the colors of Baker street

Рождество. Это первое рождество, которое Шерлок видит не только в серых оттенках. Улицы сверкают разноцветными огоньками гирлянд, в каждой витрине — по несколько красных вывесок, оповещающих о предновогодних скидках и большие, сияющие позолотой ели. Детектив прогуливается по нескольким распродажам, совершенно теряясь в этом потоке разнообразного декора для дома и толпах людей между витринами. Выбрать более-менее подходящий подарок для Джона, Грега и Молли без представления что вообще дарят на рождество (судя по покупкам людей в очереди — только пледы с соответствующим орнаментом и посуду) оказывается задачей не из легких. Шерлок бродит по распродажам и подарочным магазинам, пока не натыкается на старую лавку где-то далеко главных улиц, параллельно задаваясь вопросом, каким образом он дошел сюда от центра Лондона всего за несколько часов пешком. Если и есть вещь, которую действительно можно назвать судьбой, то это точно не соулмейство, а количество пакетов с подарками, которые он благополучно выносит из ранее упомянутого магазинчика. Он покупает неведомое количество декора для дома, мотивированный тем, что лучше украсить квартиру до того как Мисс Хадсон притащит на кухню живую ель, а на дверь повесит не менее странно пахнущую ветку под названием «омела», аргументируя это «старой британской традицией». В корзине появляются новогодние шары, свечи с разнообразными отдушками, рождественские носки на камин (кто вообще до такого додумался?), свечи, щедро подаренные хозяйкой заведения на кассе. С подарками все иначе. Подарок для Грега находится сам собой: теплый шарф и термокружка. Шерлок не особо задумывается о цвете, выбирая все в нейтральных оттенках, ориентируясь на повседневные цвета гардероба друга. Для Молли он покупает расписанную золотыми узорами чайную пару, думая, что их традиция задаривать друг друга посудой (обычной или химической) не так и уж и плоха в долгосрочной перспективе. В качестве презента для Майкрофта Шерлок выбирает фирменную рубашку с логотипом, хотя идея подарить ему коробку с высококалорийными овсяными пряниками в глазури доставляет ему намного больше удовольствия и энтузиазма. Из магазина Шерлок вываливается с четырьмя пакетами, оставив там целое состояние. Он ловит такси прямо на выходе и почти засыпает в машине, утомленный четырехчасовым выбором подарков. Подарок для Джона немного… очевидный. Мягкий бежевый свитер, самый качественный из тех, что он мог найти в той лавке. Он срезает этикетку и упаковывает его в обычную крафтовую бумагу. Рождество — это самый яркий день в году, — думает Шерлок, разглядывая сверкающую гостиную. Помимо недавно купленного декора ему удалось одолжить несколько гирлянд и подсветок у Мисс Хадсон, уверяя ее, что его желание повесить декоративное украшение, состоящее из цепочки ламп накаливания и светодиодов, совершенно не связано с тем, что он случайно ударился головой. — Это… ты все сделал? — Джон роняет пакеты у входа, принимаясь разглядывать пространство. — Серьезно? — В общем и целом да, — отвечает детектив, взбираясь на стремянку с верхушкой для ели. — Хотя тот венок на двери не моих рук дело. — У тебя что, индейка в духовке? — с характерным смешком он идет на кухню, замечая свет, исходящий из духовой печи. — Шерлок, ты головой об что-то приложился? — Почему все считают, что мне обязательно получить сотрясение мозга легкой степени, чтобы расставить декор по квартире? — актерски кричит он с самой верхней ступеньки стремянки, пытаясь справиться с украшениями. — Это скучно для тебя, — смеется Джон, подходя к ели в углу комнаты. Шерлок поглядывает на него сквозь ветви. — Это нормально, — возражает Шерлок, стараясь балансировать на верхней ступеньке, едва не падая. — Это… весьма интересно, как минимум. — Интересно? — усмехается Джон, протягивая ладонь, помогая детективу спуститься со стремянки без падений. Шерлок без сомнений вкладывает в чужую ладонь свою, перебирая ногами по ступенькам. Мир как будто начинает становится светлее. Словно кто-то повысил яркость в сетчатке глаза. Побочные эффекты соулмейства — думает Шерлок, быстро моргая. — Рождество. Оно яркое, — шерлокова рука все еще в руке Джона, но, кажется, ни один из них не обращает на это внимания. — Это интересно. Снова видеть его во всех оттенках. На Джоне сегодня светлый джемпер и джинсы. На улице декабрь, но погода в Лондоне в эти дни больше похожа на позднюю осень, что позволяет Шерлоку ходить в своем неизменном пальто, а Джону — в кожаных армейских куртках. Горе плывет сквозь голубую радужку. Джон привычно улыбается, смеется, шутит, но взгляд выдает его. Мэри умерла, а они так и не отметили с ней даже одно рождество. Они ни разу никогда не говорили об этом. Они оба видели мир в цвете, но не обсуждали это вслух. У Джона была семья, хоть и ненадолго, а у Шерлока — попытки разобраться с делами, с последствиями преступной сети Мориарти, с самим собой, в конце концов. Родственность их душ словно была немым правилом их отношений. То, что знали оба, но боялись признать. Боялись дотронуться. Боялись увидеть в мире не только серость. — Мне кажется, ты меня заразил, — Шерлок театрально кашляет. Опомнившись, он ощущает чужую ладонь в своей. — Чем это еще? — Сентиментальностью и сантиментами, — улыбается он, вглядываясь в голубые волны радужки напротив. Джон улыбается вместе с ним, приподнимая бровь в невысказанном вопросе: — Это и есть истинная причина твоей переквалификации из детектива в декоратора? — ухмыляется тот, переводя взгляд куда-то за спину Шерлока, в сторону кухни. — У меня, знаешь ли, много талантов. — Один из них — горелая индейка с клюквенным соусом? — дразнит его в ответ Джон, кивая в сторону. — Черт, — не разрывая физического контакта, Шерлок увлекает Джона с собой, на кухню, распахивая дверцу духового шкафа на примерно на том моменте, когда из него начинает валить черный дым. — Сгорела все-таки. Они вместе вытаскивают противень с несчастной индейкой на стол, откашливаясь от серого дыма. Шерлок рассматривает ее со всех сторон, говоря, что, в общем-то, «все не так плохо», «есть можно», «давай скормим это Майкрофту, сказав, что это была последняя курица семейства фазановых в Лондоне», от чего Джон начинает настолько безудержно смеяться, что Шерлоку ничего не остается, как начать хохотать вместе с ним. Джон затаскивает пакеты с продуктами на кухню, пока Шерлок занимается истреблением горелой индейки прямо в мусорный бак. Вместо индейки они решают приготовить утку, заранее выставив таймер на духовке. Горизонт начинает темнеть со стремительной скоростью, приближая первый рождественский день к вечеру. Это — первый вечер на Бейкер-стрит за последние полгода, проходящий без летящих мимо пуль и долгих расследований длиной в целую ночь. Шерлок даже умудряется сварить пунш без особых происшествий, что Джон считает поистине невероятным достижением с его тягой к взрывам и другим непредвиденным обстоятельствам. — Я ничего не смыслю в выборе подарков, — выпаливает детектив резко и невпопад, протягивая небольшой сверток, обернутый красной лентой, Джону. Вся его напускная серьезность куда-то исчезает, заставляя чувствовать себя слегка нелепо. — Я подумал, что это это неплохая вещь, путем анализа твоих вкусовых предпочтений, приоритетных цветов в твоем гардеробе, а также цветотипа и… — Шерлок, — Джон останавливает его касанием. Он улыбается одной из своих улыбок, которые появлялись на его лице так редко в свете последних событий. Его рука теплая, и прикосновение жжет, будто огнем по голой коже. — Тебе не нужно объяснять подарки. Спасибо и, — он роется в комоде рядом с камином, наконец вытаскивая оттуда похожий сверток. — Это для тебя. Мысль о том, что их подарки (не) случайным образом оказались идентичны друг другу, приходит только на этапе развязывания праздничных лент. — Только не говори, что это то, о чем я думаю, — фыркнув, Шерлок раскрывает слой за слоем, находя внутри кусочек шерсти красного цвета. — Не нравится? — с долей разочарования говорит Джон. — Нет, — выдает детектив, тут же осознав сказанное. У него в руках теплый свитер, стало быть, из овечьей шерсти, винного оттенка. — Нравится. Просто открой свой. Джон разворачивает упаковку, натыкаясь на точно такой же свитер, но уже бежевого цвета и из иного материала. — Поверить не могу, — посмеивается Джон, разглаживая складки на бежевых рукавах. Глаза у него сияют каким-то новым оттенком голубого. — Мы такие идиоты, — переводит взгляд на детектива. — Красивый цвет, — подмечает Шерлок, занимаясь рассматриванием своего подарка. Он надевает свитер поверх домашней футболки, вызывая у Джона довольную ухмылку, а у Миссис Хадсон — цикл комплиментов о том, как же ему идет красный. Вечер в тот день идет своим чередом. Кто-то из новоприбывших гостей, вероятно, Грег или Молли, приносят яблочный пирог, и это становится веской причиной чтобы провести остаток дня в окружении рождественских свеч и запаха корицы в гостиной. Мисс Хадсон носится по кухне с ножом в попытках разрезать ту самую утку с овощами. Майкрофт болтает с Грегом, обсуждая какие-то правительственные бумажки, которые Шерлок называет «душной бюрократией». Молли развлекает Рози, сидя у камина, пока Джон пытается дописать последнюю в этом году статью о тройном убийстве, раскрытом несколько месяцев назад. Это один из немногих вечеров, в который Шерлоку не хочется запереться в своей комнате с книгой или материалами по расследованию, избегая любого рождественского шума и больших компаний. Когда большая половина гостей уходит, он даже вычитывает рецепт глинтвейна в кулинарной книге Мисс Хадсон и принимается за готовку, думая, что это будет неплохим завершением вечера. Он просыпается среди ночи, дезориентированный очередным кошмаром. Остатки безмятежности и спокойствия остались во вчерашнем дне, а сегодняшний встретил его слишком реалистичным сном с повторяющимся сюжетом. Он ежится от холода, надевая подаренный несколькими часами ранее свитер. Шерлок беззвучно спускается на кухню чтобы выпить воды и проветриться около форточки, но перед глазами все еще стоит кошмарная цветная картинка. Воспоминание заставляет зажмуриться до цветных пятен. Ему снится одиночество и смерть. Правда, не его собственная — смерть его родственной души. Хотя лучше бы это были бесконечные прыжки с крыши Бартса. Чужое прикосновение выдергивает детектива из водоворота мыслей. — Что тебе снилось? — Джон касается плеча так легко и невесомо, что это прикосновение почти не ощущается. — Ничего, — это — ложь во благо — думает Шерлок, пытаясь отогнать остатки сна куда-нибудь подальше в чертоги. — Шерлок, — голос у Джона ровный, но что-то в его виде выдает беспокойство. Шерлок смотрит на него почти в упор, но все дедуктивные навыки дают сбой, если речь идет о Джоне. Он просто не может анализировать свою родственную душу. Не может себе позволить. — Ты живешь не один. Я слышу, как ты слоняешься по квартире ночами. — Ты же знаешь, что у меня нет четкого режима. — Ты не спишь, даже когда нет дел или расследований, — говорит он, отнимая свою руку от шерлокового плеча. Это действие ощущается почти болезненно. — Что-то определенно не так, но ты упрямо это скрываешь, — его тон становится более грубым, хотя он не вкладывает в эти слова ни капли негатива. — Я разбил те чашки из семейного сервиза Мисс Хадсон, случайно сжег твой учебник по профилактической медицине и разрешил Рози поужинать сладким две недели назад. Вроде бы, все, — признается он со слабой улыбкой. — Ты не спишь ночами, — упрямо стоит на своем Джон. — Я отдыхаю днем. — Ты бегаешь между Ярдом и Бартсом целыми днями, — напоминает он, тяжело вздыхая. — Шерлок, я хочу помочь… — Мне не нужна помощь, — отвечает он с настойчивостью. Его плечи слегка напрягаются. Он переводит взгляд в сторону комнат, думая, как уйти от дальнейшего разговора. — И забота. Не беспокойся обо мне. — Как я могу не беспокоиться о… — продолжение почти вылетает из него, но Джон, по-видимому, вовремя останавливает поток мыслей вслух. — …человеке, которого я едва не потерял, — говорит он с горечью в голосе. — Мне каждый день снится, как ты умираешь. И это, черт возьми, даже рядом не стоит с тем, что ты молчишь о… — Мне снится, как ты уходишь, — признается Шерлок, отпуская все сомнения. Возможно, ему стоит перестать скрывать все это. Возможно, все что им нужно — это признаться друг другу в том, от чего они оба бегут. Их родство душ. — В цвете. В самых ярких оттенках, которые я когда-либо видел в своей жизни, Джон. Ты это хотел услышать? Его плечи начинают трястись. От холода, исходящего от форточки, или от чувств, что сидели в нем так долго — Шерлок не знает, а точнее, осознает только когда по щекам начинают катиться совершенно соленые слезы. Он плачет впервые за последние пару лет, и эти слезы — живое доказательство того, сколько всего произошло с ним за эти годы. Сколько всего случилось с ними за эти годы. — Иди сюда, — Джон обнимает его, будто это в порядке вещей, будто они не игнорировали происходящее так долго. Джон обнимает Шерлока до тех пор, пока тот не начинает дышать ровно и свободно, успокаиваясь в объятиях. — Идем, — говорит он, утягивая Шерлока за руку в комнату выше по лестнице. В его, Джона комнату. Они вместе ступают за порог. Шерлок понимает, что так давно не был в этой в комнате, что почти забыл, как она выглядит: светлый потолок и деревянный пол, высокая кровать у окна, прямые портьеры, почти никогда не зашторенные. Джон никогда не запрещал заходить сюда, но эта комната ощущалась как что-то очень личное, неприступная территория, место-синоним к слову покой. — Спасибо, — шепотом говорит Шерлок, словно боясь нарушить доверительную тишину, только-только возникшую между ними. Он лежит в чужой кровати и все еще держит свою родственную душу за руку, но теперь в этом физическом контакте как будто бы больше смысла. — За что? — отвечает Джон, всматриваясь в глаза напротив. — Мир в цвете, — он опускает взгляд вниз, прямо на переплетение их рук, чтобы продолжить спустя пару мгновений. — Я ведь увидел его благодаря тебе. Прямо после падения, когда очнулся. — А я — после твоей смерти, на следующий день, — он приподнимает уголки губ в успокаивающей улыбке. — Было неприятно, да? — Я испугал Молли и заставил ее сидеть в темноте два часа, перед тем как глаза приспособились… к этому, — объясняет Шерлок, чувствуя, как сердце начинает биться в более спокойном ритме. — А потом она полчаса учила меня отличать синий от зеленого, — смеется он, и Джон перехватывает этот смех, несмотря на болезненность воспоминаний. — А мне пришлось целый день сопоставлять все цвета моего гардероба с палитрой в интернете. Если честно, я никогда не думал, что у бежевого столько оттенков, — воодушевленно вздыхает он. — А ведь кто-то живет так всю жизнь. — Мы теперь тоже, — моргает он, чувствуя, как естественно ощущается обычное соприкосновение рук. Они определенно должны были сделать это раньше, так почему ждали так долго? Пауза, которая повисает в разговоре, сама собой заполняется чуткими взглядами и чувствами. — Обещаешь больше не уходить? — Шерлок нарушает тишину. Он спрашивает, задерживая дыхание, словно боясь ответа. — А ты — больше не умирать? — мягко улыбаясь, спрашивает Джон. Глаза у него ночью светятся каким-то новым оттенком небесного. Шерлок почему-то вспоминает, как в один из дней спросил у Джона про цвет глаз, а тот коротко ответил «голубые». Шерлок смеется в ответ, сжимая родную руку в своей собственной, поглаживая запястье большим пальцем. Постепенно он успокаивается в тишине под взором голубых глаз, почти засыпая. В мире, где ты держишь свою родственную душу за руку, любовь заменяет все оттенки.