Вслед за мечтой и тобой.

      Воскресенье не мог посчитать сколько раз за последние несколько минут он сделал глубоких вдохов. Дыхание заметно сбилось, пальцы бледных рук, поддавшись неминуемой тревоге задрожали. Чего бы? Он понимал. Понимал, что сам себя доводит до такого состояния. Понимал, что нужно уйти, сбежать, сделать что угодно, но не встретиться вновь с Авантюрином. Но это была такая мания. Зависимость от чужих глаз, голоса. Зависимость, которой галовианец не мог не поддаться. Сандей был зависим от него. До сего момента, пока он подавлял чувство тоски по Авантюрину, пока за долгие-долгие месяца они не виделись, пока он внушал себе, что ничего не должен иметь общего с прошлым — это самое прошлое настигло его и обрушилось словно тяжелая груда камней на душу, вызывая в груди то самое ноющее чувство меланхолии и привязанности. Все эти месяца, что Воскресенье пытался забыть авгина пошли насмарку. Да и сказать, что окончательно забыть у него получилось было ложью. Он лишь осознанно затолкал эту тоску вглубь своего сердца, но забыть — ни за что не смог бы. – Уходи, уходи, уходи, уходи.. — Несвязанное бормотание тихого голоса противоречило действиям. Получилось даже слишком резко открыть дверь, ведующую в основной зал казино. Как и ожидалось, под видом вовсе заброшенного и забытого богом места — тут оно только начинало сиять. От смеси запахов, что внезапно ударили в ангельский нос стало дурно. Смесь алкоголя, сигарет, может, чего похуже. Это все было мерзко и тошнотворно. Но наивный мозг блокировал всё это, каждый минус перекрывала мысль встречи с Авантюрином. Авантюрист ненавидел его, готов был плеваться желчью при виде него, но Сандея это не волновало. Увидеть. Поговорить. Выслушать, какой он мерзкий предатель, без разницы. Просто услышать чужой голос было бы достаточно, дабы унять внутреннюю тревогу. Шафранновые глаза пробежались по обширному помещению, стараясь оценить всё, до чего мог дотянуться острый взгляд. Пошарпанные стены, облезшие обои, мебель, что на вид походила на антиквариат. Всё это в совокупности с осознанием, на какой планете сейчас стоят собственные ноги создавало атмосферу, что еще больше терзала жалкую, погрязшую в себе душу. Капюшон был моментально натянут на голову, стараясь скрыть своё присутствие настолько, насколько это было вообще возможно. Но едва торчащие перья крыльев слишком выдавали личность и расу галовианца. Он обязательно разберется с этим потом. Сейчас...       Звонкий смех. Знакомый, ядовитый и совершенно точно наигранный. Парень узнал его сразу же. Голова слишком резко обернулась на голос, но тот же отвернулась обратно. Слишком рано было выдавать своё присутствие. В ангельской голове уже начали строиться сотни, а то и тысячи развилок диалога. Сандей расчитывал любой вариант ответа. Он обязан был поговорить с ним. Донести своё сожаление, жалкое оправдание до авгина. И все должно было пойти идеально, без нюансов, без внезапных сюрпризов. Воскресенье осторожно, не привлекая внимания отходит к стене. Прижавшись к холодному бетону по спине моментально пробежался табун неприятных мурашек, а сзади почуялся прохладный сквозняк, что словно пробирался до костей. Но по сравнению с холодом, который он собирался ощутить это были пустяки. Игральный стол, он же рулетка, за которой сидел каменное сердце со своим оппонентом с этой точки виднелся лучше всего, что играло на руку. Глаза внимательно впитывали поведение авгина. Любой жест, тембр голоса, жестикуляция. Всё это вписывалось в сознание выстраивая идеальный вариант для развития разговора. Воскресенье ждал, пока он доиграет. Со стопроцентной вероятностью выиграет и насмешливо ткнет этим в своего разорившегося оппонента.

***

      Ночь в этом месте была бесконечной. Слишком долгой, чтобы провести здесь всю ночь, но слишком короткой, чтобы позволить себе забыть. Игровой зал, зажатый между мрачными кирпичными стенами старого здания, выглядел так, будто пережил лучшие времена лет двадцать назад. Не самое лучшее место траты денег на азарт, но выбирать не приходилось. Это буквально было единственным "заведением" на этом гребанном Амфореусе, который блондин уже ненавидел всей душой. Он сидел за столом с рулеткой, сутуло опершись локтями на потертую поверхность, уже давно утратившую блеск. Авантюрин выглядел так, словно сюда его занесло ветром. Чего только стоял заебавшийся взгляд, которым он окидывал каждого, кто попадался под руку. Но на самом деле блондин был здесь по собственной воле. Это место стало его убежищем, хотя вряд ли кто-нибудь мог назвать его таким. Он не играл ради азарта, не гонялся за деньгами, которых на счету стало слишком много. Он играл, чтобы забыться, чтобы хоть на пару часов перестать чувствовать. Чувствовать то, что разрывало изнутри. И вот он здесь, в компании таких же потерянных душ. Авантюрин делал ставки с таким равнодушием, будто выигрыш не имели никакого значения. На другом конце стола сидел мужчина лет пятидесяти — в залоснившемся пиджаке и с потным лбом, испещрённым морщинами. Глаза этого человека были полны безумия и отчаяния. Он играл крупно, слишком крупно для такого места. Казалось, будто этот человек делает последние ставки в своей жизни. Полный, отбитый на всю голову придурок. «Жирный урод.» — Непроизвольно фыркнул авгин подавляя закатывание глазок. Крупье крутнул рулетку, и шарик забегал по кругу, громко стуча по секторам. Парень наблюдал за ним с видом, словно смотрел на чей-то сон. Его ставка была максимальной, почти символической, но именно его сектор — красное 17 — стал победным. Как неудивительно. Бровь изогнулась с притворным удивлением глядя на "скуфа". Забавно было наблюдать, как ничего не добившиеся уроды ставили всё и проигрывали. Мужчина напротив сжав кулаки, резко выбросил их вверх, как будто хотел схватить что-то неуловимое, сопровожденая всё это отборным мессивом мата. Взгляд его помутнел: он понимал, что проиграл всё. Так же быстро как и закончилась игра, мужчина встал, шатаясь, и, не проронив ни слова, медленно побрел к выходу, словно тень. Парень проводил его взглядом, в котором не было ни злорадства, ни радости, ни жалости. Просто пустота. Деньги, которые он выиграл, остались лежать на столе. Ему было всё равно. Стакан стоящий под локтем каждый раз подвергался быть опрокинутым и разбитым, а круглый кусочек льда, полностью пропитавшийся горечью услады приятно для слуха звенел в стакане. – Итаааааак...Господа! Кто же хочет сыграть со мной? — Самовольный, громкий голосок ударился об кирпичные стены зала, оставляя за собой лишь молчание. Авантюрин был готов поклясться, что в его спину мысленно уже вонзили тысячу ножей и прокляли еще столько же. Сотрудники КММ и без того кроме презрения и недоверия ничего не вызывали, но блондин не думал, что про его работу успели разнюхать и тут. – Что, совсем нет желающих? — Наигранная грусть сопутствующая за собой такой же вздох прерывается голосом сзади. – Я хочу. — Капюшон был скинут с головы, позволяя крыльям распахнуться в своей полной "красоте", давая авгину моментально осознать, кто перед ним стоит. Хотя, маскировка была так себе, честно говоря. Одного голоса было достаточно, дабы узнать Воскресенье. Он был особенный. Особенный тем, что въелся в разум. Скрыть своё удивление, как бы ни хотелось блондин не смог. Глаза цвета аместита, что ярко переливались на свету тухнущей лампы в ошеломлении расширились. Или в испуге? – Ха... Неожиданная встреча, Воскресенье. — Усмешке едва, через силу, удается коснуться губ, когда в жесте, Авантюрин приглашая указывает на место напротив. Это было не то, на что он расчитывал сегодня вечером, но азарт и неподдельный интерес в груди дали о себе знать. Обида все еще гложила, да, но осознание, что у галовианца что-то на уме, явно не позволяла послать ангело-подобного куда подальше. Чуть позже. Авгин не мог достаточно рассмотреть новый наряд возлюбленного, не давая взгляду ни секунды оторваться от Воскресенья. Когда его новый "оппонент" занял своё место, блондин уже было приготовился на очердную дозу подшучиваний, но его очень быстро оборвали. – Моей ставкой будет разговор с тобой. В свою очередь же... проси что хочешь. — Золотистые глаза сухо, подавляюще смотрели напротив, но заметная дрожь пальцев, что нервно постукивали по прогнившей рулетки рушили всякий образ. Даже забавно. Разговор с ним? Воскресенье действительно экспрессом мозги отшибло? На какой разговор он надеялся? Но раз это его ставка..пусть будет. Ему в любом случае ни за что не выиграть. В свою очередь в голове сложилось один плюс один и то, что можно вынести из этой игры. Точнее, как можно будет сделать больно Сандею.       Месть – лишь способ получения цели, верно? А целью было выместить свою обиду, которая подавлялась слишком долго. Но раскрывать все карты Авантюрин не планировал. – Что захочу, да? Ты же понимаешь, что бредишь? Я же могу поставить абсолютно всё, и выиграю. — Под абсолютно парень имел буквально всё. Но тон его голоса говорил о чем-то совсем не хорошем, заставляя Воскресенье сглотнуть. Он был готов к этому. – Всё, что пожелаешь. — Сандей глупил. Прекрасно понимал, что выиграть у абсолютного везения невозможно, но отступать не хотел. Идиот. Полнейший идиот. Блондин не мог поверить, что крылатый, понимая все извращение Авантюрина все равно шел на эту ставку. Что же, ему и хуже. Он пытался отговорить. – Играем. — Без былой напыщенности произносит он, подзывая рукой крупье. Худощавый парень, явно ненавидящий свою работу вяло подходит. Разъяснения правил рулетки Авантюрин не слушал, в свою очередь сверля взглядом напротив сидящего крылатого, что очень внимательно вслушивался в каждый нюанс, с невинным, даже детским лицом впитывал информацию иногда кивая. За все время, что они знали друг друга, на своей памяти авгин ни разу не мог вспомнить, чтобы Воскресенье имел что-то общее с азартными играми, что было ожидаемо от главы Дубов, но все же от осознания, что Сандей идет на это не умея играть, слушая правила впервые в жизни только ради разговора с ним, становилось неприятно. Блондин даже почувствовал себя плохим парнем, как бы иронично не было. – Ставки сделаны, господа? — Крайне незаинтересованный голос крупье, довольно тихий едва доносился до ушей, но расслышать и уловить одну деталь Воскресенье все же смог. – Ты не озвучил свою ставку, Авантюрин. — Что же он пожелает? Крылатый дал ему полную свободу действий, поэтому..в руках блондина было все и даже больше сейчас. От этого было...не по себе. – А вот не скажу. Струсишь? — Ядовитая ухмылка расплывается по лицу, когда опираясь на деревянное покрытие стола авгин ожидает чужого ответа. – ... Играем. — Уже не так уверенно, но произносит Сандей подписывая себе смертный приговор. Игра началась. Шарик быстро закрутился по игральному столу, проскакивая с одного отсека на другой, вынуждая сердце каждый раз останавливаться. Галовианец поставил на черное. Авантюрин, с ледяной усмешкой, на красное. Это была их игра — не просто на деньги, а на что-то большее, скрытое в прошлом. Замедлился, подскакивая с одной цифры на другую. Каждый удар по колесу был словно укол в их общее прошлое. Остановился. Красный отсек, цифра — 16. – Какая неожиданная победа, господин Воскресенье. — Нахально, грубо и язвительно. Это было вовсе неудивительно. По лицу напротив сидящего Сандея было видно лишь разочарование, удивление - нет.

***

– Еще раз. Счет 5:0. Ни одного в пользу Воскресенья. Он просил, просил и просил об еще одной игре проигрывая и унижаясь с каждым разом. Надежда о разговоре, нормальном разговоре с возлюбленным рушилась с каждым объявлением поражения. Проиграл в сухую даже своё достоинство. – Достаточно. Итааак... Какова же моя ставка, а? — Глаза притворно щурятся укалывая больно, словно лезвием по коже с каждым разом все глубже. Авантюрин не стал дожидаться ответа. Все же, желание увидеть удивление на личике "любимого" превышало здравый смысл. Парень поднимается, вновь махая крупье, сообщая о том, что они закончили.

***

– Куда ты меня ведешь? — Даже робким, полным неуверенности в действиях иного шепчет галовианец продолжая молча следовать за Авантюрином. Он не представлял, куда его ведут, что его ждет. Может, авгин и сам хочет поговорить? Казино оказалось куда больше, чем ожидал Воскресенье как только вошёл. Много коридоров, комнат, и все пустые и заброшены. Рабочим и с хоть каким-то презентабельным видом тут был лишь игральная комната, которую они покинули несколько минут назад Еще одна комната. Но эту они мимо не прошли. Блондин остановился, без всяких сомнений толкнув дверь, встречая полной грудью давно забытую, пыльную комнату с одним лишь бильярдным столом в центре. – Как это понимать..? — Вдохнув грязный воздух, крылатый не в силах был сдержать кашель. Как избалованная принцесса, господи. — Заткнись, — снова резко бросил Авантюрин, как будто слова Сандея могли разрушить то, что он задумал. В его голосе звучала не просто злость — что-то глубже, темнее. Его сердце билось быстрее, чем могло бы позволить ощущение опасности, смешанное с чем-то иным. Он едва успел осознать, что происходит, прежде чем оказался прижат к холодному сукну бильярдного стола. Сандей дернулся, но хватка на запястьях была жесткой, почти болезненной. Кожа под пальцами блондина горела. Он чувствовал, как его дыхание срывается и сталкивается с чужим — горячим, тяжелым, тревожным. Весь мир, кажется, исчез. Только их двое. Это было слишком знакомо. Слишком невыносимо. Странный жар разливающийся внизу живота ситуацию совершенно не скрашивал. — Моей ставкой был ты, — проговорил Авантюрин низко, срываясь на шепот. Эти слова будто пронзили Сандея насквозь. Все, что он хотел спросить — почему, зачем, что все это значит, — застряло комком в горле. Авантюрин смотрел прямо в него, как будто ждал реакции, как будто это был последний бросок его личной рулетки.