Зов Тейвата. Я переродилась в мире игры, но не главным героем!

Тело девушки начало падать. Тигнари метнулся вперёд, его сердце сжалось в ужасе. Мир сузился до одной точки — до её безжизненного тела, теряющего последние капли тепла. Он протянул руки, но его пронзил яростный, разрывающий крик. Крик, в котором было столько боли, что сам воздух, казалось, дрогнул. Он бросился к Чжун Ли, бешено, ослеплённый отчаянием. Его плечи сотрясались, пальцы сжимались в кулаки. Боль и ярость смешались воедино. Но Сяо был быстрее. В одно мгновение Якса оказался между ними, его копьё возникло, как преграда. Он толкнул Тигнари назад, не давая ему даже прикоснуться к Гео Архонту. Их взгляды встретились: глаза Тигнари горели бешенством, болью, утратой. А в глазах Сяо отражалась растерянность, сдержанная скорбь и… потеря? Но… почему? Почему по его лицу течёт одинокая слеза? Почему все стоят, словно парализованные, с застывшими в безмолвии лицами? Тигнари почувствовал, как его тело задрожало. Он глубоко вдохнул, судорожно, тяжело. Его пальцы сжались в земле, когда он упал на колени, сердце колотилось в груди, как пойманная в силки птица. — Что… что происходит? — выдавил он, чувствуя, как глаза вновь наполняются слезами. Якса всё ещё держал его, вонзая пальцы в его плечо. Но в выражении его лица тоже было что-то странное. Его губы дрожали, словно он пытался подобрать слова, но они застревали где-то в горле. Он обернулся на Чжун Ли, ожидая объяснений. — Господин Чжун Ли? — его голос был хриплым, сдавленным. — Что случилось? Гео Архонт медленно достал платок, аккуратно вытащив его из-за пазухи. Он приложил его к глазам, смахнул с уголков век крошечные, почти незаметные капли. И только тогда, когда он вновь поднял взгляд, когда заговорил, голос его прозвучал как раскат далёкого грома — глубокий, ровный, но с лёгким, едва уловимым оттенком скорби. — Господин Тигнари. Фенек вздрогнул, услышав своё имя. Он поднял взгляд, его уши дёрнулись, но он не мог понять, что именно его так тревожит в интонации Чжун Ли. — Пойдёмте выпьем кофе. Я знаю одно уединённое место. Тигнари нахмурился. Он чувствовал странное, тягучее беспокойство, которое цеплялось за грудь, разъедало сердце изнутри. Но… почему? Его руки всё ещё дрожали. Его грудь всё ещё была скована невидимым, но непроходимым холодом. Он ничего не понимал. Но он кивнул. Гео Архонт мягко улыбнулся, но в этой улыбке было что-то неуловимо печальное. — А также… — его голос стал тише, мягче, наполненный какой-то глубокой, скрытой грустью. — Я бы хотел попросить вас о помощи. Скоро состоятся похороны. Похороны. У Тигнари в груди что-то оборвалось, но он всё ещё не понимал, почему эти слова причинили ему боль. — Я хотел бы посоветоваться со знатоком фауны, какие цветы лучше подобрать… Воздух словно стал гуще, тяжелее. Тигнари опустил взгляд на свою ладонь и увидел: его пальцы дрожали. И он не знал, почему.

***

Время неумолимо текло вперёд. Бай Джу и Тигнари усердно работали над созданием лекарства, которое могло бы справиться с проклятьем кармы. Они назвали его антибиотиком, и, к удивлению всех, оно оказалось куда действеннее, чем все предыдущие методы. Сяо чувствовал, как внутри него что-то изменилось. Боль, которая годами разрывала его на части, стала приглушённой, словно карма наконец-то подчинилась, позволив ему дышать свободнее. Он больше не выглядел таким измождённым. Казалось, что впервые за долгое время он действительно может просто жить. Эта перемена произошла настолько резко, что коллеги Адепта не сразу поверили в её реальность. Но это был прорыв. Однажды, в один из обычных дней, Бай Джу, погружённый в бумаги, оторвался от своих записей и рассеянно скользнул взглядом по комнате. На столе, прямо перед ним, стоял чайник с ромашковым отваром. Он его приготовил на автомате. Тонкий пар едва уловимо поднимался над светлым настоем, но лекарь смотрел не на него. Он смотрел сквозь. Его сердце болезненно сжалось, словно кто-то вонзил в него ледяной клинок. Это чувство… Оно было таким знакомым, таким пронзительным. Оно жгло изнутри, но он не мог понять, откуда оно взялось. Почему этот отвар вызывал в нём такую печаль? Где-то в глубинах сознания что-то едва уловимо дрогнуло, но он не мог ухватиться за воспоминание. Оно было там, на самой грани, но ускользало, как тень. Он медленно выдохнул и повернулся к Ци Ци. — Ци Ци, ты не помнишь, кому нужен был ромашковый отвар? — спросил он, и его голос прозвучал непривычно глухо. Девочка не подняла головы. Она лишь вздёрнула плечи, продолжая разглядывать картинки в книге, как будто не услышала вопроса. Но в её голове промелькнули слова, которые она не могла произнести вслух. «Господин похоронного бюро запретил говорить об этом.» «Особенно господину Баю.»

***

Поварёнок Ше, получивший повышение до второго повара, с удвоенной энергией трудился на кухне. Он был горд собой — его усердие не осталось незамеченным, и теперь он мог не просто готовить, но и руководить процессом. Однако, даже среди кипящих котлов и ароматов пряностей, его внезапно накрыла волна необъяснимой грусти. Он стоял у мойки, перебирая стопку тарелок, когда сердце сжалось от странного, тянущего чувства. Это была простая, привычная работа, но… почему-то казалось, что эти тарелки должен был мыть кто-то другой. Ше нахмурился, пытаясь ухватиться за ускользающее воспоминание, но оно, словно дым, рассеялось, оставив после себя лишь лёгкую, глухую тоску. Громкий крик шеф-повара Мао выдернул его из раздумий. — Эй, Ше! Ты чего завис? Посуду быстрее отмывай, у нас новый заказ! Поварёнок моргнул, отгоняя странное ощущение, и слабо улыбнулся. — Стоит почаще мыть посуду, — пробормотал он, выходя из задумчивости. Мао громко рассмеялся и, ободряюще хлопнув его по спине, с одобрением добавил: — Полностью согласен!

***

Люмин стояла на утёсе, вглядываясь в сторону Гавани Ли Юэ. Там, за бескрайним морем, находилось нечто важное. Неизвестно отчего, но её сердце не отпускало это чувство, словно зов, доносящийся издалека. Она машинально провела рукой по сумке, и её пальцы нащупали что-то мягкое. Взглянув вниз, она увидела небольшой плед с аккуратно вышитыми инициалами «Хижины Бу Бу». Люмин нахмурилась. Разве они с Паймон брали что-то у Бай Джу? Она не помнила, чтобы заходила к нему в последнее время. Тогда почему этот плед казался таким знакомым? Она подняла его к лицу и вдохнула. Лаванда и мёд. Странное сочетание, но удивительно приятное. Нежный аромат заполнил лёгкие, пробудив тёплую волну воспоминаний, которым не было лица, не было образа — только ощущение. Тепло. Уют. Что-то дорогое, но ускользающее, как песок сквозь пальцы. Может, Ци Ци случайно положила его в их сумку? Или… — Люмин! Резкий голос Паймон заставил её вздрогнуть. Девушка моргнула, возвращаясь в реальность, и увидела, как к ней подбегает Юимия с радостной улыбкой. — Скорее, скоро начнётся праздник фейерверков! — весело объявила она. — Не стоит опаздывать! Люмин задержала взгляд на пледе ещё на несколько секунд, прежде чем спрятать его обратно. — Да, идём, — кивнула она, улыбаясь друзьям. Но лёгкий аромат лаванды и мёда не исчезал, напоминая о чём-то… о ком-то…

***

Якса молниеносно перемещался с одной горы на другую, зорко оглядывая окрестности. Он давно привык к этим ритуалам — патрулирование земель, устранение угроз, защита Ли Юэ. Но сегодня в воздухе витало что-то… неуловимое. Его взгляд зацепился за небольшую поляну недалеко от гавани. Здесь часто появлялись слаймы, особенно Пиро. Он вспомнил случай, когда один из них напал на незадачливого искателя приключений, и ему пришлось вмешаться. Кто это был? Воспоминание было туманным, размытым, будто оно не имело права на существование. Сяо нахмурился. Его глаза скользнули дальше, в сторону моря, где вдалеке, на воде, покоились обломки старого Нефритового дворца. В груди вдруг что-то дрогнуло, а по щекам прошёлся едва заметный румянец. Он резко тряхнул головой. Что за глупости? Но сердце предательски гулко билось, а в пальцах вдруг появилось странное тепло. Он поднял руки, словно надеясь найти объяснение этому ощущению, но встретил лишь собственное недоумение. Как будто эти руки держали что-то очень важное, но упустили. — Чушь, — процедил он сквозь зубы, сжимая кулаки. Развернувшись, он приготовился продолжить осмотр территории. Но перед этим… Все Пиро-слаймы на этой поляне были истреблены. Так, на всякий случай.

***

Тигнари и Чжун Ли недавно вернулись с похорон. Пришлось долго блуждать по Разлому в поисках подходящего места, достойного вечного покоя. В конце концов, они нашли его — небольшую, укромную поляну, скрытую от посторонних глаз. Крио Глаз Бога был аккуратно уложен в небольшой ларец. Пока Тигнари осторожно засыпал его землёй, Чжун Ли задержал взгляд на крышке, наблюдая, как сквозь древесину пробивается лёгкое голубоватое свечение. По его губам скользнула едва уловимая, печальная улыбка. — Не угасает… — тихо произнёс он, больше себе, чем кому-то другому. Когда ямка была засыпана, Гео Архонт воткнул прямо над ней копьё новичка, которое заранее наточил и очистил. Фенек бережно уложил на бугор свежий букет из лотосов, лаванды и мяты. А Чжун Ли, подумав, достал из кармана маленькую ленту — он нашёл её в шкафу скромного домика, где они теперь сидели за чашкой горячего кофе. Он завязал её на древке копья, позволив тонкой ткани лениво трепетать на ветру. Некоторое время оба молчали, каждый думая о своём. Чжун Ли скосил взгляд на Тигнари. Фенек угрюмо смотрел в чашку, вдыхая пряный аромат напитка, и то и дело бросал взгляд в глубь комнаты. — Как вы себя чувствуете? — наконец, спросил Моракс. Тигнари нахмурился, медленно провёл пальцем по краю чашки. Всё вокруг казалось… странно знакомым. Не так, как если бы он уже бывал здесь, а как будто жил здесь когда-то. Долго. Намного дольше, чем одну ночь после того случая в Заоблачном пределе. — Как будто чего-то не хватает, — пробормотал он, на этот раз осматривая комнату внимательнее. Чжун Ли кивнул. — Мозг можно обмануть. А вот сердце — нет. Фенек прищурился. — Что вы имеете в виду? Но Архонт не ответил сразу. Там, в Разломе, когда Чжун Ли ненадолго отошёл, Тигнари вдруг рухнул на колени перед могилой и разрыдался. Боль вспыхнула внезапно, без объяснений, без воспоминаний. Ему нечего было оплакивать, но сердце, казалось, разрывалось от утраты. И сейчас, попивая кофе, он почувствовал, как на поверхность тёмной жидкости падают солёные капли. Вкус становился горьким, обжигающим. — Тигнари. Фенек вздрогнул, подняв на Чжун Ли покрасневшие от слёз глаза. Он поспешно стёр мокрые дорожки с щёк. Моракс слегка улыбнулся — мягко, с грустью. — У меня есть вопрос. Вы когда-нибудь мечтали построить переносной домик? Фенек замер. Он смотрел на Архонта, не в силах поверить своим пушистым ушам. — Ч-что?.. Чжун Ли молчал, наблюдая, как он пытается собрать мысли воедино. — Да, — наконец выдавил Тигнари. — Я давно думал о таком… Хочу домик с коричневой крышей и жёлтыми стенами. Маленькую кухню, уютную спальню. А самое главное — чтобы каждый день за окном был новый вид. Ведь он же переносной… Моракс едва заметно приподнял брови. «Видимо, и передавать не надо, госпожа путешественница между мирами,» — подумал он про себя, но не произнёс этих слов вслух. Вместо этого он кивнул и ответил: — Прекрасное желание.

***

Спустя какое-то время Тигнари вернулся в Сумеру. Ли Юэ остался позади, но что-то тяжёлое, почти удушающее, тянуло его обратно в тот маленький домик, где он провел последние два дня. Там хотелось просто закрыться в себе, не выходить, не смотреть в окно, не думать. Но он знал: оставаться дальше было нельзя. Проверив Гадргхаву, он убедился, что всё в порядке, даже несмотря на его долгое отсутствие. Казалось, что здесь ничего не изменилось. Леса шумели так же, как и прежде, воздух был наполнен ароматами пряных трав, а птицы продолжали свои бесконечные песни. Всё было, как всегда. И всё же что-то было не так. Дорога до Пардис Дхяй заняла два дня. Он часто останавливался, задерживаясь на полянах дольше, чем следовало, погружаясь в размышления. В какой-то момент он понял, что одно из таких мест вызывало у него необъяснимое смущение. Жар растёкся по щекам, уши дёрнулись и плотно прижались к макушке. Тигнари резко тряхнул головой. — Чем я занимаюсь?.. — пробормотал он, хмурясь на своё отражение в воде. Проснувшись на следующее утро, он ощутил странное, пронзительное одиночество. — Видимо, без Коллеи сложно, — вырвалось у него, но тут же одёрнул себя. — Но ведь мы с Коллеи редко путешествовали за пределы деревни… Он не нашёл ответа на свои чувства и поспешил продолжить путь. Когда он, наконец, добрался до Пардис Дхяй, в коридорах стояла привычная тишина, нарушаемая лишь шелестом книг и приглушёнными голосами учёных. Но стоило ему подойти к кабинету Асхава, как атмосфера резко изменилась. За дверью слышалась суета, нервные шаги и приглушённые голоса. Открыв дверь, он тут же почувствовал лёгкий сквозняк, а в лицо ему ударил резкий запах прелой воды. Коллеи металась по комнате, явно взвинченная, а Асхав безуспешно пытался её успокоить. Тигнари нахмурился. — Чего вы тут с ума сходите? — строго спросил он, переходя порог. — О, Тигнари! Наконец-то ты пришёл! — Коллеи тут же подбежала к нему, потянув ближе к подоконнику. — Этот изверг… — она указала на Асхава, который лишь тяжело вздохнул. — Я не изверг. Я не знал, — сухо заметил он, но виновато отвёл взгляд. — Как можно не знать элементарных вещей?! Коллеи усадила Тигнари перед маленьким поддоном с водой. На поверхности плавал увядший лотос Кальпалата. Лепестки осыпались, образовав бледный венок вокруг цветка. Остался лишь один, последний, цепляющийся за стебель из последних сил. Сердце Тигнари болезненно сжалось. — Этот изверг не менял воду три дня, пока я приходила в себя, после новой вспышки болезни! — возмутилась Коллеи, указывая на поддон. Асхав поднял руку, словно собирался возразить, но, взглянув на цветок, лишь устало пожал плечами. — Я не виноват. Я не знал, что за ним нужно ухаживать. Тигнари почти не слушал их перепалки. Он не мог оторвать взгляда от лотоса. Что-то в его увядании казалось до боли знакомым. Какой-то образ, какая-то память, едва уловимая, как эхо во сне… — Тигнари, а ты чего один пришёл? — неожиданно спросила Коллеи, отвлекая его от мыслей. Он моргнул, растерянно взглянув на неё. — А кто-то ещё должен был прийти? — вопрос прозвучал искренне, но стоило ему это произнести, как внутри что-то болезненно дрогнуло. Коллеи нахмурилась, её взгляд скользнул по комнате, словно она пыталась отыскать кого-то в пустоте. Но потом она покачала головой. — Да вроде нет… Просто… — Тигнари, ты принёс те «исследования» о которых я просил…? — вмешался Асхав, слегка смутившись. Тигнари нахмурился. — Этим должна была заняться кофеманка, — сказал он, почти машинально. Тишина. В комнате вдруг стало так тихо, что он услышал, как с подоконника капнула вода. Коллеи застыла, не отрывая от него взгляда. Асхав прищурился, сжав руку в кулак. — Тигнари… — тихо произнесла Коллеи. — Ты… О ком?

***

Дни пролетали незаметно. С каждым утром Коллеи становилось всё хуже, и откладывать отъезд больше было нельзя. Решено — в Гандхарву. Там у неё будет шанс поправиться. Комната была в лёгком беспорядке: вещи разбросаны тут и там, словно отражая её неустойчивое состояние. Коллеи тяжело передвигалась, то и дело присаживаясь, чтобы перевести дух. Тигнари, склонившись к полу, пытался справиться с упорно не желающим сворачиваться матрасом. Девушка устало уселась на кровать, наблюдая за его борьбой. — Я понимаю, что сейчас не лучшее время для путешествий, — произнёс он, наконец справившись с упрямым свёртком. — Но только в деревне у меня есть всё необходимое, чтобы тебе помочь. Большая часть лекарств хранится там. Он поднял взгляд и вдруг нахмурился. — Кто спал здесь? Коллеи перевела глаза на матрас, затем покачала головой, глубоко вздохнув. — Не знаю… Ты вроде. Тигнари напрягся. Он не мог себе позволить спать в её комнате без крайней необходимости. Значит, ей было совсем плохо, раз так вышло. Подняв матрас, он заметил, как из-под него что-то выскользнуло. Маленькая тёмная тетрадь мягко шлёпнулась на пол. — Коллеи, мы чуть не забыли твой блокнот, — проворчал он, поднимая его. Девушка медленно поднялась с кровати, собираясь забрать его и убрать в сумку, но Фенек не отпускал. Что-то в этом блокноте его удерживало. Странное чувство, будто он наткнулся на нечто важное. Почему он был спрятан в матрасе? Коллеи заметила его заминку и чуть улыбнулась. — Давай посмотрим, что там? Я не помню, что писала. Может, это связано с моим состоянием в последние дни. Тигнари кивнул и пальцами прошёлся по потрёпанной обложке. На ней красовалась надпись: «Приключение ****, Тигнари и Коллеи». Второе слово казалось размытым, словно стерлось от времени. Он медленно открыл первую страницу. Записи описывали чьи-то приключения: работа посудомойкой на кухне, встреча с Адептом, который спас её… Тигнари чуть поморщился. В груди что-то неприятно кольнуло. Строчки рассказывали о том, как путешественница встретилась с Бай Джу и приняла его заботу за нечто большее. И снова этот укол. Ладонь сжала край блокнота чуть крепче. Надо будет обсудить это с Бай Джу. Затем рассказы о битве с Оссиалом, получении Глаза Бога, поездке в Сумеру за кофе… Каждая страница была усыпана заметками, рисунками. Почерк Коллеи сменялся другим — небрежным, порывистым, не похожим ни на её, ни на чей-то ещё. Даже у Асхава аккуратнее. Тигнари вчитывался. Его имя всплывало всё чаще. А почерк неизвестного менялся. Когда речь заходила о нём, он становился аккуратнее, будто писавший уделял этим строчкам особенное внимание. Страницы о том, как путешественница тянула его за уши или уговаривала их с Коллеи на кофе, вызывали у Тигнари невольную, но грустную улыбку. Он дошёл до главы «Прощальный вечер»… Внезапно Фенек резко захлопнул блокнот. Лицо вспыхнуло жаром. Коллеи удивлённо моргнула. — Наставник? Тигнари опустил взгляд и глубоко вдохнул. — Нам нужно собираться. Выходим через пять минут. Блокнот отправился в сумку, аккуратно уложенный между книгами и засохшими растениями. На дне пальцы наткнулись на кофейные зёрна. Почему я этого не помню? Мы были с Коллеи вдвоём всё это время… Тогда почему от этих строк так сжимается сердце? Эти воспоминания… ложные?

***

Солнце давно спряталось за горизонтом, оставив небо в объятиях ночи. Костёр потрескивал, отбрасывая тёплый свет на траву. Коллеи, свернувшись клубком на маленьком спальнике, тихо посапывала, едва заметно шевелясь во сне. Тигнари, сидя у огня, рассеянно доедал остывший суп. Ветер легко шевелил листву, а где-то вдалеке переговаривались ночные птицы. Его взгляд невольно скользнул к сумке. Блокнот. Рука сама собой потянулась к нему. Достав тёмную тетрадь, он бегло пролистал страницы и остановился на оглавлении. «Прощальный вечер». Он задержал дыхание и начал читать. Коллеи так мило спала тогда, на моих коленях. Как вспомню мордашку Тигнари, что кружился со мной в танце, так сердце кульбит делает. Вернувшись в Пардис Дхяй, мы уложили волчонка в кровать и отправились на прогулку. Даже сейчас, словно вчера это произошло, помню, как тепло было той ночью. Не смогу описать всего в подробностях, но в тот вечер хитрый лис сначала забрал моё внимание, потом сердце, а уже после— мой поцелуй. Вот пишу это и хочется сгореть от стыда! Лёгкая улыбка прошлась по его лицу. Он и не заметил, как кончиками пальцев коснулся своих губ, словно пытаясь вспомнить что-то ускользающее. Губы… помнили ощущение. Но он не помнил саму её. Как можно было целовать кого-то — и не знать, кто это? Загадка. Текст продолжался — описания вкуса кофе, их маленьких перепалок, моментов, пережитых вместе. Даже Асхаву уделили пару строк. Тигнари задержал взгляд на последних строчках. Это уже писала Коллеи. Она скучала по ним. Они ушли в Ли Юэ, а волчонок осталась тосковать по прожитым дням. Тёмная ночь расстилалась над головой, а в груди разливалось странное, щемящее чувство. Он прикрыл глаза и прошептал в пустоту: — Как же тебя звали, кофеманка?.. А затем, подняв взгляд к звёздам, едва слышно, словно доверяя тайне небу: — Как тебя зовут, Лотос…

***

— Лана… Лана… Какой приятный голос. Высокий, нежный, словно шёлковая лента, ласково обвивающая сознание. Я медленно открыла глаза. Вокруг — тёплая, мягкая тьма, наполненная мерцающим светом, будто рассыпанные звёзды дрожат в невесомости. Я не понимала, где нахожусь. Слегка нахмурившись, прикоснулась пальцем к губам, пытаясь собраться с мыслями, но пространство вокруг ускользало от понимания. И вдруг — лёгкое прикосновение к плечу. Я резко обернулась. Передо мной стояла женщина. Красивая, лет двадцати пяти — чуть старше меня. В её глазах читалось тепло, а движения были мягкими, будто невесомыми. Она осторожно коснулась моей щеки, а затем, не давая мне опомниться, заключила в объятия. — Лана, мы наконец встретились… Я растерянно улыбнулась и, немного отстранившись, недоверчиво посмотрела на неё. — Ага… Ты ангел? Бог? Мы в Аду? В Раю? — тараторила я, сжимая её ладони в своих, одновременно оглядываясь по сторонам. Женщина лишь чуть приблизилась, её лоб мягко коснулся моего. — Мы не были знакомы в реальности. Лишь раз встретились во сне. Я писала тебе письмо, пела колыбельную, звала, когда ты стояла на краю пропасти… Я замялась. Неловко улыбнулась, собираясь ответить, но вдруг осознание резким ударом ворвалось в мысли. Я ахнула. — Синьхуа! Сильнее сжала её ладони, боясь, что она исчезнет, как мираж. Она улыбнулась. — Ну, Шива, если точнее. Но да, Синьхуа тоже. Она потянула меня за собой, увлекая в бесконечный разговор. Мы парили в этой мягкой, лёгкой невесомости, делясь друг с другом воспоминаниями — как попали в этот мир, как прожили жизни в телах Синьхуа, кем были до этого. — Ты была такой смелой! Я в первый день боялась даже выйти из дома… — призналась Шива, очаровательно морща носик. — Помню, как впервые встретила Нела. В него сначала полетела сковородка, а потом всё остальное. А этот мерзавец очаровал меня уже на третью встречу! Как он там? Я замялась, почесала затылок. — Ну… Как бы тебе сказать… Нормально, наверное. О мёртвых либо хорошо, либо никак. Её глаза широко распахнулись. Брови сложились домиком. Я готовилась к вспышке эмоций, но Шива лишь усмирила свои чувства и фыркнула. — Ну и правильно! Будет знать, как убивать нас! — сжав ладонь в кулак, она пригрозила пустоте впереди. Я засмеялась. Смех был искренним, громким… Но вскоре сменился лёгкой грустью. Шива заметила. — Таково было наше предназначение. Мы не принадлежали этому миру. Лишь были инструментом. Но самое приятное… — она замерла, а затем её глаза наполнились слезами. — Ты справилась, Лана… Горячие капли скатились с её щёк. Я не смогла сдержаться — слёзы покатились и у меня. Мы плакали. Плакали, улыбаясь. Я набралась сил и спросила: — То письмо… О каких Архонтах ты говорила? Кому именно нельзя было доверять? — Падшим, конечно. — Но это же… — я ссутулилась, прикрыв лицо рукой, — это было очевидно. — Ну, я сначала не поняла, — пожала плечами Шива. — Лучше уж лишний раз предупредить, чем потом сожалеть. — А те, кто находился «подкоркой мировоззадния»? Ты о них же? Она закивала. Я закрыла лицо ладонями. — Это тоже было очевидно… Удивительно, как Кармонел позволил передать это письмо. — Я умоляла его оставить его в первозданном виде. Шива заулыбалась. Видимо, Кармонел сдержал обещание. — Нел не был плохим. Его поступки диктовала карма, которой заменили его душу. Но сердце… Он сумел сохранить его. Хотя бы частичку. На то он и Архонт Иллюзий и Теней. Я подавилась. — Архонт Иллюзий и Теней?! Такие вообще существуют?! — Конечно. — Она начала рассказывать о его силах. Я слушала, ошеломлённая. — То есть… — осознание захлестнуло меня волной. — Когда он убил Тигнари, он убил только иллюзию? И тот Сяо был иллюзией? Шива кивнула. Я поникла. Слишком быстро я приняла правила его игры. — Много же он тебе головной боли принёс… Он не заслуживает прощения, даже моего… — она сделала паузу, тихо усмехнулась, — но не могу ничего с собой поделать. Люблю. Я опустила взгляд. — А что нам теперь делать? Куда идти? Шива резко оживилась, крепче сжала мою ладонь. — Я только тебя и ждала! Не могла уйти без тебя. — Ты говоришь загадками… Она подмигнула. Внезапно, перед нами возникли Врата. Огромные. Величественные. Их поверхность мерцала, словно звёздное небо. — После смерти душа либо перерождается, либо становится частью мира. Никто не знает, кем именно станет. Но я уверена… — Шива посмотрела мне в глаза. — Ты станешь самой чудесной во всей Вселенной. Я глубоко вздохнула, оглядываясь. Вокруг — никого. — Значит, ты хотела пройти через врата вместе? Она быстро закивала. — Все остальные уже ушли. Остались только мы. Я медленно выдохнула. — А если кто-то ещё придёт после нас? Шива замерла, затем, улыбнувшись, прошептала: — Некому. Я моргнула. — Ты… — Ты положила конец истории. — она крепче сжала мои ладони. — Синьхуа больше не существует. Как и Кармонел. Больше некому прийти сюда. Я глубоко вздохнула. Странное чувство. Приятное. Я разорвала этот замкнутый круг. — Чувствую себя героиней. — Ты и есть. Шива потянула меня за собой. — Ну что, пойдём? Я сделала шаг вперёд. Мы пересекли грань…

***

Тигнари и Коллеи вернулись в Гандхарву. Жизнь снова потекла привычным, размеренным руслом, словно ничто не нарушало этого хрупкого равновесия. Дни сменяли друг друга, почти не отличаясь: утренний подъём с первыми лучами солнца, быстрый осмотр окрестностей, рейд в глубь леса, скромный завтрак, снова рейд, обед, помощь нуждающимся, рейд. И так — изо дня в день. Блокнот, который он так и не вернул Коллеи, пылился в укромном уголке. Тигнари уговаривал себя, что сделал это ради её же спокойствия — вдруг она уже забыла про него? Но, возможно, ему просто не хотелось вновь перечитывать те строки. История, записанная там, была слишком яркой, слишком живой, и он боялся, что, окунувшись в неё снова, ощутит болезненную тоску по чему-то далёкому, неуловимому, но бесконечно родному. Сны приходили редко. Если и оставляли за собой след, то не образы, не слова — лишь приятное ощущение, едва различимое, как аромат цветущей лаванды, доносящийся издалека. Будто во сне он жил другой жизнью, где не было бесконечных рейдов, не было однообразных дней, а было что-то иное… более счастливое. Однажды в Гандхарву пришла путешественница. Люмин. В первый миг сердце дрогнуло, в нем вспыхнула надежда. Он хотел верить, что именно о ней говорилось в тех записанных приключениях, что именно её он знал, но забыл. Всё происходило, как в блокноте: он даже спас её и её проводника, исцелив от помутнения рассудка. Но чего-то не хватало. Того самого чувства, когда встречаешь кого-то после долгой разлуки, когда одно только присутствие этого человека вызывает в груди тепло, почти забытое, но до боли родное. Нет. Это была не она. Не та путешественница. Время шло. Малую Властительницу Кусанали вновь признали достойной правительницей. Элеазар был истреблён, его темная тень больше не нависала над жителями Сумеру. Коллеи словно расцвела: в её глазах появилось больше жизни, шаг стал легче, улыбка — ярче. Тигнари не мог не радоваться за неё. Но его собственные будни оставались неизменными. Всё та же рутина. Всё то же одиночество, спрятанное за заботами о других. Он привык к этому, как привыкают к шуму дождя или шелесту листвы — не замечая, не выделяя из общей картины. Люмин ушла в Фонтейн. Жизнь в Сумеру продолжилась, как прежде. Мирно. Спокойно. И всё же где-то глубоко в душе оставалась пустота, которую ничто не могло заполнить.

***

— Коллеи, не уходи далеко, нам ещё нужно зайти в парочку мест, — голос Тигнари прозвучал буднично, но в нём слышалась привычная забота. Девушка кивнула, махнув рукой, и исчезла в лабиринте торговых рядов. Тигнари тяжело вздохнул, наблюдая, как она растворяется среди разноцветных шатров и людской толчеи. Сам он остался на оживлённой улице, уставившись в одну точку перед собой. Рынок, как всегда, был полон жизни: торговцы громогласно расхваливали свой товар, ароматы специй и свежих фруктов смешивались в густой, пряной дымке, а над всем этим разносился гул бесконечных разговоров и шагов. Чуть в стороне высилась старая таверна с облупившейся вывеской, где подавали прославленный (и печально известный) «горелый хлеб». Чуть дальше, у развилки между торговыми рядами, стояла маленькая девочка, окружённая двумя кошками. Она жестикулировала перед очередным любопытным прохожим, обещая раскрыть тайны его судьбы. Тигнари невольно ухмыльнулся. На мгновение мелькнула мысль — а что, если подойти и спросить? Узнать, что ждёт впереди, раз и навсегда… Но он быстро отогнал эту идею. Глупости. Прикрыв глаза, он прислонился затылком к спинке скамьи. И тут издалека донёсся громкий спор. Один голос принадлежал гадалке. Второй… Тигнари невольно вздрогнул. В этом втором голосе не было ничего особенного на первый взгляд: ни тембр, ни акцент не казались ему знакомыми. Но подача… Интонации, язвительный оттенок, живая, искренняя эмоция в каждом слове — всё это пробудило в нём неясное чувство, похожее на дрожь где-то в груди. Фенек нахмурился, прислушиваясь. — Что б ты знала, я могу рассказать всё будущее, что ждёт Тейват! — с напускной гордостью вещала незнакомка. Сделав паузу, она добавила: — Ну, ладно. Может, не всё, но до определённого момента точно! Девочка-гадалка, не сдавая позиций, что-то горячо возражала, но спорщица не отступала. Тигнари решился открыть один глаз. Возле гадалки стояла девушка — красноволосая бестия. Высокий хвост, длиной по пояс, который нетерпеливо дёрнулся, словно подчеркивая её слова. На плече висело копьё, а одежда была самой обычной: белая футболка, потрёпанные шорты, пыльные сапоги. Тигнари сглотнул, почувствовав, как пересохло в горле. Кто она? Почему в груди так странно сжалось? Он резко закашлялся, наклоняясь вперёд и утыкаясь локтями в колени. Глаза заслезились от внезапного спазма, и на мгновение весь мир перед ним потемнел. Послышались глухие шаги, выделяющиеся на фоне остальных. Кто-то подошёл к нему. Он мог разглядеть лишь ботинки. — Так вот ты где, хитрый лис.