Никогда такого не было, и вот опять

Как папа читал ей сказки, когда она сама лежала, словно принцесса в стеклянном гробу, теперь она сидела с книгой около неподвижного огромного чудища. Папа думал, что она его не слышала. Только пытался унять собственное горе. Но добрый волшебник показал ей все воспоминания об этих вечерах и о долгих годах стараний её исцелить. Волшебник подарил ей новое тело — механическое, неуязвимое для болезни, идеальное, — а потом пропал. Орианна больше не чувствовала марионеточные ниточки, тянувшиеся от неё к нему. Они оборвались в мгновение ока, когда он отпустил на волю души своих слуг, и хекс-роботы рухнули на землю пустыми оболочками. Но не она. Она открыла глаза среди них, так же, как и очнулись жители Пилтовера и Зауна, хотя ноксианские солдаты-захватчики остались лежать рядом с этим безжизненным металлоломом; милосердная быстрая смерть, но бесчестная по их воинским меркам и страшная для тех, кто сам только что висел с ними в одной золотой паутине. Куда исчез Вестник, почему в последний момент пощадил невинных и зачем оставил доктору-изгнаннику одно из своих противоестественных творений, для большинства было загадкой. Но папа не возражал, что она стала куклой из металла и магии. Главное, она жива, и в этом заключалось всё его счастье. Холодные шарнирные пальцы Орианны аккуратно перелистнули страницу. Закончив "Белоснежку и семь йордлов", она зачитывала вслух "Красную Шапочку", поглядывая на зверя и надеясь, что ему нравится и что ему это тоже поможет. Тот не реагировал. Кроме её латунно-звенящего голоса, в тишине слышалось лишь журчание трубок и жужжание странных устройств. Больше волчьей крови. Ещё больше, чем при первом опыте. В ущерб тому, что осталось в Вандере от человека, но так регенерация могла победить. Он уже не узнает своё прежнее имя, зато выживет. В шахте хекс-врат Синджед ожидал найти два тела, а обнаружил только это — и следы Мерцания около ходов в вентиляцию, которым когда-то накачал девчонку Силко. Поразительные рефлексы и скорость; изобретатель почувствовал что-то вроде гордости, хоть и всё зло, которое принесло Мерцание, навсегда лишило его малейшей надежды на признание достижений, оказавшихся удачными. Его понимал только Виктор, увидев любовь в истоке его худших проектов и решений. Отцовскую, сосредоточенную на единственном близком, в то время как сострадание Виктора хотело объять весь мир и не выдержало этой непосильной ноши. Должно быть, в конце концов тот тоже осознал, что суметь спасти хотя бы одну жизнь — уже немало, а делать выбор за самого себя — уже достаточно.

***

...Сбежавший монстр преследовал добычу, ведомый голодом усиленного метаболизма, злостью на застрявшие в шкуре острые осколки стекла лабораторных колб и экспериментально взращенной в нём жаждой выживать во что бы то ни стало. Тёмные переулки Зауна мелькали сплошным блеклым месивом: резкие повороты, отдалённые звуки, серая мгла. Единственным радужным штрихом были разводы топлива и масла в дождевых лужах. Реаниматор не имел силы его удержать. О механическую девочку можно было бы лишь обломать зубы, и её он проигнорировал. А сияющее властное присутствие ушло из головы. Наконец-то Варвик был свободен ото всех и всего — даже от себя. Правда, его всё ещё приводили в особенное бешенство химбароны и запах Мерцания. За одним из их курьеров он сейчас гнался, и расстояние стремительно сокращалось: слабой жертве не хватало ни скорости, ни дыхания, ни выносливости. Ни острого ночного зрения, чтобы понять, с какой стороны набросится его клыкастая гибель. Ни... Варвик внезапно замер, тормозя когтями по камням. Его остановили не устрашающие горящие глаза и не то, как грозно и непоколебимо их обладатель стоял у него на пути, сжимая искрящийся хекс-молниями посох, а что-то гораздо более неуловимое. Знакомое. Прижав уши, он обнюхал руку, протянутую навстречу. Не живая плоть, несъедобно, непонятно. Лизнул, заскулив от нахлынувших воспоминаний: мягкое прикосновение кого-то, кто был добр к нему, но одновременно — боль, только не от него или внешних угроз, а изнутри. Волчьи инстинкты не могли постичь её причину, скрытую в образах чьих-то лиц и выцветших картинах прошлого. Теперь бескровные пальцы были закованы в сталь и вполне способны своей нечеловеческой силой ломать кости или резать ногтями листы металла, но всё равно не стремились причинить вред. Тем временем добыча уже давно скрылась. По Зауну и даже Пилтоверу были готовы поползти слухи от очевидца, что вернувшийся Вестник не только продолжает строить дьявольские планы и творить неописуемое со своим телом в поисках новых пределов совершенства, но и дрессирует монстра-убийцу, науськивая его на порядочных граждан. — Мне жаль тебя. Несмотря на то, что я думал, что избавился от жалости, как и от прочих ловушек чувств. Но когда я заглядываю в чужие разумы так же глубоко, как напрактиковался на тебе, для этой связи душ попросту не получается подобрать иные названия, кроме привычных. От опасения перед возвращением необъяснимой муки Варвик ощетинился, как загнанный в угол пёс. Виктор медленно опустил руку в знак невраждебности, смирившись, что наглядные действия зверю яснее абстрактной философии, хоть и слова вызывали в его глазах проблески сознания. Общаться с людьми было так же тяжело: он тоже поддавались животному страху, стоя лицом к лицу с самосотворённым божеством, и не понимали его. Золотистым металлическим отблеском и алебастровым силуэтом на крыше возникла Орианна, нашедшая беглеца. Она спустилась быстро и изящно, приземлившись на мыски, воображая себя балериной из любимой музыкальной шкатулки, но на деле — пугающе похоже на лёгкого тонконогого паука или поставленное на острие лезвие. — Рад видеть мисс Ревек в здравии, — Виктор всё равно любовался почти единственным не тщетным достижением первой попытки Великой Эволюции, если не считать самого себя и возможность на минуту показать жителям обоих берегов их равенство перед лицом вечности. — Вы мой второй папа? — невинно спросила Орианна, склонив голову набок со скрипом шарниров. Варвик рефлекторно дёрнулся и скорбно завыл. — Нет, не называй меня так. Особенно при нём, — Виктор провёл киберперчаткой по вздыбленной шерсти, невольно вызвав искры статического электричества. — Я только твой спаситель, а не творец. И даже с этим многие не согласились бы: по их мнению, я всего лишь превратил тебя в такое же чудовище. Зверь бросился в темноту — подальше от всех болезненных напоминаний, оков, стен лаборатории, странных механических созданий и их разговоров. Девочка не стала догонять: она нашла себе более согласного друга.