Danse

— О, в самом деле? - Ризли     вопросительно поднимает бровь, но выглядит это очевидно наигранно. А особенно хорошим актёром он никогда и не слыл, если, конечно, не было нужды сыграть "плохого парня ".       Клоринда не отвечает ему - только вздыхает кратко, а её губы изгибаются в улыбке столь же мало искренней, что и удивление герцога. Ей не нужно отвечать - им и так всё понятно.      Кажется, всем вокруг всё понятно. Отгремел фестиваль "Фонтиналия" - лето в Фонтейне неуклонно близится к концу. И нет совершено ничего странного в том, чтобы устроить бал: леди Фурина любит балы и, хотя архонтом она более не является, ей всё же положены некоторые привилегии как дань уважения пяти векам самоотверженного служения Фонтейну. Фурина хочет бал - Фурина его получает, устраивает сама и устраивает, нельзя не заметить, в лучшем виде. Дворец Мермония блистает, утопая в праздничных огнях посреди бархатно-синего вечера. Но разворачивается здесь отнюдь не формальный приём для самых высокопоставленных, неоспоримо значимых и безусловно важных лиц государства - в первую очередь, это праздник для друзей и их близких, для тех, кто внёс вклад в спасение, восстановление и процветание Фонтейна во время и после потопа, а ещё, конечно, для дорогих гостей из-за моря, отличившихся на прошедшем намедни фестивале. По меркам фонтейнского двора торжество выходит, конечно, скромным, практически камерным. Тем не менее, даже у этой камерности есть свои не столь очевидные плюсы. Например, возможность отойти от строгого регламента в вопросах музыки и порядка танцев...      То есть, сначала, когда леди Фурина торжественно объявляет, что полонеза в программе не будет, а место первого медленного вальса совершенно внезапно займёт полька, это никому из собравшихся не кажется чем-то слишком уж особенным - дорогие гости от того только пуще воодушевляются: праздник обещает быть куда менее формальным и определенно более весёлым, чем расписанные поминутно великосветские приёмы. Дорогие гости танцуют, дорогие гости едят и пьют понемногу, перемежая танцы незамысловатыми беседами - дорогие гости, словом, прекрасно проводят время. Вот здесь Лини превращает тканые салфетки в голубей и в кроликов, а пиковую даму - в вереницу двоек-троек-шестерок, вылетающих из рукава. Вон там Линетт, перейдя в режим энергосбережения, силится слиться со стеной, а Фремине - найти угол неприметнее, например, где-нибудь за шторой. А тут Итэр старается - конечно же, без всякой надежды на успех - удержать Паймон от слишком уж наглых потуг непременно попробовать кушанье каждого вида, а потом ещё раз попробовать. Вот господа Камисато - брат и сестра... вот Ёимия... вот Шеврёз с Тиори... вот, вот они все. И мсьё Нёвиллет тоже здесь. И мисс Навия.      Не очевидно - когда юдекс делает шаг, а за ним ещё шаг, и ещё один в сторону изящной фигуры в новеньком платье золотистой парчи, пошитом по последней сезонной моде. Всё ещё не очевидно - когда приглашает её на танец, и Навия, не мешкая, соглашается. Не очевидно ведь - на балу танцуют все: в минувший вальс, например, Ризли уболтал станцевать с ним Клоринду, Тиори внезапно пригласила Аято, Лини одарила танцем сама распорядительница торжества и даже Итэр кружил по зале с непривычной к фонтейнским движениям и ритмам Аякой. Само-по-себе то, что мсьё Нёвиллет вообще изъявил желание станцевать, - конечно, не такое уж заурядное событие, но тот факт, что он приглашает Навию, не вызывает никаких вопросов. Точнее сказать, не вызывал бы, если б не заигравшая мелодия: не мазурка, не кадриль, не очередной вальс и даже не фокстрот - из под смычков и клавиш вырывается танго... Вырывается слишком внезапно, и потому на первых аккордах никто даже не обращает внимание, что юдекс Нёвиллет и госпожа Навия Каспар, вообще-то, будут его танцевать. Потому что танго не ожидает совсем никто: его нет в программе этого вечера и заранее о нём никто не предупреждал - это сюрприз от леди Фурины, которая торжествующе улыбается, будто что-то такое знает наперёд - то ли про тюремщика и дуэлянтку, то ли про портниху и знатного господина с её родины. Может, знает что-то и про судью, который искусно сохраняет невозмутимый вид, делая первые пока неспешные движения в такт музыке. А то ли про златокудрую главу Спина-ди-Росула что-то да знает... Или, может, ничего такого леди Фурина и не знает вовсе: просто желает взбодрить своих гостей, привнеся жгуче-острую ноту в своё любимое блюдо под названием бал.      Так или иначе, первые па всё ещё неспешные, даже медлительные, и на удивление мягкие. Это не обычное классическое танго: музыканты играют что-то совсем новое от популярных фонтейнских композиторов - из тех, кто ещё не позабыл, что в мире музыки и поныне существует не только один лишь рок-н-ролл. Мелодия, безусловно у всех на слуху, и никого не удивляет, когда в неё вплетается голос леди Фурины.      Руки неспешно оглаживают от талии по спине к шее, аккуратные выверенные шаги синхронны настолько, будто они танцевали вместе всю жизнь - один шаг, два, три и поворот. Пауза - пальцы Нёвиллета скользят от оголённого плеча к локтю, кожа Навии покрывается лёгкими мурашками, но, к счастью, в зале тепло и это едва заметно. Ладони соединяются - чёрные атласные перчатки скрадывают линии перехода, создавая иллюзию, будто срослись в единое целое - не разобрать, где чьи. Скрёстный шаг - и вот уже обе фигуры движутся в обратном направлении, беря небольшую дугу. Они кружатся, подобно Коппелии и Коппелиусу, только вместо льда под каблуками скользит паркет, и невозможно понять, кто из них ведущий, а кто ведомый - только тогда, на первом припеве, другие танцующие пары начинают замечать. Поглядывают заинтересовано, но эдак невзначай, чтобы ни в коем случае не сбиться, потеряв ритм, не оттоптать друг другу ноги.      Припев перетекает в следующий куплет - томно-тягучий, с приглушением скрипок и медных духовых. Закрытая позиция переходит в близкое объятие, и вместе с музыкой словно замедляется время вокруг. Они стоят нос к носу, мсьё Нёвиллет смотрит сосредоточено, широко раскрыв глаза и не моргая. Мисс Навия не моргает тоже - азарт в её крови вскипает, разгоняя ритм сердца и заволакивая мысли густым горячим туманом, она смотрит пронзительно и бросает юдексу вызов.      Вызов принят.      Девушка мучительно медленно поднимает руки над головой и также медленно опускает их - прекрасная, словно бутон цветка, открывающегося по утру навстречу солнцу. Вот только она сама и есть солнце, и пылающее в её груди сердце не даёт в этом усомниться. Они движутся вновь единой фигурой - на расстоянии столь малом, что даже их дыхание смешивается - плавно перетекают назад и вперёд, не сговариваясь и не глядя под ноги. В какой-то момент пальцы на тонкой, затянутой в корсет талии, сжимаются чуть сильнее, и ступни в изящных туфельках отрываются от пола, описывая круг, прежде, чем коснуться его снова. Вперёд, назад - они шагают по очереди: одна на другого, один на другую. Юдекс снял свою мантию, Навия обнажила своё нутро - здесь и сейчас они на равных. Танцевальный зал превратился в поле беззлобного, но чрезвычайно страстного противостояния.      И не заметить, не понять уже просто невозможно. Всё больше и больше пар забывают о своём танце, всё больше и больше гостей откладывают свои закуски, напитки, разговоры, прикованные взглядами к разворачивающемуся перед ними зрелищу. И когда наполненный духовыми проигрыш достигает наивысшей точки, в центре залы не остаётся никого, кроме двух танцоров.      Первые слова финального припева - надрывные, рассекающие паузу - девичьи руки молниеносным, будто бы отточенным движениям, словно две хищные птицы, хватают ладони Нёвиллета, до того держащие за талию. Навия выпархивает из объятья - только её оппонент был позади, а вот она уже впивается в его плечо своими тонкими пальцами. Они снова оказываются нос к носу, снова движутся, синхронно, в унисон, но противостояние достигает кульминации, и теперь всё иначе: вместо плавных линий и изгибов, томительно-мягких движений - отрывисто, остро, резко! Навия - солнечная буря, способная, кажется, испепелить своими эмоциями. Сейчас она танцует как в последний раз, и кажется, вот-вот разорвёт материю - то ли ткань своего дорогого платья, то ли вуаль, покрывающую душу своего визави. Юдекс Нёвиллет противостоит ей сейчас всей своей непоколебимой натурой, стеной изо льда и камня, скрывающей его чувствительное нутро. Когда-то мисс Навия усомнилась, что за этой стеной что-то теплится, теперь же, кажется, страстно возжелала вырвать это наружу. Она отчаянно наступает, и Нёвиллет всё чаще приподнимает её над полом, лишая опоры под ногами, будто бы в надежде усмирить разбушевавшийся пожар. Да, в конце концов, вода всегда побеждает огонь, тем паче, что у девушки в руках драконьего владыки даже глаз бога не пиро стихии. У Навии не остаётся шансов - с последним аккордом копна её золотистых кудрей сверкающей волной взмывает вверх и резко опадает вслед за запрокинутой головой. Нёвиллет держит её так, словно она снова над смертоносной пропастью, её грудь вздымается в попытках набрать побольше воздуха, а по длинной тонкой шеи бриллиантами стекают капельки пота.      Ещё одна безмолвная бездумная вечность длиною в миг пролетает между ними прежде, чем хрупкий купол их уединения рушится, взорванный рукоплесканиями и восхищёнными возгласами. Нёвиллет осторожно помогает Навии твёрдо встать на ноги, ещё придерживая её пальцы в своих несколько секунд. Они смотрят друг на друга так, словно видятся впервые и, кажется, оба всё ещё не могут полномерно осознать, что происходило между ними в эти три с половиной минуты и почему их лица так пылают. Стоит оцепенению спасть, и мсьё Нёвиллет спешно благодарит за танец, норовя вставить куда-нибудь своё очередное неуместное извинение, и мисс Навия тараторит ему в ответ, невпопад начиная и тут же сворачивая светскую беседу. Отчего-то они очень торопятся разбежаться в разные стороны бального зала, словно их отталкивает друг от друга - как два магнита с одинаковым полюсом. Нёвиллет исчезает в проёме, ведущем на балкон, в поисках уединения. Навия спешит окунуться в светскую беседу об умопомрачительных десертах, собирая вокруг себя стайку тех, кто также проникся кулинарными шедеврами, почти болезненно нуждаясь в концентрированном интенсивном общении. Стремятся скрыть пылающие лица и мелкий озноб - волнение и непонимание произошедшего с ними только что.      Но теперь уже поздно.      — Слишком поздно, - одними губами произносит Клоринда, отставляя нетронутый бокал на стол. — Этот танец красноречивее любых слов.      — О, в самом деле? - Ризли не удивлён - Ризли подтверждает озвученный факт.      Губы Клоринды на миг болезненно изгибаются, но она молчит: им двоим слова тоже не нужны. Им и так всё понятно.      Теперь уже всем вокруг всё предельно понятно. - - -      Клоринда поправляет бант под воротом рубашки - на подвеске звякает глаз бога, когда она вновь придирчиво оглядывает себя в зеркало, выискивая малейшие недостатки, будто она дотошный дознаватель, а не судебная дуэлянтка. Её внешний вид на рабочем месте не должен вызывать никаких нареканий - именно поэтому она ещё раз поддёргивает ворот своей рубашки вверх.      — "Собака бывает кусачей лишь только от жизни собачьей", знаешь ли, - Ризли криво улыбается, зашнуровывая ботинок на левой ноге.      — Поэзия кого-то из заключённых? - пряди ложатся идеально, волосок к волоску - Клоринда уделяет своей причёски достаточно внимания, почти столько же, сколько и треклятому воротнику.      — Да, мужик из Снежной, осуждённый за шпионаж, иногда напевает. Уж и не знаю, для меня он так старается или просто родину вспоминает.      Клоринда только хмыкает в ответ:      — Это не оправдание.      — Ну извини, - Ризли разводит руками. - Я увлёкся, а ты не жаловалась. Болит? Может, стоит к Сиджвин сходить...      — Ещё чего не хватало, - госпожа дуэлянтка зыркает искоса. Зыркает так, что искры бы полетели, кабы она не знала, что это в шутку. Но госпожа дуэлянтка, конечно, знает - не в первый раз они тут с герцогом... чаи распивают. — Сегодня заседание, между прочим. Если хочешь передать послание, делай это на бумаге, будь так добр.      Ризли вздыхает. В конце концов, упорство - не худшее из человеческих качеств. Пёс вовсе не обязан бежать к человеку, виляя хвостом, только потому, что он пёс. Особенно - когда его человеку это совершенно не нужно.      Между ними повисает пауза. Ризли привык заваривать чай в тишине, а Клоринда - собираться на работу в одиночестве. Они - двое упёртых, со взглядом не то обречённого, не то познавшего всю тщетность бытия скептика, друзей с привилегией пить вместе чай и заниматься сексом, когда сил прилежно придерживаться своих ролей уже не остаётся.      — Может, всё-таки ещё по чашечке? - буднично интересуется Ризли. Клоринда в ответ качает головой и идёт к тяжёлой кабинетной двери, но останавливается прежде, чем взяться за ручку.      — У него... красивые глаза, - говорит она, чуть подумав.      Никому из них нет нужды оборачиваться.      — А у неё... ну не знаю, волосы? Она вся красивая, на самом деле, и светится как солнце, - Ризли усмехается. - Знаешь, что я думаю?      Клоринда, конечно, знает, но герцог всё равно решает закончить мысль:      — В Фонтейне есть ещё одна серьёзная и дотошная в рабочих вопросах зануда, охочая до солнца. И эта зануда, по-моему, заслуживает себе это солнце немножечко больше.      — "Никто не получает то, что заслуживает" - мрачно сказал охотник Сумеречного двора, снимая пистолет с предохранителя. Итак, теперь героям предстоит сделать нелёгкий выбор...      — И что, если мне выпадет единица? Я проиграл?      — Ты пропустишь ход и останешься на месте.      — А госпожа охотник? Неужели она выстрелит? - Ризли аккуратно процеживает заварку через ситечко и отставляет в сторону, принимаясь наливать во вторую кружку.      — Зависит от того, какой выбор сделает подсудимый сегодня, - Клоринда вздыхает и отходит от двери, возвращаясь к столу. — Но от второй чашки чая не откажусь.      Ризли улыбается уголками губ, придвигая вазочку с печеньем поближе к своей собеседнице.      — Я рад за него. За них обоих, правда.      Клоринда кивает, а потом ещё раз, отпивая чай. Боль от укусов на общем фоне практически не ощущается.