Холиварочная Муза

      Толчки становились всё быстрее и жёстче, но её тело пело, принимая чужую плоть. И пело звёздное небо. И трава, покрывавшая горный луг в отрогах Пелори, куда не добирался свет Древ. Пел ручей, и пел воздух... А воздуха становилось все меньше, и вздохи короче, а удовольствие рвалось стонами, и хотелось слиться, стать единым существом — телом и душой, одной на двоих фэа и роа...       Нерданэль вскинула бедра, распахнула глаза — и Феанор потерялся в темноте полнейшего света, который разгорался сильнее и ярче... Его выгнуло от скорого ожидания, каждая жила в теле напряглась...       Ещё!       Ещё!       Ещё!       Он запрокинул голову, вытянулся, стремясь на миг продлить жадное и щедрое наслаждение и продлить — пропеть! — единую, на двоих мелодию, на них, и на мир, и на все, что было, что есть, и что будет, и на...       — Замри!       Он замер. И даже против желания замер бы, даже не будь оно высказано охрипшим от любви голосом, высказано, произнесено вслух единственной, любимой — потому что сейчас они были едины, и его тело — это и ее тело...       — Замри, — попросила Нерданэль мягко. Зрачки ее сузились, радужка потеплела привычной листвяной зеленью. Она повела рукой по напряжённым мускулам груди и шеи супруга, вглядываясь, как по белой коже, мокрой от пота, скользит звездный свет. Вглядываясь таким знакомым взглядом. Взглядом мастера. — Замри...       Чуткими сильными пальцами — такими же сильными как у него! — провела по ключицам, ощупала впадину, из которой расходятся жилы наверх, дотронулась до кадыка, заскользила выше, к подбородку...       — Прости, я быстро!       Феанор медленно сел, глядя, как его жена, ускользнув, вытаскивает из-под кучи сброшенной одежды светильник и бумагу. Берет угольную палочку...       Вздохнув, он упал в траву, уставился в небо. Оно ещё пело любовью.       Тело болело — неосуществленным, не нашедшим выхода желанием. Феанор провел рукой по ноющей плоти... И раз. И другой. Тело задрожало, повело, звёзды размыло, вот ещё, ещё, быстрей и сильней...       — Я сейчас! Сейчас! Только зарисую!       Стиснув зубы, Феанор заставил себя убрать ладонь от чресел. С шумом глотнул прохладного горного воздуха и раскинул руки — широко, насколько мог, зарываясь в траву, вплетая пальцы в пахучий клевер, отдаваясь травяным путам... Пусть они держат! Иначе сорвётся, а ведь хочется не так, не самому, а с ней, единственной!       «Раз звезда. Два звезда. Три звезда...» На тридцать второй он медленно выдохнул. Выпутал руки. Потёр запястья. Покосился на жену.       Нерданэль сидела и рисовала. Угольная палочка так и летала по бумаге, а голубое сияние светильника очерчивало линию скул и подбородка, обегало шею, подчеркивало высокую грудь с напряжёнными сосками, оглаживало мягкий живот и бедра...       Закусив губу, Феанор перекатился на бок и потянулся к седельной сумке, откуда выглядывали сшитые бечевой листы писчей бумаги.       Так, с чего они сегодня начали? Кажется, с того, что он поцеловал ей шею, чуть ниже уха, там, где выбивался из косы рыжий завиток... Нет уж, лучше и он займётся чем-то полезным! Разложить на слагаемые любовь невозможно, сплетение душ - величина неисчисляемая, но описать музыку сплетения тел попробовать можно. А уж когда такое тело...       Уф, всё, к делу! А то знает он её это «сейчас»...В конце концов, не всем повезло взять в жены скульптора-мастера. А вот ему — повезло.       И он её дождется.