What Fools These Mortals Be

Мистра. Имя, которое значило для него целую вселенную. — Гейл! Она улыбается — до ямочек на щеках. А под глазами у нее россыпь веснушек. Веснушки, черт возьми. У богини. У ее аватара длинные черные волосы и восхитительные янтарные глаза, наполненные внутренним светом. Мистра совершенно человеческим жестом заправляет прядь волос за ухо и звонко смеется. — Мы на Ториле, а ты все еще витаешь в грезах? Ты моя греза. — Если будешь смотреть все время на меня, пикси тебе этого не простят. Давай же, Гейл, сделай над собой усилие, я знаю, ты сможешь их очаровать. Мистра всегда обожала пикси. Осознание причины пришло к Гейлу неожиданно: крошечные беззлобные феи относились к ней, как к равной, и она считала себя равной им. Небольшая слабость всемогущей богини — беззаботно смеяться и радоваться. Был ли он такой же ее слабостью? Временной. Возможность почувствовать себя живой и любимой? Почему же тогда она так поступила с ним? Охладела? Наигралась? Или все же был виноват он сам? Мистра была для него не просто возлюбленной. Но магией, из которой он сплетал саму реальность. Только Мистра определяла границы его возможностей. Ему всегда хотелось больше… Он всеми способами пытался заставить ее дать ему больше. Использовать ее любовь к нему — а она любила его, в этом Гейл не сомневался. Убеждал. Манипулировал. Было ли это до или после того, как она охладела к нему? Гейл не мог вспомнить. А быть может, боялся признаться себе, что он сам был главным злодеем истории — тем, кто уничтожил и потерял все, что у него было. Надеялся, даже спустя этот год, что не все потеряно. Надеялся, что ее молчание не было отголоском его собственных глубоко затаенных мыслей: этот мир станет только лучше без него. Надеялся, что Мистра сочтет его страдания достаточными. Решит, что он уже достаточно искупил свою вину. Иллитиды, странный культ и личинка в его голове с нетерийской магией… Ей же самое время было вмешаться. Она должна помочь ему. Должна была. Неужели у нее не осталось к нему чувств? — Это та самая богиня, на которой помешаны все волшебники? Мистра, кажется. От неожиданности Гейл потерял концентрацию и магический образ, который он созерцал перед собой, рассеялся. На его месте предстало другое лицо: болезненно-бледное, в окружении алых волос. Брови были скептически сведены на переносице, а губы вот-вот были готовы скривиться в почти никогда не покидавшую ее лицо желчную усмешку. Гейл задумался, глядя на нее… он не был уверен, что мог бы назвать Доан красивой. Определенно был уверен в том, что она была совсем не в его вкусе. Но эльфийская кровь, конечно, давала о себе знать — чародейка была изящная, тонкая, с чуть заостренными ушами и длинными, переливающимися на свету волосами. Человеческая же компенсировала то, чего не доставало у эльфов — округлые очертания женственной фигуры, которые не могла скрыть ни одна чародейская мантия, и практически не скрывала ее открытая лагерная одежда. — Ты снова застала меня врасплох, — произнес он с легкой досадой в голосе. Вместе с досадой он чувствовал легкое раздражение. Пребывая в грезах, забываешь о настоящем. Надеешься, что все может измениться. Доан постоянно возвращала его в реальность — против его воли. Разговором, взмахом ресниц и пронзительным взглядом, кривой усмешкой. Блеском кинжала перед тем, как она последним ударом обрывала чью-то жизнь со вздохом страстным и чувственным, словно сердце полуночи… Она подняла руки и произнесла, словно прочитав его мысли: — В этот раз я без кинжала, честно! Не смогла удержаться от любопытства. — Доан вопросительно вскинула бровь. — Предаешься воспоминаниям? Гейл небрежно пожал плечами и отвел взгляд. Что она желала услышать? Рассказ о том, как он любил… до сих пор любит Мистру? — Раздумываю над тем, что потерял. Над тем, что еще могу потерять. Ты же знаешь, Мистра — это сама магия. Достаточно ей захотеть, и я больше никогда не смогу прикоснуться к Плетению. Но дело, конечно же, было далеко не в магии. Если бы сейчас перед ним предстала его богиня и предложила бы все забыть и вернуться — он не стал бы долго раздумывать. Доан пренебрежительно фыркнула. — Мистра определенно не вся магия. У магии нет пределов, и твоя богиня уж точно ее не ограничивает. А если пытается, то это искусственные рамки, Гейл. Он не удержался и закатил глаза. Временами чародейка не только раздражала, но и утомляла его. — Вздор. То есть… я бы, конечно, мог прочесть тебе лекцию о том, почему Теневое Плетение не идет ни в какое сравнение с настоящим, а остальные «источники» магии есть суть самого Плетения… но, — он скептически взглянул на то, как она усмехнулась, — ты все равно останешься при своем, верно? Конечно останется, она же чародей. Принимает свою магию, как должное. Как инструмент, как оружие — такое же, как кинжал. Возможно, что его она даже и любит больше. Ему подобное казалось немыслимым. В ее магии не было ни красоты, ни изящества, только разрушительная, всепоглощающая кровавая сила: словно ураган, готовый стереть с лица земли все живое. Мистра не запрещала использовать магию подобным образом. Но убийства и разрушения всегда беспокоили лучезарную богиню, оставляя легкую морщинку на переносице ее светлого лика. Она всегда поджимала губы в неодобрении, когда Гейл решал обсудить с ней очередной любопытный случай. Неожиданная мысль пришла волшебнику в голову. Он бросил на чародейку хитрый взгляд. — Давай я сам покажу тебе. Выразительные брови Доан взлетели вверх. — Очередной секрет от Гейла из Глубоководья? Надеешься, что я откажусь? Она даже сощурилась в предвкушении. — Никаких секретов. Просто покажу тебе Плетение — так, как вижу его я. Доан сразу же согласилась. Но он едва ли успел удивиться ее прыти, как удивился ее естественной связи с Плетением: ей не составило труда повторить за ним движения и слова, но дело было даже не в этом — проводить через чародейку магию оказалось так же просто, как дышать. Нити Плетения закручивались и извивались вокруг нее потоками… кроваво-красного, если вглядываться в них достаточно сильно. Гейл не стремился, но его собственная магия сплеталась с ее, а вместе они сливались в восхитительные фиолетовые оттенки. Мистра сразу же почувствовала их присутствие. Это был абсолютно мальчишеский поступок с его стороны: о том, как направлять Плетение таким образом, знали немногие. Преимущественно Избранные Мистры — но даже далеко не все из них. Доан же была женщиной, чародейкой и, ко всему прочему, кровавой убийцей — светлая богиня ни за что бы подпустила ее к себе настолько близко. Если бы не Гейл. Он ощущал легкое злорадство и вместе с тем — любопытство. Волшебник чувствовал присутствие Мистры и ее взор… направленный не на него. Заставив себя не обращать внимания на болезненный укол самолюбия, он задумался, что его алая загадка заинтересовала богиню. Она, скорее всего, сразу же увидела истинную суть чародейки — знание, которое Гейлу было пока недоступно. Мимолетная мысль — если бы Доан была достаточно опасна для него, сообщила бы ему об этом Мистра?.. Плетение укутало их и свело еще ближе. Чародейка не протестовала, напротив, довольно улыбнулась. В фиолетовый стало проникать все больше алых оттенков — и Гейл начал всматриваться. Быть может, ему тоже таким образом удастся проникнуть в ее суть? Открыть ее разум, подсмотреть пару образов… Рано или поздно ее мысли или ее бессознательное выдаст ее. Он улыбнулся в ответ — хитро, но с одобрением. Наконец, когда в потоках алого начали проступать острые, словно шипастые тени… и странный звук, который Гейл никак не мог разобрать… крик?.. — именно в этот момент, когда он пытался сосредоточится, всматриваясь сквозь фиолетово-красную дымку в ее зеленые глаза, алый поток увлек его ощущением самого страстного поцелуя, который ему когда-либо доводилось испытывать. Совершенно иначе взглянув на чуть смутившуюся чародейку, Гейл на пару мгновений забыл обо всем остальном. Плетение, Мистра, его глупая прихоть, странные тени в алых нитях — все осталось где-то далеко. Чувство было настолько приятным, что ему захотелось испытать его еще. Поэтому Гейл потянулся к Доан сам — так же, через чувства и ощущения, возобновляя магический поцелуй. Он захватил его настолько, насколько же неожиданно оборвался — вместе с исчезнувшим полотном Плетения. Волшебник с досадой подумал, что, вероятно, уже второй раз за вечер потерял концентрацию, словно неопытный ученик. Возможно, конечно, что дело было не в нем, но… в тот момент его заботило вовсе не это. Гейл пытался понять свои чувства. Доан была слишком непохожа на Мистру, непохожая во всем, практически полная противоположность, у него не возникало мыслей о возможности сблизиться с ней. По-настоящему, разумеется, поскольку поверхностные мысли о сексе, возникали, и не раз, но дело было в природной харизме самой Доан, которая хорошо знала, как пользоваться своей привлекательностью. Быть может, в другое время и в другом месте… в другой реальности, где он бы никогда не стал Избранным Мистры и не полюбил богиню. Не продолжал любить ее до сих пор. Что, если… ему бы удалось забыть ее? Это казалось невероятным, но Гейл никогда не задумывался об этом раньше. Что, если бы одно ее имя не будило в нем целый океан эмоций? После того, что было, после того, что он чувствовал — то, что невозможно описать и словами?.. Не стоит обманываться, Гейл, все, что ты хочешь, — это снова прикоснуться к ее божественному свету. Не променять его на случайную смертную, сколь бы загадочно-соблазнительной и опасно-притягательной она тебе не казалась. А что, если одно из его предположений верное, и Доан на самом деле частично — божество?.. Он чуть не рассмеялся этой странной мысли. Что, неужели это все меняет? — В самом деле вышло познавательно, — подала голос «смертная», бросив на него мимолетный взгляд. — Мне есть о чем подумать… в одиночестве. — Это было… — поспешил вставить Гейл, неосознанно стараясь ее задержать. — Желанно. И… весьма приятно. Что ты несешь. Доан чуть улыбнулась и медленно заправила прядь волос за ухо. — Тогда… до следующего приятного случая, Гейл из Глубоководья. Конечно, думал он, провожая ее взглядом. Именно так все и начинается. Искушение! Старый добрый друг. Может быть, хотя бы не в этот раз?..