Исповедь разбойника

      Проснулся на рассвете, судя по пробивающейся из под дверного проема полосе бледно-желтого света.       Оказавшись на полу в незнакомом помещении, Феликс резко подскочил. Голова загудела, в глазах потемнело.       Он один?       Кто-то есть в темноте?       На матрасе лежал покинутый плед, с крючков пропали плащ и шляпа.       Нет. Он наедине со всяким хламом.       За дубовой дверью гомон. Феликс потер глаза, в которые будто насыпали песок. Сел на пол, напряг слух, считая голоса, стараясь прикинуть количество человек.       Мысль о том, чтобы выйти, заставляла пробежать мурашки по телу. Необходимость видеть других пиратов, кроме знакомого лица, чудилась ужасным. Но и Зонту доверять с трудом получалось, даже несмотря на то, как тепло он отнесся к Феликсу. За это грызла тревога, а за тревогу вина. «Это — неблагодарность.»       Вчера он не успел как следует задуматься, слишком вымотался. Но сейчас...       «Могу ли я дать что-то взамен?»       Размышления прервала жгучая боль в желудке, и Феликс согнулся, сползая на пол.       Поесть.       Стиснув зубы, он дождался окончания вспышки и, когда в области живота разлилось тепло и облегчение, сел за стол.       Медленно, по маленьким кусочкам доедал вчерашний хлеб и фрукты, запивая, задумчиво наблюдая за кружившимися на свету пылинками. Летит одна, сталкивается с другой, они летят вместе... А глаза слипаются...       Звук шагов, звучавший где-то фоном на уровне с шумом волн, вдруг стал ближе. Закололо сердце, Феликс бросил жевать медовую хурму и тряхнул головой. Как отреагируют на незнакомое лицо пираты?       Перед ним открыли дверь.       Зонт. Как хорошо.       Он поправил шляпу и облокотился на дверной проем.       — Утра! Как самочувствие?       Феликс опасливо оглянул чужую портупею, заходившую под плащ, потому содержимое невозможно было определить, тут же отмахнулся от параноидальных мыслей и честно прислушался к ощущениям в теле. К легкой качке он попривык, но голова еще кружилась.       — Э-э, по сравнению со вчерашним – сказка.       — Отлично! — Зонт взял его за локоть и потащил – «Что за привычка меня хватать?!» – на залитую белым светом палубу. Феликс выдернул руку и зашипел, щурясь от солнца, а когда открыл глаза, увидел разномастную толпу моряков.       Больше дюжины пар глаз смотрели на него. Это любопытство смутило. Ему что-то сказали, он не расслышал, зато слова Зонта прозвучали отчетливо, заставив поморщиться:       — А ну, черти, тихо!       Феликс изучал команду взглядом, замечая, насколько разных людей Зонт объединил: Рыжий мужчина с морщинистым лицом, ужасным шрамом на щеке и неровно остриженными волосами, русый румяный парень без двух пальцев на левой руке, худющий брюнет с длинным носом и усиками...       Складывалось ощущение, словно он смотрит на неаккуратно вырезанные воровским ножом куски картин, сшитых, как мозаика. И рядом, вырванный из контекста, из своего запятнанного кровью полотна, прямо как накидка на собственных плечах, Феликс. И здесь он чужой.       Неприятная дрожь пробрала его.       Одна деталь предавала неоднозначности: рука, приобнимающая его за плечи. Рука человека, который ни разу не взглянул на него с отвращением или животным, безучастным интересом. Не то, чтобы он совсем непричастен к нервным мурашкам, но, изголодавшись по возможности доверять, за те куски хлеба, одеяло и подушку хотелось дать душу. А себе — добротную пощечину.       — Вот наш новый знакомый, — начал Зонт, и Феликс настороженно встрепенулся, — о котором я говорил. Принимайте его, как родного, и не смейте ни в чем упрекать. Ясно?       Пираты заугукали и закивали в разнобой.       — ...Здравствуйте... — «Как здороваются пираты?». Зонт тихо прыснул от смеха и потер кончик носа. Феликс переключился на шепот. — Я, пожалуй, обратно.       — Чего? Уже? — судя по лицу пирата, в его голове завращались шестеренки. — Тогда на обед приходи к нам. Я позову.       Феликс кивнул, неловко помахал компании, — больше многочисленным облаками и туману вдали — и скрылся. Он рад снисходительности, но эта короткая церемония вызвала дискомфорт, а совесть без того пытала нещадно. Чувство долга не угасало ни на минуту.       Сложно... странно...       Дверь закрыта плотно.       Феликс сел на пол, полусознательно всматриваясь в темный угол с образницей. Лики святых в полумраке отливали золотистыми бликами, при долгом взгляде плыли и мерцали.       Феликс стыдливо опустил глаза в пол.       Он познал обратную сторону бандитизма. Странную близость душевного уродства, что объединяет его с пиратами. Уродства...       Он не мог отнести это слово к Зонту, даже испытывая отвращение к подобным себе, нет. Не верил, что этот человек мог навредить кому-то, кто не в состоянии был бы ответить. И бывалого наемника, уязвленного истощением, не тронул.       За какие заслуги? Да ни за какие. По доброте душевной. Как у него все, черт возьми, просто!       Феликс стиснул зубы и ударил ладонью по лбу, мучаясь от непонимания.       Лучше швырнули бы в море, обрести, в кои-то веки, покой! Как не странно, эту мысль он теперь считал не такой страшной. Ни горящие от недостатка воздуха легкие, ни ледяная вода не пугали его.       Эмоции утомляли. Мутит.       Феликс потянулся к двери, едва приоткрыл, и заглянул в щель, выискивая Зонта, не до конца понимая, зачем. Суета, гам, топот, силуэты, яркий свет...       Закрыл дверь и лег, обняв колени.       Чудовищное количество роившихся мыслей. Голова тяжелела.       Исключая вчера, он забыл, когда в последний раз спал лежа, а не сидя, вечно будучи начеку. У наемника полно врагов. Таких, кому быстрого убийства будет недостаточно.       Но кто достанет его на чужом корабле?       Слушая, как за дверью кто-то носится, работает, можно подумать, что бег и шаги разносятся прямо из затылка, а выходят через барабанные перепонки и глотку. А вот и сонные мысли...       Расслабляешь полностью плечи, опускаешь голову...       Поднимаешь голову.

Взмах!

Треск разошедшейся плоти. Плоти?       Теплые, отвратительно теплые брызги, как насекомые, как божьи коровки, маленькими лапками разбегаются по тебе тысячами из прыскающей артерии. Плюх.       И под ухом трещат их железные крылышки. Крылышки. Не всплески крови. На губах, в носу, на ресницах.       Фигура впереди, неразборчиво-человеческая, пошатывается.       Костяшки пальцев ударяются о гарду, когда инстинктивно перехватываешь рукоятку.       Вдыхаешь загустевший красный воздух, легкие пульсируют.

Взмах!

      С отвратительным бульканьем на пол падает не человек, а черное нечто с раной в брюхе, из которой с предсмертной судорогой вываливается склизкое содержимое через влажный рот. Прямо в багровую лужу. В грязь. В рдеющую преисподнюю.       О, как просто обезличить жертву, обезличить и себя, вспоров и вывернув наизнанку. Далекий гул нарастает, нарастает, нарастает...       Феликс рывком сел и схватился за сердце.       Показалось, что сейчас оно со скоростью пули выскочит из груди, которую вот-вот разорвет судорожно вобранный воздух.       Он с тихим стоном упал на подстилку, корчась от подступившей тошноты, от лихорадочной тряски.       Звук собственного дыхания напоминал свист и режущим эхом разносился по каюте.       Что. За. Кошмарный. Бред.       Гадко, садко в теле, хочется лезть на стену. Он все еще ощущал на себе теплую кровь, костяшки глухо стучались о что-то... О деревянный пол от дрожи в руках.       «Я сейчас задохнусь».       Он насилу – показалось, что со скрипом позвоночника, – поднялся и вышел, лишь бы дальше не сидеть в давящей темноте. Солнце слепило.       Словно двигаясь под водой, заторможенно, он подошел к краю борта. Понемногу рассеивалась дрожь, рассасывался ком в горле, но четко увидеть что-то за исключением мелких волн и неподвижного неба сложно.       Прохладный ветер остужал голову, шумел, кидал в глаза пряди. Вдали клокотали чайки. Пираты перекрикивались о своем. Море дышало свежестью.       Феликс покачивался, с трудом удерживая равновесие, когда ощутил толчок под локоть.       — Эу.       Слева от него стоял двоившийся человек, проводящий тряпкой по какому-то пятну на бортике.       — Тебе... нужна помощь? — первое, что пришло в голову Феликсу. И последнее на ближайшие пару минут. Бледные губы неизвестного растянулись в улыбке, обнажив кривые зубы. Неприятное зрелище.       — Хе. Ну, если так приспичило, можешь... О, знаешь, держи.       — Чего... — к ногам Феликса упала тряпка. Под ехидное хихиканье матроса он тупо уставился на нее. Слова на языке отказывались складываться во что-то связное. Он не разобрал, что ему сказали в следующую секунду, зато прекрасно почувствовал грубое прикосновение к спине, и как обдало кислым перегаром. Противно.       К ним буквально подлетел Зонт. Секунда, и он оттащил незнакомца за шиворот. Феликс, так и не поняв до конца, что происходит, обернулся и услышал адресованную пирату фразу:       — «Еще один проступок, и я заставлю тебя сожрать эту тряпку, выблядок.»       Охладела кровь.       Зонт взметнул руку.       Чужие движения ощущались неестественными.       И когда в следующую секунду незнакомец пошатнулся от хорошей оплеухи, он напомнил деревянную фигуру.       Феликс таращился, невольно прижимаясь спиной к борту, пока Зонт подходил ближе в продолжении пары секунд. Откинутые назад плечи, расслабленная походка, руки в карманах. В груди тяжелело с каждым шагом пиратских сапог. Даже когда он держал сверкающую саблю, его силуэт не внушал такого ужаса.       — Не обращай внимания, я в свое время сам его доканывал. В шутку, естесно, но теперь так никому нельзя. Давно.       — Жестоко. — сухо оценил Феликс, оттолкнув сухой язык от сухих зубов. «Успокойся, успокойся, успокойся».       — А по-другому никак, раз не понимают! Я, все таки, стараюсь их перевоспитать. А это ведь не дитяти, чтоб сюсюкаться! Чего ты этих лбов жалеешь?       — Я не про это... Неважно. Будто не этот человек только что ударил того, кого вчера называл другом.       — А так, на деле, у нас товарищеские отношения. — «Вот опять.» — Но меня выводит из себя неповиновение. У них не должно быть даже мысли о том, чтобы ослушаться моего слова.       — ...Твои друзья - твои рабы? — вырвалось. Смолистая пелена от жуткого сна уступила злости. Может Феликс был прав; никому доверять нельзя?       — Не неси чушь, за кого ты меня держишь! — он всплеснул руками и тряхнул взлохмаченной головой. Ветер чуть не подхватил шляпу, но капитан легко удержал ее. — Нет, нет, конечно нет. Я не только им начальник, но и соратник, если не дошло. До меня здесь был другой порядок, который уж точно не понравился бы тебе, раз такой нежный. — Зонт поморщился и открыл было рот, но внезапно приложил руку к губам. Прищурился. Раскрыл ладонь, вопросительно на него глядя. — А ты от чего вдруг об этом поговорить решил?       — Ты слишком... По правде сказать, просто интересно.       Зонт пронзил его насквозь голубыми глазами, отвернулся в синеющую даль, помедлил...       Феликс ощутил легкое покалывание от брызг воды. Испуг отступил, а Зонт вдруг тихо проговорил:       — Я не трону тебя.       И следом последовало задорно-запальчивое «Идиот». Феликс отрывисто выдохнул и в меру перенял этот настрой.       — В следующий раз не трать нервы на то, чтобы отогнать от меня своих подчиненных. А то ты и так больно суров, monsieur flibustier. — лукавя не лицом, голосом, прошептал он в ответ.       — Я все удивляюсь, какой ты зашуганный. Так и выживаешь? «Не ты, так тебя» и все подобное?       — Мгм.       — Хер с тобой, дело твое. — оборвал диалог Зонт. То ли у него так обветрились щеки, то ли их подтушевал стыд. — Мне работать. А ты, если все таки хочешь помочь, можешь у меня прибраться.       — А если я что-нибудь сопру? — Феликс нахмурился, не удержавшись от логичного вопроса. — Это не я зашуганный, это ты само доверие.       — Надоел, се, давай. — он махнул рукой и быстро зашагал к кучке пиратов у узлов мачт. Уголок рта Феликса тронуло нечто вроде оскала. Больше машинальная улыбка, нежели искренняя.       Делать нечего — вошел в каюту, оставил дверь приоткрытой, сел на колени перед кучкой разных драгоценностей у незакрытого сундука.       Феликсу не понадобятся эти вещи. Горсть монет за золотой кубок — ничто по сравнению с тем, что обещают за убийство. Последнее.       На краю сознания вилась мысль, которую он бесконечно пытался подавить: Больше очередной убийца не будет очернять мир. А это — лучшее, что Феликс может получить.       Ожерелья, кольца — в небольшую шкатулку.       От сияющих монет в глазах рябило.       Феликс посмотрелся в серебряное зеркало. Какие жуткие синяки.       Утварь левее, посуду правее...       Это даже успокаивает.       Взгляд зацепился за стоящую на столе бутылку. Взял, принюхался к пробке — алкоголь. Убрал в шкаф. Будет не весело, если она грохнется и осыпет осколками пол.       Он занимается этим не только из чувства долга, но и для того, чтобы не уходить в себя. В себе бывает страшнее, чем где бы то ни было!       Единственное место, где полный порядок — шкафчик с иконами.       Все..? Феликс прибрался поверхностно, но и не стоило же полностью переворачивать чужое добро.       Уставился в темный угол. Оттуда на него алыми глазищами смотрела выпотрошенная тень.       — Хэй!       Развеялась. Угол заполнил свет, Феликс обернулся к знакомому голосу, поднимаясь с колен.       — Как успехи?       — Bien.       — М. — «Мисье-флибустьер» кивнул, задумчиво постучал тонкими пальцами в перчатках по дереву. На бледном и удивительно благородном для мореплавателя лице все отчетливей проявлялось мрачное выражение. Опустил взгляд под ноги и в сторону, и глаз стало не видно за шляпой.       Неловкая тишина.       Феликс кашлянул.       — Ты... что-то хотел?       — Не-е. Я просто. — Зонт окинул взглядом комнату. — Хорошая работа. Слуш. Покажи свое оружие. Я видел что-то похожее, но не припомню, как оно зовется...       — Катана.       — Ага... Что-то из Азии?       — Из Японии. По крайней мере, мне так сказал тот, кто мне это втюхал.       — Чудно. — он ухмыльнулся, поднимая оружие в сае. — И как, удобно? Может, я своим такую диковинку покажу?       Феликс безразлично пожал плечами.       — Можешь. Хотя нет, лучше я. Она очень...       Зонт неосторожно вынул катану, — фш! — и тут же уронил ее.       — ...острая.       — Ай, че-ерт! — Зонт сжал поврежденную ладонь в кулак и, не глядя, зашарил свободной рукой по комоду.       Феликс тяжело вздохнул и потянулся к шкафу, куда поставил бутылку, пытаясь отмахнуться от мысли, что звук разрезаемой плоти был точь-в-точь как во сне.       — Дурачье. — буркнул Феликс. — Это ищешь? — он ловко отодвинул ногой катану и подошел к Зонту, откупоривая пробку.       — Мг.       Тот снял перчатку и протянул ладонь. От большого пальца до мизинца тянулся длинный порез. Кровь почти не шла.       — Такие немного больнее обрабатывать...       Капитан вопросительно на него посмотрел. Прежде, чем на руку вылился ром.       Глаза Зонта чуть не полезли на лоб, он сжал челюсть, от чего и так заметные скулы стали острее, но ушей не коснулся ни один болезненный звук, кроме рваного дыхания. Пара крупных капель плюхнулись на пол.       Феликс спешно поставил бутылку рома, и взял в обе руки теплую и шершавую ладонь.       — Ты что д...       Подул на рану.       Светлые волоски на чужом крупном запястье встали дыбом.       — Шрама не останется, у меня не оставалось.       — Шрамы мужчину украшают... С-сц. — когда часть алкоголя испарилась, он осторожно вытянул руку. — Спасибо. — еле слышно сказал Зонт, и наклонился к своему комоду, где из маленького отсека у самого пола достал маленький платочек, продолжая говорить уже привычным тоном. — Странные порезы. Ни крови, ни юшки, а больно. Даже мне. Почему так, а? — сказал Зонт, заматывая ладонь, и взял в зубы кончик платка, пытаясь завязать узел.       — Не знаю, но я давно это заметил. Это только тогда, когда лезвие сильно тонкое... Тебе не помочь?       Выглядел капитан за этим занятием, пожалуй, забавно.       — Нэ! — он на удивление быстро справился. — А то ты тоже со мной сильно добр.       Феликс бережливо зачехлил катану.       — Жрать пойдешь?       — А, уже..?       — Ты долго спал. Ну?       — Ну. Пойду. Спасибо.       Зонт махнул рукой, мол «за мной», Феликс послушно пошел следом, на нижнюю палубу, оглядываясь по сторонам. Как-то незаметно подкралась морская болезнь и отбила всякий аппетит.       Они вошли в слабо освещенное масляными лампами помещение. Запах соли и пота ударил в нос, заставив поморщиться. Команда рассаживалась по лавочкам, разнообразная еда стояла на столе. Какое-то варево, бастурма, все те же сушеные фрукты... Свежая курица?       Никто не приступал к трапезе.       Слегка настораживает.       «Эти люди явно не голодают...» — пронеслась завистливая мысль.       Зонт сел и похлопал по месту рядом с собой, Феликс пристроился рядом.       — Откуда на корабле курица?       — Так у нас курятник есть. — Зонт глупо улыбнулся и почесал затылок.       — ...Ладно. Я ничему не удивляюсь.       Кто-то рядом хохотнул.       Зонт взял в руки кусочек бастурмы и за ним, как по команде, застучали деревянные миски, стаканы, заскрипел стол.       Феликс, который не мог заставить себя поесть, невольно придвинулся к капитану ближе, не желая лишний раз задевать плечом незнакомцев.       Этот шум вызывал чувство отчуждения, будто он не здесь, а где-то там же, куда пропала тень из угла. Не хотелось говорить ни с кем.       Зонт после того, как пригубил то ли вино, то ли еще какую бурду, пододвинул к Феликсу небольшую тарелку с вяленым мясом.       — Бери, чего ты?       — Тошнит.       — Скоро перестанет, вот увидишь. Человек ко всему привыкает. Пить будешь?       — У вас есть там... чай?       — Есть, погодь. — он встал и скоро исчез в толпе.       Ощущение исходившего теплом плаща под боком испарилось. Как же здесь холодно и душно!       Вид выженных солнцем лиц не радовал, и Феликс положил голову на сложенные руки. Невыносимо, — тревога, сгущенный воздух, смех, липкие пятна жира, — невыносимо напоминает тех, с кем поневоле вырос, с кем пришлось работать. Поскорее бы отделаться от этих воспоминаний; осознавать, что вот уже двадцать один год одно и то же, и что семь лет его преследует ощущение крови на руках — выше сил человеческих.       Никакое благое дело не искупит вины.       — Вот, держи. — бах! – громыхнула кружка, Феликс поднял голову и увидел перед собой подсвеченное теплым лицо Зонта. — Ты что убитый такой?              — Я в порядке... Благодарю. — ватной рукой взял кружку и стал жадно пить. Все тот же привкус спирта хорошо перебивался терпкими травами. Пустой желудок наполнялся горячей жидкостью. Блаженство.       — Э-не-ет, приятель, — протянул капитан, возвращаясь на место, — может я, по твоим словцам, «сплошное доверие», но вижу, когда мне врут.       Феликс вытер губы.       — Само.       — А?       — Я сказал «само доверие», а не «сплошное».       — Ой все!       — Потом поговорим, не тут.       — Лады.       Скоро Зонт переключился на диалог с очередным товарищем.