Дьявол как-то сказал: я люблю тебя

      Она вздрагивает, когда Хельштром проводит бледно-розовым языком по ее щеке, собирая соленую влагу. Большим пальцем размазывает помаду на ее губах, смешанную с соленой горечью, и хрипло шепчет:       — Раздвинь ноги.       Его голос будто звучит извне.       — Я сказал, раздвинь ноги.       К горлу поступает ком, когда в абсолютной тишине, прерываемой ее всхлипами и его тяжелым дыханием, звенит пряжка ремня. Горячие руки пробираются под платье, нащупывая трусики. Хельштром тянет несопротивляющуюся девушку на себя, фиксируя на месте. Рывком стягивает трусики, разрывая в клочья, а затем широко разводит ее бедра так, что член упирается в нее снизу. Знакомая волна жара проходится по всему телу, оседая влажной пульсацией между ног. Она до крови кусает губы, пытаясь расслабиться, пока он резко входит в нее, сжимая бедра...

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      За два месяца до...       Франция 1942 год.       Сегодня самый счастливый день за последние месяцы. Ярмарка на пересечении двух улиц пестрит красками, а люди здесь выглядят свободными. Никто не тычет пальцем. Никто не шепчется за спиной. Никто не пытается вышвырнуть чужаков, потерявших родину. Никто не кричит от боли и ужаса. И все это кажется чем-то нереальным.       По крайней мере, так хочется думать.       В этом хаосе и круговороте позитива хочется раствориться. Наверное, для одного дня это слишком: столько всплесков и импульсов, столько эмоций и искренней радости Виктория не видела слишком долго. Будто на дворе не сорок второй год. Будто и не война вовсе. Здесь время остановилось, позволяя людям насладиться свободой и безмятежностью. Тучный продавец хот-догов сегодня необычайно щедр. Чай и кофе совершенно бесплатно. По правде говоря, кофе подгорел немного. Но кого это волнует. Если добавить сахар, вполне сносно.       Расплатившись за хот-дог, Виктория аккуратно разворачивает бумажную обертку, вдыхая кисло-сладкий аромат кетчупа, что витает в воздухе, делая первый укус. Блаженно прикрыв глаза, она откусывает еще кусочек, отходя в сторону, чтобы не задерживать очередь. С каждым укусом девушка блаженно прикрывает глаза, раздражая вкусовые рецепторы. На самом деле ничего особенного: теплая булочка, поджаренная до хрустящей корочки, хрустящий огурчик, сосиска, щедро политая горчицей и кетчупом, а сверху карамелизированный лук.       — А ну, разойдись! — выкрикивает долговязый паренек, пробираясь в толпу и подхватывая любезно врученный улыбчивым продавцом стаканчик бесплатного кофе.       — Парень, ты самый умный что-ли? — беззлобно спросил мужчина средних лет, наблюдая за развернувшийся картиной.       — Сейчас все кофе разберут! А я, между прочим, ничем не хуже. Я, быть может, заслужил.       — Далеко пойдешь.       Под всеобщий смех паренек усаживается прямо на пыльный тротуар, неспешно потягивая отвоеванный напиток.       Виктория улыбается, позволяя себе отвлечься от беспокойных мыслей, отравляющих душу. Но как бы не старалась, забыть не получается. Горло сдавливает от внезапного приступа удушья, когда в нескольких метрах раздается рев мотора. Черный автомобиль останавливается неподалеку, блокируя выход.       — Немцы! — раздается шепот позади.       — Немцы! — уже более громко кричит парень в потертой рубахе.       — Какого черта они здесь делают.       — Может, кого-то ищут, — шепчет женщина с ребенком на руках.       — Кого здесь искать, — подал голос старик, — мы ничего не нарушаем.       Люди спешно покидают ярмарку, растворяясь в темных улочках, не желая попасть в не милость врагу. Никто не хотел получить пулю в лоб лишь потому, что солдатам сс захотелось пострелять. Здесь, в оккупированной Франции, немцы чувствовали себя хозяевами, расправляясь со всеми неугодными.       Почуяв неладное, Виктория заворачивает остывший хот-дог в бумажный пакет, убирая в карман широких брюк. Отряхивает руки, силясь унять внезапную дрожь во всем теле, опасаясь быть пойманной. До слуха доносится грубая речь, адресованная какому-то бродяге в лохмотьях. Ни говоря ни слова, бедняга прикрывает голову руками, готовый к удару, но этого не происходит. Вместо удара немец толкает бродягу прямо на тротуар, и тот, не удержав равновесие, падает на колени, раздирая ладони в кровь.       От внезапной сухости во рту Виктория нервно сглатывает, прислонившись к теплой стене, думая, как избежать подобной участи.Она совсем не похожа на француженку. И у этих ублюдков явно возникнут вопросы о ее происхождении.       Единственно верным решением было бежать. Однако есть вероятность получить пулю в лоб. Тряхнув головой, Виктория медленно выходит из укрытия, оценивая обстановку. Немцы были слишком заняты продавцом хот-догов, и, похоже, именно за этим они и явились.       Удостоверившись, что за ней не следят, Виктория решила вернуться в укрытие, чтобы пройти через узкую улочку, миновав немцев. Однако ее планам не суждено было сбыться. Почувствовав движение, Виктория обернулась, наткнувшись на цепкий взгляд голубых глаз.       Ловким движением немец схватил ее за локоть, лишая возможности двинуться.       Он был слишком близко.       Она слышала его дыхание — учащенное, сбитое, глубокое...       Виктория смотрит на него, хлопая большими карими глазами, пытаясь собрать мысли воедино.       Она не знала, о чем он думал, чувствуя нарастающую тревогу, надеясь, что он заговорит с ней по-немецки. Не то чтобы ее немецкий был безупречен, но все же звучал лучше, нежели английский.       — Вам следует быть осторожней.       Под его пристальным взглядом она чувствует себя неуютно.       — Простите, я вас не заметила.       — Это не преступление, — холодно бросает немец, теряя, как ей показалось, интерес. — Что вы здесь делаете?       — Наслаждалась ярмаркой, до недавнего момента.       Тонкие губы расплываются в масляной улыбке, когда немец ловит ее дыхание ладонью, закрывая рот. Вжимает в стену, вынуждая вцепиться в руку, и на секунду у Виктории возникает ощущение, что он сейчас сломает ей челюсть.       — Остра на язычок?       Он так близко, что аромат его духов с примесью сигарет забивает ее легкие.       Она мычит в его руку, пытаясь оттолкнуть от себя, на что Хельштром давит сильнее.       — Я так не думаю, — отпускает так же быстро, отступая на шаг.       Виктория заходится сухим кашлем, растирая горло.       — Вам следует вернуться домой.       Не удостоив немца ответом, Виктория с трудом делает шаг, пытаясь удержаться на ногах. Его голос не вызывает ничего, кроме отвращения и всепоглощающей ненависти. Она держится уверенно, не позволяя ублюдку насладиться ее беспомощностью. Проходит мимо, игнорируя холодных взгляд, чувствуя, как желудок скручивает болезненный спазм.       — Быть может, вас подвезти?       Виктория замирает, обдумывая смысл сказанного. На секунду теряется, смотря на немца, а после смеется от абсурдности ситуации.       — Если вы думаете, что сяду к вам в машину, вы ошибаетесь.       Она надеялась, что эта встреча станет первой и последней в ее жизни. Но у судьбы на это счет были свои планы...