Холиварочная Муза

      — Нам надо выбрать день, — улыбнулась Нерданэль, поддаваясь мягким, но настойчивым движениям мужа. Трава под яблоней была мягкой и прохладной. Свет Лауренлин пробивался сквозь ветви и танцевал рыжими зайчиками в черных волосах Феанаро. С ромашек слетала золотом сбитая пыльца. — Самый лучший день, чтобы потом праздновать. Много, много раз праздновать…       Феанаро, целовавший ей колени, замер. Поднял голову, посмотрел жене в глаза… И расцвел. Нерданэль показалось, что от него прямо свет разбежался и заискрил в воздухе. Как пыльца — с ромашек.       — Правда? — он взял ее ладони в свои, поднес к губам. Поцеловал. Говорил он медленно, но дыхание стало частым. — Ты уверена? Ты согласна? Ты хочешь? Правда-правда?       — Правда-правда, — она пальцем провела ему по верхней губе, там, где изгиб становился похож на короткий охотничий лук. С таким ходят на уток. — Осталось выбрать день.       — Сегодня! — выдохнул жарко Феанаро и поймал ее палец губами, прикоснулся языком.       — Но почему сегодня? — Нерданэль обвила руками мужа за шею, вжалась всей собой. — Нам же нужен лучший день. Самый лучший день. Де-е-ень…       Феанаро заставил ее застонать — всего один поцелуй чуть ниже мочки уха. И ещё один, и ещё…       Феанор оторвался от нее, одним движением распустил ей собранные в косу волосы. Расправил, пропуская пряди между пальцев — огненно-рыжее, искристое, драгоценно-шелковое… Глаза у него горели таким же пламенем. Ее пламенем. Рыжим.       — Любой день, — он прервался на поцелуй, жадный, горячий. — Любой день, который выберет наше дитя, будет лучшим. Любой.       Нерданэль поцеловала в ответ, впиваясь пальцами ему в плечи, и упала навзничь. Трава была прохладной, свете Лаурелин пробивался сквозь ветви, и он ли ее опрокинул, или она его потянула за собой, — никто не взялся бы ответить.       Это был лучший день.       Рыжий.