить мои мысли или догнать генерала, попросить его задержаться, чтобы хотя бы этой ночью он побыл со мной почувствовать себя в безопасности? Ноги будто бы приросли к полу, налились свинцом, а раздумья не давали покоя и без того тяжелой голове.       Спустя еще пару секунд было принято решение: рука потянулась к ручке двери, но она открылась сама, и на пороге оказался он. В глазах виднелось беспокойство, а по лицу можно было прочитать, что его терзали те же мысли. Я застыла в ожидании, скорее даже в предвкушении. От нетерпения живот скрутило тугим узлом, казалось, еще пара мгновений, и меня вывернет наизнанку. Так странно спустя долгое время ощущать, чувствовать, переживать. Я давно замечала, но не признавалась самой себе, что причина всему — Дмитрий. Он вдохнул в меня жизнь, взбудоражил сознание, разбудил, казалось бы, уже умерших, как почти все живое, бабочек. Хотелось быть с ним беззащитной, чтобы окутал меня лаской, заботой… Любовью… Чтобы внимание его было сосредоточено на мне, ни на ком другом. Раз он здесь, быть может, и он того же хочет, или это все мои глупые надежды и фантазии… И когда только брюнет успел забраться под кожу, заменить мне воздух? В какой момент появилось желание, чтобы он был моим домом, моим миром? Не знаю, но и думать об этом вовсе не хотелось раньше.       — Подумал, что оставлять тебя одну — это плохая идея, — молчание прервал, по обыкновению, генерал.       — Я тоже так думаю, — выпалила почти сразу, ожидая, что он скажет именно это.       Коротко кивнув, Дмитрий прошел внутрь, закрывая дверь. Он повесил пальто на вешалку, с которого стекала вода, образовывая под ним лужицу. Я подошла к кровати, намереваясь переодеться, и повернулась к мужчине спиной. Бросив понимающий взгляд, он повернулся точно так же своей ко мне. Руки нашли застежку, и я попыталась потянуть бегунок вниз, но тщетно — из-за вымокшей насквозь одежды сделать это казалось почти невозможным. Я судорожно пыталась расстегнуть сорочку, почти истерично дергая ткань в попытках оттянуть ту, чтобы бегунок начал движение, но тщетно. Посетила мысль и вовсе снять сорочку через верх, но вдруг ощутила между лопаток большую теплую ладонь. От такого простого касания из легких выбило воздух, щеки покрылись румянцем, а душа затрепетала. Дмитрий аккуратно поддел застежку и потянул вниз, помогая справиться со злосчастным замком. — Спасибо, — еле слышно произнесла я и обернулась. Вопреки ожиданиям, что он стоит ко мне лицом, я увидела широкую спину. В груди кольнуло легкое разочарование, однако холод от промокшей одежды оказался сильнее. Наспех я сняла одежду и нашла рядом другую сорочку. Натянув её, я юркнула под одеяло, брюнет же сел на другой конец кровати, все так же обращенный ко мне спиной.       — Тебе нужно снять мокрую одежду, иначе заболеешь.       Мужчина повернулся ко мне вполоборота и вскинул брови: — А у тебя разве есть что-то подходящее? — Я отрицательно мотнула головой. — Ну вот, спи. Как уснешь, я уйду, у себя и переоденусь, — Дмитрий снова отвернулся. Удивительно, как хорошо были видны все мышцы под рубашкой — отводить взгляд не было желания, однако хотелось глядеть ему в глаза, а не созерцать спину. Ощутив легкое разочарование, я поджала губы. Совсем не нравилась перспектива остаться одной сегодня.       Ведомая своим желанием прикоснуться к нему, я положила ладонь на его плечо и провела вниз, оглаживая наверняка принявшую на себя много ударов спину. Голубоглазый вздрогнул, резко повернувшись ко мне. Брови нахмурены — как и всегда. — Что ты делаешь?       — Рубашка насквозь промокла, тебе необходимо снять и её, и штаны. Заболеешь ты — заболеет отряд. Для чего жертвовать всеми? Это не рационально, — его лицо стало задумчивым, и, не давая ему времени принять какое-либо решение, я добавила: — Останься, генерал.       Мне действительно очень этого хочется: неймется, чтобы он лег со мной, позволил себе такую слабость. Желаю обнимать его, очерчивать каждый шрам, каждый мускул. Мне хочется быть его слабостью, добавить пару ярких отметин рядом с глубокими шрамами на теле. Мечтаю опутать его своей паутиной, чтобы остались только я и он, ведь сейчас важны только мы вдвоем. Ни апокалипсис, ни отродья — ничего, только генерал и лаборант, желающие потеряться друг в друге, влечение которых необратимо. Оба это осознавали, но не позволяли себе переступить грань, сдерживаемые собственными интересами и рамками. Не хотели рушить и без того хрупкие мир и доверие, что выстроились у них. Мне нужен он, быть может, и я нужна ему? Необходим как воздух… Этот маленький оплот спокойствия в безустанно бушующем океане, который он дарует своим присутствием.       Тяжело выдохнув, генерал встал, расстегивая свою рубашку. Я не отворачивалась, желая узнать, насколько близко к действительности были кроткие фантазии о хорошо сложенном теле. Реальность оказалось куда красочнее — мышцы перекатывались от его движений, будто те выточены скульптором, что кропотливо и долго создавал их, чтобы не только он, но и другие восхищались его творением. Безусловно, это говорило о непоколебимой силе воли и о сотнях часов, проведенных в зале или на профессиональной подготовке. Шрамы же, что обрамляли грудь, только украшали, приковывали взгляд, и я, словно завороженная, созерцала это поистине захватывающее зрелище. Появилось желание провести руками по каждому шраму, по каждому кубику пресса, изучить каждую мышцу. Затем Дмитрий наспех расстегнул ремень брюк и снял их, аккуратно повесив на кресло рядом с рубашкой, чтобы те просохли хотя бы немного. Он быстро забрался под одеяло и устроился на самом краю кровати, вновь повернувшись спиной.       — Мне иногда кажется, что твою спину я вижу чаще, чем твое лицо.       — Ты то молчишь, то болтаешь без умолку. Спи, — недовольно буркнул брюнет.        — Ничем Вам не угодить, генерал, — я цокнула. Вместо того чтобы послушать его, я придвинулась к нему и легким движением обняла, укладывая ледяную ладонь на его грудь. Казалось, страх испарился и мне было дозволено делать всё то, что только вздумается, за это не будет испытано и доли стыда. Генерал дернулся, явно не ожидая такого жеста, но руку мою не убрал. Значит, я не одинока в своих желаниях. Прижавшись грудью к его спине, я придвинула ступни поближе к его ногам и ощутила, как его покрыли мурашки.       — У тебя очень холодные руки и ноги. Твоё тело вообще умеет греться? Такое ощущение, что у меня за спиной отродье, — едко усмехнулся он.       — Я под одеялом минут пять от силы. Спасибо, приятно знать, что я отродье, — намереваясь убрать руку, я дернула её на себя, но крепкая сухая ладонь обхватила моё запястье, не желая, чтобы объятия прекратились. Такое действие вселило еще больше надежды, что он хочет того же, что и я. Хочет быть со мной, по крайней мере сейчас, эту ночь. Я аккуратно уложила руку обратно и неспешно начала выводить замысловатые линии по его груди, очерчивая каждый найденный мной шрам. Ощутила, как гулко бьётся его сердце, готовое вот-вот выпорхнуть, ровно как и моё. Дыхание вдруг сбилось, стало рваным, а ладонь продолжала по-хозяйски блуждать по груди, постепенно опускаясь ниже, к прессу. Я провела почти невесомо по каждому кубику мощного пресса. Сознание будоражила мысль, что мне дозволяется делать это, в животе все больше затягивался узел, пульсировал, горел. Тело молило о разрядке, ныло в желании, чтобы и его гладили, ласкали и чтобы на него смотрели с таким же вожделением, как смотрела я на Дмитрия. Не кто-то иной, а только он — серьёзный, закрытый, отстранённый и закалённый годами службы генерал. Руки всё так же были холодны, но почему-то вдруг стало нестерпимо жарко. Забывшись в потоке мыслей, ладонь соскользнула ниже положенного. Да и что сейчас значит слово «положено»? Даже лежать так, в обнимку, не положено.       Запястье оказалось в крепкой хватке левой руки мужчины, и, не успев опомниться, я оказалась прижата к кровати. Мои запястья держали одной рукой надо мной, а бедра были зажаты мощными ногами, не оставляя шанса на отступление. Кровь стучала в ушах, а грудь вздымалась от частого дыхания. Казалось, будто весь воздух выкачали из легких, мне его катастрофически не хватало. И его тоже. Интимность момента зашкаливала, оттого щеки залились густым румянцем. Голубые глаза испепеляли меня, так и хотелось отвести взгляд, но что-то не давало этого сделать. Не сейчас, не сломлюсь, не прекращу. Я впервые пристально вгляделась в его лицо… И теперь так манило прикоснуться к шраму над губой. Жаль, что мои руки скованы.       — Зачем ты это делаешь? — Хриплым, низким голосом произнес мужчина. Он почти сломился, ещё чуть-чуть, и он поддастся искушению разделить с ней постель этой ночью. Он был поистине красив, несмотря на суровость черт его лица, от его вида перехватывало дыхание — растрепанные, мокрые черные волосы обрамляли лоб, голубые глаза стали почти черными, даже у закалённого генерала сейчас было раскрасневшееся лицо ни то от злости, ни то от моих действий. — Не знаю, — я едва нашла в себе силы сказать хоть что-то. Чуть помедлив, я прошептала, пока хватало на то смелости: — Я хочу тебя, Дмитрий, хочу быть твоей.       Только сейчас я поняла, что сказала. Хотелось закрыть рот, спрятаться, стереть память и себе, и ему. Мир, тот хрупкий, что мы только выстроили, казалось, пошатнулся по моей глупости, из-за моих желаний. Вероятно, я себе все надумала. И зачем только открыла рот.       Вновь не давая мне обдумать происходящее хорошенько, губы генерала накрыли мои в требовательном, грубом, но таком нужном поцелуе. Он жадно целовал меня, будто бы жаждал услышать эти слова, и я дала ему зеленый свет. Я его сломила, такого грозного и не поддающегося ничему Дмитрия. В требовательном жесте я запустила свой язык, находя его, и они заплясали в необузданном танце, непонятном никому. Мы нуждались в этом, и, наконец, смогли поддаться своим чувствам. Чувства… А ведь недавно они были мне чужды, я не хотела испытывать больше ничего и ни к кому, ни за что. Сейчас же я желала потеряться в нём, окунуться с головой в этот омут, ощутить весь спектр эмоций и чувств, что может принести этот мужчина. Что он делает со мной? Неважно, главное — сейчас он здесь, рядом, ласкает мои губы в присущей ему манере. Всё кажется таким правильным, будто бы только так и должно быть, никак иначе.       Его правая рука легла мне на талию, чуть нетерпеливо поглаживая её. Я захотела вцепиться ногтями в его широкую спину, дабы не потеряться от нахлынувших на меня чувств, и, что есть силы, дернула руками, постаравшись высвободиться, но Дмитрий не позволил, он даже не шелохнулся. Такой сильный, умный, практичный — он точно смог бы укрыть меня от всех бед, от всех неприятелей. Мужчина задрал ночнушку, желая прикоснуться к голой коже, и провел рукой по моему бедру, крепко сжимая его. Я застонала от сладостной боли, ощущая, как с каждым движением я намокаю снизу все больше и больше. Лоно тянуло, требуя продолжения, ожидая разрядки. Я хотела его всего, хотела ощутить его внутри меня, чтобы с каждым толчком выбивало из легких всё больше воздуха. Я мечтаю покориться ему, отдаться полностью, без остатка. И, кажется, он мечтает ровно о том же.       Издав утробный рык, он оторвался от меня… Это расстроило, тело требовало не останавливаться на начатом. Дмитрий стоял на коленях, отпустив мои руки, а я всё так же лежала под ним, желающая продолжения. Он сел на свою сторону кровати, очевидно, все ещё пытаясь совладать с разумом. — Почему ты остановился? — я поднялась на локтях. Голос звучал умоляюще, я не узнавала его, будто бы он не принадлежал мне. Определенно, этот мужчина очень сильно действует на меня, он — мой личный сорт наркотика. Не давая ему отступить, я села на него, затем сняла, по моему мнению, такую лишнюю ночнушку. И вот перед ним вся я — оголенная, раскрасневшаяся, ведомая своими чувствами и желающая быть только его. Сейчас я с ним честна как никогда, показываю своё доверие и не хочу быть отвергнутой. Аккуратно накрыв его губы своими, покусывая и оттягивая их, я ожидала ответной реакции — той, что была минуту назад. Тело изнывало, требовало прикосновений, а сердце сжималось в болезненном томлении. Я укусила нижнюю губу генерала, наказывая за его поведение.       Его руки дрожали, а взгляд был все так же затуманен, сердце колотилось. Нет, он ещё не принял решение прекратить. И, словно подтверждая данную мысль, он спросил хриплым шёпотом: — Ты уверена, что точно этого желаешь? Я не хочу игр, Лэйн, я не такой человек. Мне нужна конкретика, нужно постоянство. Если хочешь быть моей — быть моей безоговорочно. Ты свалилась, как снег на голову, из ниоткуда, всегда себе на уме, затуманила рассудок. Так просто тебе теперь не отделаться, — он выжидающе заглянул в мои глаза, почти умоляя взглядом. Я смогла растопить, казалось бы, ледяное сердце Дмитрия. Кислород в комнате будто бы кончился, от признания генерала закружилась голова. От чувств мысли в голове вихрем стали сменять друг друга, однако я точно знала, что скажу ему.       — Да, я сказала, что хочу быть твоей. Мне также важна конкретика, одной ночью ты от меня не отделаешься, генерал, — этих слов оказалось с лихвой достаточно. Мужчина вновь прильнул к моим губам, с новым напором и новой силой. Все так же грубо, жадно, с вожделением. Ему присуща грубость во всем: в движениях, словах, действиях, — это его натура, этого не отнять, да и не нужно. Без этого Дмитрий не был бы Дмитрием, а нуждалась я именно в том генерале, который пробудил во мне чувства вновь и будто бы приумножил их в сотни тысяч раз. Теперь он сбережет меня от всего и всех, будет хранить, словно драгоценную вещь, никому не отдаст и не позволит обидеть его странную и отчужденную Лэйн.       Его руки снова впились в мои бедра, я точно знала — будут синяки. Плевать, это неважно. Я двигалась, ощущая его возбуждение, и голова кружилась, казалось, я под дурманом. И как же мне хорошо — хочется, чтобы весь мир знал о том, как мне прекрасно с ним. Однако мой мир — это он, и большего мне, пожалуй, не надо. Трусы промокли, и горячий, даже через ткань, член Дмитрия распалял все больше желания. Я тихо застонала и выгнулась, когда его губы спустились к моей груди, язык нашел сосок и умело обласкал его. Пахом я все так же потиралась о него, и генерал, в наказание за нетерпеливость, укусил за сосок, а затем перевернул меня, подмяв под себя. Мужчина проводил дорожку поцелуев от шеи до низа живота, а внутри меня все трепетало, я дрожала от каждого прикосновения его грубых губ. Генерал прикоснулся к моему лоно сквозь ткань трусов, нашел клитор и огладил его, и этого хватило, чтобы я застонала от сладостного прикосновения. Он удовлетворительно усмехнулся и стянул с меня лишнюю ткань. Я предстала перед ним совсем нагая и, на удивление, не испытала ни капли стыда, все было до жути правильным, будто именно его я ждала всю жизнь. Сейчас нет места смущению, только страсть, вожделение, желание.       Дмитрий опустился к жаждущему его месту и нашел клитор губами, посасывая его, одновременно слегка лаская языком. От ощущений сносило голову, я не контролировала себя от слова совсем, мне было все равно, если кто-то услышит. Опустив голову, чтобы запечатлеть это прекрасный момент в памяти, я встретилась с его голубыми глазами. Пробежали мурашки от осознания того, что он бесстыдно наблюдал за каждой моей эмоцией, за каждым стоном, упиваясь тем, как он действует на меня, как я хочу его. Я запустила руку ему в волосы, как бы направляя, не желая, чтобы он останавливался. Придерживая одну мою ногу, не прекращая движений ртом, он погрузил в меня два пальца, и я потерялась в сладкой неге. Он двигал ими быстро, умело, будто бы делал это со мной уже десятки раз, ведь это был именно нужный мне ритм. Почувствовав, что скоро кончу, я сильнее сжала свои пальцы на его голове, и он остановился, явно давая понять, что это не всё, на сегодня он не закончил.       Он ловким движением снял с себя трусы, высвобождая набухший и пульсирующий член, и затем резко и бесцеремонно вошел в меня, начал резво двигаться, не давая мне привыкнуть. Я громко застонала, и, стараясь приглушить звуки, он накрыл мои губы своими. Он вдалбливал меня в кровать, двигался быстро, резко, подгоняя меня скорее кончить. Хотелось оттянуть этот момент, застыть в нем, чтобы все закончилось не так быстро. Я ёрзала под ним, дабы точка соприкосновения его лобка с моим клитором была минимальна, я очень не хотела прекращать сейчас. Заметив это, Дмитрий не дал мне выбора — он отстранился, продолжая двигаться во мне, правой рукой схватил моё бедро, не позволяя мне двигаться, а левой обхватил грудь в собственническом порыве. Соприкосновение было максимальным, и я кончила, протяжно простонав имя любимого генерала. Уверена, это более чем тешит его самооценку, которая, наверняка, и без того достаточно высока. Он знал на все сто, что он хорош во всем, за что бы ни взялся. Ведал, что лучше него нет никого на всем оставшемся свете. Оргазм был продолжительным, стенками я сдавливала его член, голова кружилась от нахлынувшей эйфории, взгляд накрыло пеленой, а разум помутился.       Пока я пыталась прийти в себя после мощного экстаза, генерал вышел из меня, перевернул, поставил раком, обхватив рукой шею, вскоре заполнив меня, и с неистовой скоростью снова начал двигаться. Я хрипло стонала, сводя с ума брюнета.       — Такая узкая и мокрая… — склонившись, прошептал он в ухо, оставляя влажный поцелуй. От чрезвычайной пошлости момента я ощутила вторую, вот-вот подкатывающую волну оргазма. Телу было мало полученного удовольствия, оно требовало больше и больше, до изнеможения, и я вторила ему — мне было мало Дмитрия. Всегда будет мало. Голос сорвался, стал осипшим, бедра горели от шлепков, щедро подаренных мужчиной. Грубо, властно и по-животному он взял меня, я же, в свою очередь, и вовсе не была против. Какая женщина отказалась бы от него? Думается мне, никакая. Мечтала ли о нём Кира, в своих жарких фантазиях хотела бы, чтобы он взял её так же жадно и властно, как берет меня сейчас?       Последовал поцелуй в шею, горячий, дикий, прерывая мой поток мыслей. Затем он вновь прошептал мне: — Такая податливая… Моя… Кончай.       Показалось, будто мир содрогнулся, завибрировал, и я кончила, словно ждала его приказа, подгоняемая мыслями о совершенстве Дмитрия, о его безусловной сексуальности и представлениями о том, сколько раз ещё он овладеет мной. И без того узкие стенки охватили член мужчины, заставив его тихо прошипеть и выругаться. За ругательством последовал громкий стон, и он был слаще любых слов, любой похвалы. В голове стало пусто, мысли были будто стерты, сейчас ничего не имело значения — только я и он. Большего не нужно. Ещё пара толчков, и вслед за мной кончил Дмитрий, излившись мне на ягодицы, издав протяжный стон.       Я была вымотана интенсивным сексом и лежала уже в полусонном состоянии, почти не улавливая связь с реальностью. Ощутила, как мужчина заботливо вытирает семя с моих ягодиц, а затем целует в спину, аккуратно и ласково, не так, как в прелюдии. Все же он умеет быть нежным. Улыбнулась своим мыслям. Сейчас я была самым счастливым человеком на планете, которая может быть уничтожена в ближайшее время, но спасением мира я займусь завтра, сейчас до этого нет дела, если говорить откровенно. Потеряв ощущение времени, я не понимала, прошло пару минут или часов, однако почувствовала руки, сгребающие меня в свои объятия, и затем все померкло.       Я ощутила ласковое поглаживание волос и легкий поцелуй в голову. Открыв глаза, никого не обнаружила. Вероятно, Донован его вызвала. Я поднялась с кровати, бедра приятно саднили, как после усердной тренировки. Подойдя к зеркалу, я осмотрела свое тело — на груди были легкие синяки от хватки Дмитрия, как и на ягодицах. На лице появилась легкая улыбка от воспоминаний о проведенной вместе ночи. Мой взгляд упал на стол, там лежала записка: «После того, как проснешься, иди на собрание, увидимся там». Внизу, возле написанных слов, было нарисовано чуть кривое сердечко. Кто бы знал, какой генерал на самом деле романтик. Мой генерал…