и все счастливы

химено волнуется, аки тоже. денджи, конечно, умом не отличается, но понять это не составляет труда. пушка-демон приближается к японии. пауэр боится. хотя, они все боятся. за себя, но, в первую очередь, за семью, не так давно обретенную. химено нежно гладит пауэр по голове, та дрожит, едва не плача. — все хорошо, дорогая, с нами ничего не случится, — говорит девушка, сама стараясь поверить в это. демоница сжимает в руках мяукалку, и, если бы не ситуация, химено пошутила бы, что один котенок держит другого. ситуация к шуткам не располагает. денджи меряет комнату шагами. семнадцать, если туда и обратно. он никогда не думал, что будет бояться за кого-то, кроме почиты. сейчас он боится, что аки, упертвй идиот, решит в одиночку убить сраного пушка-демона, боится, что химено снова умрет, боится, что пауэр может пострадать от рук этого демонического ублюдка. страх холодными руками забирается под кожу, царапается, протыкает своими огромными когтями сердце, и его, денджи, собственное, и сердце почиты. звонит телефон. рингтон самый обычный, наверное, с покупки не меняли. вполне в духе хаякавы. «макима». парень отвлекается от приготовления кофе и идет отвечать, но его опережают. — пошла нахуй, тупая сука! — яростно орет в трубку химено, — не смей трогать мою семью! пососи хуй у своего ебучего пушка-демона! — сбросив вызов прежде, чем макима успеет сказать хоть слово, она бросает телефон в стену, поднимает, любуется результатом и, недолго думая, выкидывает из окна. хуй тебе, макима, хуй. аки ничего не говорит. денджи и пауэр глядят уважительно — не осмелились бы на такое. — и так будет с каждым. — химено трясет, но она уверена в правильности своих действий. никто не посмеет разрушить то, что они так долго и старательно строили. врагов она привыкла встречать во всеоружии. из оружия сейчас чашка кофе в одной руке и ладонь аки в другой. кружкой демона не убьешь, а аки она из квартиры не выпустит ни за что. пауэр положила голову ей на колени и молча глядит в стену. она молчит уже час. целый час в квартире слишком тихо. хаякава встает, ищет по квартире катану. — ты никуда не пойдешь, — денджи уже ждет его у двери. — я расстанусь с тобой, если ты выйдешь отсюда, — ставит ультиматум химено. пауэр молча вцепилась в его ногу. аки думает, если он убьет пушка-демона, то никто из его семьи не пострадает. он уже потерял одну и не позволит себе потерять другую. к тому же, ему все равно осталось недолго. химено, денджи и пауэр должны жить счастливо. они для него слишком дороги, и он _обязан_ приложить все возможные усилия, чтобы обеспечить их безопасность. стены, почему-то серые, а не белые, давят, хочется скорее выйти. кажется, пока он сидит тут, демон все ближе, сейчас он заглянет в их квартиру и убьет всех. если аки успеет первым, то убьет он только аки. химено плачет. пауэр рыдает навзрыд. даже на глазах денджи поблескивают едва сдерживаемые слезы. — идиоты. — вздыхает хаякава. родные идиоты, любимые, драгоценные. — главный идиот здесь ты! — голос у денджи заметно подрагивает, — упрямый мудак. — он утыкается аки в плечо, крепко обнимает. химено следует его примеру, пауэр сильнее обхватывает его ногу. — аки, пожалуйста, — умоляет химено, — ты погибнешь, — всхлипывает. он и так погибнет, только чуть позже. они все это знают, но никогда не говорят об этом. и, вполне возможно, скоро их всех убьет макима. — вы же понимаете, что это необходимо? — хочется бросить все, снять блядский пиджак, закинуть меч обратно в самвй дальний угол шкафа и сказать, что нет, никуда он не пойдет, но нельзя. если он не пойдет, то кто защитит их? пауэр и денджи еще совсем дети, им бы в школу ходить, о контрольной по математике беспокоиться, а не о том, что их всех убьет огромная свирепая махина. наверное, когда все закончится, надо будет устроить их в школу. вон, возле дома как раз есть подходящая. аки обнял их всех в ответ и мягко улыбнулся. — ты тупой, конченый, уебок. — рыдая, воскликнул денджи, — и никуда ты не пойдешь! — иначе, я откушу тебе ногу. — негромко пригрозила пауэр, вытирая слезы о чужую штанину, чтобы не разжимать рук. — аки, я помочусь на твою могилу, если ты сейчас же не передумаешь. химено не может отступить так просто, как и не смогла тогда, договариваясь в преисподней со всеми известными демонами, чтобы вернули ее обратно. она не хотела, чтобы аки оплакивал ее, а сейчас точно так же не хочет оплакивать аки. — я пристегну тебя наручниками к батарее. — всхлипывая, заявляет девушка, даже вспоминает, в какой части кладовки они лежат. — в этом нет необходимости. я остаюсь. — хаякава сказал это быстрее, чем успел подумать. он не может оставить их. это отвратительно эгоистично, но иначе не получается. шансов выжит, сидя дома, у него куда больше, чем если он полезет на рожон. он старался не думать, как сильно будет винить себя, если из-за этого эгоистичного порыва с ними что-то случится. атмосфера слишком напряженная. включают новости, просто чтобы избавиться от гнетущей тишины. пушка-демон уже в токио. напуганная пауэр сидит на коленях у денджи, чуть более сдержанного — если сейчас запаникует, то демоница поддастся страху еще сильнее. аки приобнимает химено, ее плечи подрагивают, по опухшему лицу размазаны слезы, но для него она все равно самая красивая. он целует ее в макушку и шепчет: «я никуда не уйду». они сидят перед экраном телевизора около часа. смесь страха, надежды и ожидания была невыносимой. где-то в середине пауэр, слишком утомившись, заснула, перед этим обвив аки руками и ногами, судя по всему, чтобы точно не убежал драться с демоном. химено машинально гладила демоницу по голове, чтобы чем-то занять руки. хаякава, с одной стороны, обнимает химено, с другой — денджи. они молчат. сначала надеялись перебить давящую тишину, которую разбавляет лишь монотонный голос диктора из новостей, неловкими разговорами, но, поняв, что это безуспешно, прекратили пытаться. — аки, а может, я попытаюсь его убить? — негромко, но очень решительно предлагает химено. на улице шумно, но они стараются не обращать на это внимание. пока не их очередь — и то хорошо. — я не разрешаю. даже думать об этом не смей, — хаякава сильнее прижимает ее к себе, — сама говорила, «не умирай, аки», а сейчас собралась на тот свет. — мы никуда тебя не отпустим, — подал голос денджи. химено молча кивнула в знак согласия. она тоже не пойдет. — давайте поговорим о хорошем, — пауэр проснулась, но с аки слезать не спешила, все еще беспокоилась, что он может уйти, — что будем делать, когда пушка-демона победят? шум все ближе, слышны выстрелы, крики, грохот обваливающихся зданий. — судя по всему, ремонт, — невесело пошутила химено, — идемте в кладовку, там нет окон. — предложила она, шарясь в карманах домашних штанов, которые недавно стащила у аки, в поисках сигарет. — пауэр, слезь с меня. — хаякава попытался отцепить от себя демоницу, но ее хватка оказалась слишком крепкой. — нет. вдруг ты уйдешь. — она вцепилась зубами в рукав его пиджака. аки, смирившись, тяжело вздохнул, подхватил ее под колени и направился к кладовке. там действительно должно быть безопасней. химено и денджи последовали за ними. диктор новостного канала оповестил, что демоном занимаются охотники, но оптимизма это никому не внушало. все четверо успели повидать смерти и от более безобидных врагов, которые пушка-демону и в подметки не годились. денджи расстилает на полу матрас, доселе свернутый в рулетик и убранный в один из шкафов, кстати, почти не пыльный. — дамы вперед, — он галантно пропустил химено, как и хаякава, ждавшую, пока он закончит приготовления. на пол, вслед за подушками и пледом, падают плакаты с BTS, денджи нервно смеется. — завтра сожжем их, — аки, не отпуская пауэр, сел на матрас рядом с химено, денджи расположился с краю. пауэр чувствует себя в безопасности. хаякава большой и сильный, хоть и придурок, и овощи невкусные готовит, и спать ложиться в одиннадцать застсвляет, и за мусор в комнате отругать может. но он хороший, пауэр уверена. химено тоже хорошая, особенно когда разрешает противные овощи переложить к себе в тарелку, пока аки не видит. а денджи идиот. и ее единственный друг. пауэр расслабилась. все близкие люди рядом: аки машинально поглаживает ее по спине, химено, чтобы хоть чем-то занять себя и унять тревогу, заплетает ей косички, денджи сидит возле нее и держит на коленях мяукалку. о чем еще можно мечтать? нет. нельзя расслабляться. пушка-демон может разрушить их идиллию в любой момент! и не будет больше аки, химено, денджи и мяукалки. да и саиой пауэр тоже. дышать становится тяжело, к горлу подступает ком. страшно. стены давят, хочется закрыть глаза и закричать, позвать на помощь, но она сдерживается. никто ей сейчас не поможет, они все в одинаковом положении. бьются стекла. кажется, конец близок. стены дрожат. денджи неосознанно прижимается к аки с одной стороны, с другой химено утыкается ему в плечо и сильнее сжимает руку, пауэр тихо подвывает, чувствуя, как от страха сходит с ума. хаякава не демонстрирует паники, но внутри разрывается от нее. нельзя показывать, иначе этой волной накроет и остальных. он мовершенно не знает, что делать, сердце в груди сжимается, с каждым новым ударом выбивая воздух из легких. секунды мучительного ожидания исхода кажутся блядской вечностью. присутсвие пушка-демона чувствуется все сильнее, и аки хочет закрыть собой всех. конечно, толку от этого не будет, но тогда, в последние мнгновения перед смертью, он не будет терзаться тем, что не сделал ничего, чтобы спасти близких. надо было идти еще тогда. да, химено рассталась бы с ним, денджи и пауэр считали бы упрямым мудаком, который бросил их, зато, они все выжили бы. сейчас шансов, скорей всего, нет абсооютно. весь эмоциональный ресурс химено истощен, она просто ждет, когда это закончится. сил нет. крики охотников рядом. стена квартиры обваливается. все затихает. оглушающая тишина. она окутывает их своими щупальцами, пролазит под кожу, съедает изнутри. «пушка-демон обезврежен» — говорит новостной диктор. пауэр, уже не сдерживаясь, во весь голос истерически рыдает. рубашка хаякавы уже порядком намокла от ее слез. химено остекленевшим взглядом смотрит на дверь кладовки, лицо никаких эмоций не выражает, и может показаться, что она снова отправилась к праотцам, но девушка произносит тихое «пиздец». денджи обнимает аки и пауэр. обнял бы еще химено, но она сидит слишком далеко. в душе смесь эйфории, ужаса и чего-то еще, что он не может никак описать. хаякава чувствует, как по щекам течет что-то теплое. слезы. сейчас он может себе их позволить. они выжили. этот день еще долго будет преследовать их в кошмарах, но сейчас это не имеет никакого значения. они. выжили.