
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
AU
Ангст
Нецензурная лексика
Пропущенная сцена
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Отклонения от канона
Рейтинг за секс
Курение
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Кинки / Фетиши
Секс в нетрезвом виде
Грубый секс
Нездоровые отношения
Нелинейное повествование
Элементы гета
Фантастика
Секс с использованием посторонних предметов
Описание
Это про Джека Моррисона и Габриэля Рейеса.
В продолжение к https://ficbook.net/readfic/7183971
Спасибо, что читаете.
Примечания
Обратите внимание: предупреждения и персонажи в шапке будут дополняться.
Бета первой части — прекрасная Good Favor.
Посвящение
Исключительная благодарность — долготерпеливым читателям и публичным бетам. Если бы не вы, эта история так и осталась бы существовать исключительно в моих черновиках. Спасибо вам за то, что вдохновляете авторов!
Сердце
04 августа 2021, 12:16
Поздним вечером того же дня к кораблю вернулся только Уинстон — Ангела сообщила, что представители Неккер наотрез отказались отпускать ее ночевать неизвестно где и поселили в гостинице неподалеку от госпиталя. Залив материалы, переданные Морелем, в Афину и полночи просидев за ними в корабле, поглощая черный кофе кружка за кружкой, утром Уинстон опять погрузился в знакомый микроавтобус и отбыл на новую организационную встречу. Общий сбор отряда оказался назначен на 7 вечера — большое онлайн-совещание, посвященное согласованию контртеррористических действий французских властей и Overwatch, было тем, к чему макаке следовало подготовиться.
Второй день в Париже не обещал ничего нового. Джек еще накануне предложил отпустить пилота корабля в отгул на сутки и вызвался заночевать вместо него в корабле — в спальнике, по старинке. Габриэль тоже не проникся идеей спать в одном из местных пустующих шоу-румов: от интерьеров стерильных комнат, созданных пережравшим ванильно-клубничного мороженного дизайнером, воротило, стоило переступить порог. Сон, напротив, пришла от увиденного в абсолютный восторг, носилась по номерам как сумасшедшая и щебетала в телефон салатом из английского пополам с корейским в явной надежде после окончания миссии залить фото и видео сладких французских интерьеров на все мало-мальски обжитые ей интернет-ресурсы. По схожей причине утром следующего дня, едва позавтракав, она умчалась запечатлевать уже более традиционные парижские достопримечательности. Девчонка обещала вернуться вместе с доком, но не раньше, чем они пробегутся по всем популярным местным бутикам: не столько ради покупок, сколько ради своих подписчиков, конечно же.
Что до Рейеса, его утро выдалось слишком ранним и прохладным главным образом благодаря душке Джеку, который спустил трап корабля, уйдя в ванную в выделенной ему квартире. Быстрый совместный завтрак, а затем Джек вновь покинул корабль, на этот раз, чтобы обойти квартал по периметру, оставив напарника мрачно обозревать нависшие над кораблем мертвые лица пустых домов.
Облака на небе понемногу разносило ветром: где-то наверху тот вовсю гулял, избегая меж тем поднимать в воздух пыль строительной площадки или шевелить листьями плохо прикопанных колючих кустов. Кое-где по периметру незавершенной площади под открытым небом валялись инструменты, лежали на паллетах с тротуарной плиткой брошенные каски — словно рабочих подобно маленькой канзасской девочке подхватило вместе с бытовками и унесло в блядскую страну Оз на укладку пресловутой желтой дороги. Моррисон вернулся, прошел рядом, проведя ладонью по плечу — до странности теплые пальцы проскользили по ремням, коже. Со стороны жест, пожалуй, выходил дружеским, но Габриэль и после стольких лет вместе не мог привыкнуть к интимности этих прикосновения вот так — в открытую, пусть и без случайных свидетелей. В корабль не тянуло совершенно. Присев на одну из полуразобранных паллет, он попытался почесать подбородок, с запозданием вспомнил, что надел маску, и прислушался к гулу проносящихся по близкой трассе машин.
После Омнического кризиса Париж принялся стремительно зашивать прорехи своих кварталов. Затем новостройки перешли в наступление в сторону городов-сателлитов, хищной улиткой наползая на парижские предместья. Район, в котором они приземлились, толком и не вошел в состав Парижа. Если выбраться из окружения зданий, впереди слева по трассе угадывался едва ли наполовину скрытый бетоном скелет одноэтажного торгового центра с подземном паркингом, прямо шла дорога к уже сданным домам района и к его центру, сохранившим все тот же слащавый стиль старого европейского городка. Скоро раны из пустырей между кварталами окончательно затянутся, перекопанную землю сменит яркая тротуарная плитка и зеленая трава газонов, и никто даже не вспомнит, что прежде тут стояли маленькие домики, цвели лавандовые поля, а люди взбивали масло и пекли багеты в печи, по старинке. Останется только эта жалкая пародия, облаченная в искусственный облицовочный камень и синтетику штор веселеньких пастельных расцветок. Что-то чертовски важное канет в небытие, поглощенное серым Парижем, таким же серым, как и все высокотехнологичные города Земли. Жнец приподнял маску и сплюнул. Жерар говорил об этом. Он любил лошадей, вино и женщин, он любил старый Париж, пусть чаще и предпочитал тому одиночество. Старые кварталы — вот где они вдвоем гуляли тогда, когда Overwatch была юна, как господний ангел, и казалась столь же всесильной. Обветшалые магазинчики с хрустящими багетами. Вино из личных запасов. Сыр. Жерар обожал сыр. И иногда соглашался на коньяк. Это потом, после… Это потом Амели просветила Жнеца, почему в некоторых домах его тянет блевать от цветов с кружевом. «Про-ванс». Пока еще тихий околоток в омерзительном стиле, утыканный криво посаженными кустами шиповника, напоминал о всем том, что Жерару было чуждо, будто стирая память о нем в этом городе. Все эти нежные занавесочки, расписные ведерочки с цветами внутри… Блять, эти мохнатые растительные ублюдки торчали из каждого вазона у каждой чертовой двери! Габриэль встал, пнул свою нечаянную мебель, постоял недолго, крайне неохотно признаваясь себе, что элементарно не хочет быть там — наедине с Джеком. Именно сегодня хотелось не молчать — поговорить как прежде. Он ни с кем не разговаривал так, как с Лакруа.
В отличие от вполне привычного американцам завтрака, обед, привезенный знакомым черным фургоном к полудню, уже напоминал о крепких французских традициях, главным образом переданными с ним двумя бутылками вина и одной — арманьяка.
Скрестив руки на груди, Рейес наблюдал за тем, как Джек прячет алкоголь в свою сумку:
— Прижала тебя?
— Как будто тебя — нет, — ухмыльнулся Моррисон, застегивая молнию, — все мы ее пациенты. Да, ты поважнее будешь, ну так и я — постарше, — на этой фразе Габриэль хмыкнул:
— То-то Райнхард так не любит засиживаться на Гибралтаре.
— Смекаешь!
Распрямившись, Джек прошагал обратно — к столу, с которого наконец были убраны пустые ланч-боксы полдника — и опять развернул проекцию документов, переданных французскими правоохранителями. Габриэль изучил эти материалы: ту мешанину, что без особого успеха пытались дешифровать ребята и поумнее его, без ключа было всё одно не разобрать. Но Джек, как всегда, не сдавался. Его запросы к Афине и полное погружение в работу привычно успокаивали. Недоставало еще позволить сытому оцепенению сковать себя и увлечь в послеобеденный сон. Посему Габриэль не стал садиться и, опершись спиной о стену, потягивал неплохой местный эспрессо.
— Это может быть и название монумента, газеты, сайта, пароль, наконец… — решил поделиться упрямец.
— Остынь, Джек. Мы же никогда не были хороши в подобном, и здесь я тебе не помощник.
Джек вздохнул, не отрывая от него своего взгляда, и спустя несколько долгих секунд произнес:
— Иногда тебе не хватает его?
Стакан опустел, молчать было бессмысленно. Сюда бы действительно… Боль кольнула в сердце неожиданно, пусть и не остро — время все же притупило ее жестокое лезвие. Габриэль прочистил горло.
— Иногда особенно сильно.
— Его помощь была бесценна. Он хорошо в этом разбирался. Программы, люди — у него все работало как надо.
Габриэль кивнул словам Джека:
— Как часы.
Так странно и вместе с тем логично, что их воспоминания о Жераре совпали в единицу времени, настолько различные: Джека с Лакруа связывали исключительно рабочие отношения, тогда как Габриэль… Для него это был единственный близкий друг. Друг, которым Джек для Габриэля никогда не был — слишком они были… разными? И все же продолжали оставаться рядом — вопреки всему, что их разъединяло. Джек отвернулся — будто глаза отвел. Габриэль подошел ближе, поставил пустой стаканчик на стол. Моррисон уткнулся взглядом в голограмму: шифровка занимала его внимание уже который час — бессмысленное занятие, но лучше уж дать его неуемной энергии выйти.
— Хочешь поговорить?
— Предполагают, они зашифровали данные наподобие решётки Кардано. Много мусора. Наверняка и ценной информации, которую можно принять за мусор: числа и слова повторяются словно буквы из коробки с хлопьями — без видимой связи. Если бы он был здесь, Гейб, что бы он сказал?
— Спросил бы, а что, если они знают, что мы знаем? Не может ли это второе сообщение уводить нас со следа? Слишком просто оно нам досталось.
— Всё может быть. Омник, который растворился без следа. Квартира, в которой не оказалось улик.
— А что обо всем этом думаешь ты, Джек?
Моррисон тяжело оперся ладонями о стол. Голос его, спокойный и чуть усталый, давно не звучал так долго.
— То, что ты знаешь и без меня. Нуль-сектор теперь не тот же, что прежде. Раньше это были исключительно боевые машины Омнии, воевавшие против людей. Бастионы и титаны были их основной силой, а теперь? Все чаще это боевики, бывшие гражданские, такие же, как каждый человекоподобный омник в этом городе. Не даром же они так хорошо тут окопались.
— Слишком похожие на людей, чтобы не стать повстанцами.
— Террористами, Гейб, — Джек повернул к нему лицо, задумчиво разглядывая так, словно видел впервые.
Жнец фыркнул:
— Не тяни, Джек. О чем ты хочешь меня спросить?
— Коготь заключал с ними сделку.
— Кому как не тебе об этом знать. Нас обвинили в срыве операции Нуль-сектора в Вайоминге.
Джек уперся руками в стол, нижняя челюсть задеревенела, он даже слова не сказал — выплюнул:
— Ты был бы рад обратному?
— Чему, Джек? Маленьким детским трупикам в желтом автобусе? Я ездил на таком в началке.
— Но ты не возражал.
— А мог бы?
— Ваше соглашение. Огундиму…
— О, закройся, Джек! Враг моего врага — мой друг, так говорят? Ни они, ни мы не называли это «вместе до гроба». Мы узнали об автобусе случайно. Не хотели бы знать. Но узнали. А затем появляешься ты…
— И вы больше не партнеры, так? Тебя только это огорчает? — истончающееся спокойствие Джека внезапно не рвануло, нет, но было близко к тому. Габриэль медленно выдохнул, ощущая: сейчас надо сделать шаг назад — первым. Слова давались с неохотой.
— Меня огорчает то, что ты не веришь, что даже тогда у меня существовали границы.
— Неужели? — сухо и знакомо. Отчитывает его как мальчишку, ха!
— Как и у Огундиму. У него была не лучшая полоса в жизни. Сначала ты, потом Overwatch и, наконец, чрезвычайно упертый клан Шимада.
— Всегда есть кому вставить палки в колеса неудачнику?
Рейесу казалось, даже Джек должен был услышать то, как скрипнули его зубы. И поразился своей выдержке. Нет, он не даст Моррисону повода разорвать дистанцию. Наконец-то Джек заговорил с ним по-настоящему, и пускай Габриэль оказался не готов к очередному размену любезностями, тот разговаривал, а значит, ледяная броня бывшего командира пошла трещинами. Отлично. Что с того, что Рейесу и в самом деле не везло с боссами? Он поднял руки, признавая чужую правоту. Пристальный взгляд Джека вдруг потух, он склонил голову и покачал ей, будто в отрицании.
— Прости.
Два осторожных шага, и Габриэль сжимает плечо — никакого плаща, никаких орденов, словно еще один солдат из тех, что окружали Габриэля в Blackwatch, или позже — в Когте. Габриэль ухватился за эту мысль, чтобы добавить тепла в свой голос, когда наконец разомкнул губы:
— Я думаю, есть шанс, что исполнителями действительно будут не титаны и детонаторы, а боевики, подобные тем, что напали на школьный автобус. Они не совладают с армией, да им и не нужно.
— Атака будет идти на гражданские объекты в отдалении от центра Парижа.
— Да, пожалуй, — Габриэль отступил.
Джек посмотрел на него так, как давно не смотрел. Ну! Ему нужно было это услышать.
— Черт, Рейес, помоги мне.
Габриэль улыбнулся одними кончиками губ.
— Порассуждай, Джекки, я так давно не слышал за этим столом твой голос.
Джек сел, медленно провел ладонью по столешнице, собираясь с мыслями, и, чтобы видеть его лицо, Габриэль присел на стол, искажая проекцию развернутых документов.
— Эти боевики — не армия. Их профиль — гражданские, — Джек смахнул экран в сторону, открыл статьи о терактах несостоявшихся партнеров Кулака. В том числе и ту, рядом с заголовком которой размещалось фото знакомого желтого автобуса.
— Место, без сомнения, Париж. Но дата… Почему они не напали на День перемирия? Испугались? В этом году внезапно много иностранных гостей, меры безопасности значительно усилены на всех мало-мальски значимых гражданских объектах, войска были приведены в повышенную готовность… Почему в МВД Франции были уверены, что нападение произойдет именно в этот день, ты предполагаешь, Гейб? Здесь же умотаться цифр, впору гадать по звездам!
Габриэль лениво перелистнул документы до отчета криптологов.
— Красный мак, Джек. Символ.
Моррисон отрицательно мотнул головой:
— Это додумали люди… Омники не любят иносказаний. Не многие из них способны понимать символизм, как и человеческий юмор, правильно… Красный мак для них — это просто красный мак! Гораздо больше меня настораживает то, что во второй шифровке мака не было, ни одного слова по-французски.
— Не держи лягушатников за идиотов. Они перепроверили все, что смогли — и мероприятия, и организации под этим названием, но не нашли никаких зацепок.
Джек вздохнул, сцепил пальцы в замок, уложил руки на стол в до боли знакомом жесте. Тысячи совещаний в штабе — снова перед глазами.
— Однако тут нет отчетов проверок.
— Они и не обязаны передавать нам данные своих граждан. Но ты, конечно, запросил?
— Да, еще вчера, через Уинстона.
Габриэль ухмыльнулся.
— Еще бы. Спорим, прока не будет?
— Даже предположение…
— Да брось, — он потянулся за стаканом Джека и отпил едва теплый кофе, — слишком много вариантов, где именно, когда и как. Давай смоделируем. Они не попрутся в центр города и не будут лезть к протестующим, дабы не оказаться под прицелами солдатских винтовок. Эти жестянки обрели свою индивидуальность, а потому чертовски ценят собственную жизнь. Если они уж и зашевелились в Париже, соответственно, готовят что-то масштабное. Да, со множеством жертв, но и с возможностью уйти — тоже.
— Старый Париж с начала месяца под колпаком. Периферия?
— Должно быть. И большое скопление людей.
— Праздник?.. Афина!
ИИ тут же отозвалась.
— Проанализируй анонсы в СМИ: какие мероприятия на эту неделю запланированы в Париже, исключая первые 11 административных округов.
Рейес встал, подошел к Джеку, наблюдая, как скачут по экрану строчки информационных заголовков и потихоньку заполняется график прогнозируемых мероприятий.
— Почему только эта неделя? — поинтересовался он, допивая кофе.
— Каждый день задержки играет против них. Омникам без местной регистрации сейчас так просто по улицам не погулять.
Габриэль кивнул. И Джек, покосившись на него, тихо поинтересовался:
— Те, что вели переговоры с Кулаком, таков их почерк?
— Определенно. Они действуют не как омники-из-Омнии. Не прямой урон, но акции устрашения — вот, чего они хотят. Им нужны многочисленные жертвы среди гражданских. Ужас смерти страшнее самой смерти.
— Или опять дети, или семьи?
Рейес согласно кивнул:
— Массовое скопление людей с детьми. И значит, ты прав, надо искать повод собраться…
— Что планировалось в эти дни для семей с детьми, Афина? — резко спросил Джек, перебивая.
— На этой неделе в обозначенных вами округах пройдут 16 мероприятий.
— Выбери локальные мероприятия без привлечения официальных властей.
— Десять мероприятий. Джек, мне перечислить?
— Нет, выведи на экран.
— Фестиваль цветов? Мак, помнишь? — Джек пробежал по новостной статье вниз, затем открыл второй схожий анонс.
Ладонь Жнеца опустилась на плечо напарника, когда Габриэль вчитался в текст.
— Это рядом, в рамках праздника этого района, так? Кажется, нас приглашали. Но открытие уже прошло… Возможно, надо обратить внимание на закрытие?
— Оно не сегодня. Афина, сообщение Уинстону: нет ли на местном фестивале цветов какой-либо инсталляции типа красного мака?
— Хорошо, Джек.
— Давай сосредоточимся на ближайших днях, — Габриэль удалил большую часть дат.
Джек промолчал, нахмурился, изучая сухой остаток.
Оторвав взгляд от напряжённого лица Моррисона, Рейес встал и уставился в люк корабля. День по-прежнему был ясный. Самое то, чтобы гулять. Амели бы наверняка прошлась по магазинам, ела мороженное: потому что может, а не потому, что у нее получалось почувствовать вкус — к чему бы то ни было…
— Ты знаешь, эти жестянки, Джекки… Им не важна повестка. Не в этот раз. Стечение обстоятельств не должно быть слишком редким: минимум рисков, максимум возможностей. То, чем ты пытаешься сейчас заниматься, так это искать иголку в стогу сена…
Джек, казалось, опустил голову ещё ниже. Старый добрый Джек, готовый в лепешку разбиться, но спасти гражданских.
— В любом случае, у нас есть время.
— Или, — Джек на мгновение закрыл лицо рукой, — мы должны так думать? Всегда предполагай худшее, так ты меня учил?
— Жерар сказал бы, что второй шифр определенно был обманкой. Давай попробуем…
Габриэль не сразу понял, что услышал, настолько привычен был звук, точнее, звуки — один за другим, словно праздничные хлопушки: он столько раз их слышал, и глухой отдаленный их рокот никогда не пугал так, как вблизи — сопровождаемый криками боли, матом и автоматными очередями. Взрывы раздались раньше и ближе, чем они ожидали.
— Поздно… — Джек встал, неестественно прямой, точно солдатик из игрушечного набора, — Афина, где точно? — хрипло, уже надевая маску — пазы щелкнули — и проверяя пистолет.
— Этот район. Меня подключили к спутниковому наблюдению, я помогу вам сориентироваться на местности.
— 17:00, — Габриэль надел маску, но Джек жестом остановил его.
Рука в красной перчатке стянула с сиденья винтовку, и Габриэль на миг забыл, что перед ним бывший начальник.
— Что ты предлагаешь делать?
— Кораблю там не развернуться, мы только перекроем трассу, — Джек ткнул в карту, — Оставайся здесь, свяжись с Уинстоном, убедись, что полицейские не откроют по нам огонь, а затем — дуй ко мне.
Прям как в старые-добрые времена… Габриэль с нежностью скользнул когтями по рукояти дробовика, привычная тяжесть успокаивала, предвкушение смерти — бесценное удовольствие — распаляло кровь, заставляя едва ли не трепетать в нетерпении.
— Хорошо, командир, будет исполнено.
Ах да, договаривал он уже в удаляющуюся спину напарника.