Полярные ночи

      Тове Линд всегда было сложно сосредоточиться и усидеть на одном месте. В младшей школе она могла встать посреди урока и начать бегать, мешала другим — ей мягко и вежливо объясняли, что так нельзя, и Тове сама понимала, что так нельзя, но поделать с собой ничего не могла. Ей было скучно слушать учителей, скучно выполнять задания, даже есть обед скучно, если еда не нравилась. В результате ее сводили к психологу и Тове получила диагноз СДВГ, из-за чего для нее составили специальный план учебы.       Школы Тове часто меняла, но не из-за своего поведения и диагноза, а из-за работы отца. Им приходилось часто переезжать, и маленькая Тове объездила чуть ли не всю Швецию, а потом мама с папой развелись. Мать снова вышла замуж, отчим Тове не был обязан никуда ездить и Тове отправилась в новую школу. До выпуска оставался год. С оценками у нее все было хорошо; неусидчивость не означала глупость, за день до экзамена Тове успевала заучить все необходимое, чтобы сдать, и была умной, действительно умной. Только ленивой непоседой.       В новой школе она не собиралась бегать по классу во время уроков — давно так не делала, но все равно была преисполнена энтузиазма. Тове хотелось завести друзей, если получится — то и парня, и прекрасно проводить с ними время, и после окончания школы — тоже. Тогда у нее появится возможность путешествовать, она не будет привязана к необходимости ежедневно идти на уроки, а если захочет, лет в двадцать пять поступит в университет, где тоже будут друзья и парни.       Хотя на самом деле парни Тове не особенно нравились. Она не считала их плохими, просто… они были скучными, как урок математики, и внешне тоже не такими уж привлекательными. Многие знакомые Тове девчонки восхищались разными актерами-мужчинами, а Тове в них ничего особенного не находила. Но если это будет ее парень — он должен будет ей понравиться. И она ему обязательно понравится. Ей всегда говорили, что она красивая: у нее были длинные светло-золотистые волосы, ярко-голубые глаза и забавный курносый нос — о последнем не говорили, но Тове сама видела. Вместе со стройной фигурой это создавало образ, который считался красивым.       В новую школу Тове собиралась, полная надежд и стремлений, и даже то, что погода начала портиться уже с начала августа, ее не расстроило: потихоньку наступала осень, а в Швеции нет смысла ждать светлых зим. В их стране всегда темнеет рано и светлеет поздно, и из-за нехватки солнечного света многие люди бывают расстроены, но Тове хватало апельсинового сока, который был совсем как жидкие солнечные лучи. И самих апельсинов, и леденцов с апельсиновым вкусом, которые она всегда носила с собой в кармашке.       Заодно она перекрасила волосы в розовый цвет — просто потому, что захотелось, и сочла, что так ей идет еще больше.

***

      Вивиан Клеве-Пиетиля казалось, что ей всегда было сложно заставить себя просто начать разговор с кем-то; даже в детстве она была одиноким ребенком, предпочитающим общество книг и игрушек, а не живых людей. Виви любила сказки — например, про Муми-троллей, и сама пробовала писать что-то. В итоге ее рассказы в жанре фанфикшена даже снискали некую популярность, хотя никто в ее окружении, включая родителей, не знал, что она пишет. Виви не считала, что всего лишь фанфики достойны внимания; она не создавала самостоятельно, а лишь брала чужих персонажей и переделывала их. Не Муми-троллей, конечно. Чаще Виви писала о героях книг о Гарри Поттере, но не только. Персонажи комиксов Marvel, игр Warcraft, разных фильмов, сериалов и книжек — именно они были ее друзьями. Они и мама. И тетя Тильда, или, как все ее звали — Тилли. Наверное, Тилли Виви тоже следовало считать мамой, но она была скорее папой. И родила Виви не она, а мама. Но папы в жизни Виви не было никогда, и никогда она не страдала из-за этого. Нет отца — и не надо, у нее была полная счастливая семья, включая тетушек, дядюшек, кузенов и кузин, и бабушек и дедушек. На праздники вся эта шумная толпа даже утомляла Виви, но все равно она обожала проводить праздники в кругу семьи.       Грустно Виви было совсем по другой причине. Она даже точно не знала, по какой. Просто постоянно было темно; летом — нет, но лето пролетало слишком быстро. Наступала осень, а затем зима, и солнце не всходило вообще, и тогда радоваться чему-то у Виви не получалось. Она пыталась, но не выходило. Все виделось в темных мрачных тонах и ничего не могло этого изменить. Иногда Виви думала — можно просто прекратить это. Брала в руки кухонный нож или бритву в ванной, водила над рукой… только если бы она это сделала, разве там, куда бы она попала, было бы светло? Только поэтому Виви так и не порезала себя по-настоящему, но не по-настоящему — иногда резала. До царапин, которые не смогли бы ее убить. Боль будто отрезвляла и приводила в чувство, и некоторое время Виви жила с помощью этой боли, а затем повторяла все снова.       Ее обнаружила Тилли — когда Виви снова застыла с кухонным ножом над запястьем, задумавшись, пока делала бутерброды. Впервые Тилли кричала на нее и даже встряхнула за плечи, а когда мама вернулась с работы, они с Тилли кричали друг на друга, пока Виви сидела в своей комнате, сжавшись в комочек и заткнув уши наушниками, но как бы ни гремел хэви-метал, она все равно слышала обрывки ссоры… или не ссоры. Мама и Тилли никогда не ссорились, но обе привыкли разговаривать громко и эмоционально, если были чем-то встревожены, а сейчас они были не просто встревожены, а напуганы.       «…нельзя допустить…»       «…я работаю…»       «…плевать на работу…»       «…сама задолбалась в этом мраке…»       «…деньги найдутся…»       «…нужен врач…»       «…а если это из-за нас…»       «…боюсь представить, что было бы, если бы я не вошла…»       На следующий день мама и Тилли объявили Виви, что они переезжают — не в другую страну, но в другой лен, более южный. Стоило это очень дорого, Виви понимала, но не спорила — с ее мамами было невозможно спорить, если они что-то решили, да и она очень-очень хотела переехать туда, где света будет больше — по крайней мере, не будет полярных ночей. Это значило, что Виви пойдет учиться в другую школу, а еще — будет посещать психолога, и хочет она или нет, ее не спрашивают. Виви и не собиралась спорить: то, что с ней происходило, не нравилось ей самой, но она не могла решиться пожаловаться.       Переехали они достаточно быстро. Лето промелькнуло в заботах об этом: собрать вещи, заодно устроить уборку и решить, что из одежды возьмет с собой, а что лучше сложить в уличный контейнер. Психолог подтвердил, что вся проблема Виви именно из-за недостатка солнечного света — поэтому она страдает депрессией, а ее низкая самооценка проистекает из той же депрессии; впрочем, психика человека настолько тонкая материя, что сразу диагноз поставить было невозможно. Единственное, что психолог выяснил точно: в происходящем с Виви нет вины ее матерей, наоборот, семья для Виви была и оставалась безопасным местом и способом успокоиться, а не триггером. Занятия продолжались, но не так чтобы сильно помогали; осенью с Виви должен был работать другой психолог.       Осени она ждала с обреченностью приговоренного к казни: снова проклятая темнота, снова тоска и заодно — новая школа. С одной стороны новая школа радовала, так как это была возможность буквально начать жизнь заново: в старой школе у Виви не было друзей и ее чаще предпочитали игнорировать, в новой же друзья могли появиться. Даже парень мог появиться. Тилли говорила, что влюбленность может исцелить Виви, или хотя бы расшевелить, и Виви думала так же.       Только парни не казались ей такими уж привлекательными; даже актеры не вызывали особого восхищения. Виви смотрела разные фильмы, писала истории любви героя и героини, но часто представляла героиню не только с мужчиной, а и с другой девушкой. Таких историй в среде фанфикшена было очень много, еще больше — когда вместе было двое мужчин, но Виви ощущала в этом нечто личное. Будто она писала о своих чувствах, будто она тоже может быть не только с парнем, но и с девушкой.       Хотя какая разница, все равно она не понравилась бы ни парню, ни девушке, никому. У нее были русые волосы (какого-то мышиного цвета), серые блеклые глаза, и идиотский курносый нос, чья форма всегда ее раздражала. Кроме того, Виви находила себя чересчур толстой (она почти всегда весила в лучшем случае на два килограмма выше нормы), и старалась придерживаться диеты, но неизбежно срывалась. И грудь у нее была слишком плоской. Менять же внешность доступными способами — перекрасить волосы, сменить прическу, наконец, надеть линзы — Виви считала бессмысленной тратой времени. Она многое считала бессмысленной тратой времени, при этом часто скучая и не зная, чем заняться. Ей нравилось писать, но круглосуточно писать бы тоже не получилось, а иного действительно интересного занятия для себя Виви не находила. Если бы не Тилли и ее настойчивость, она бы и утренние пробежки пропускала, но Тилли бесцеремонно срывала с Виви одеяло и ей приходилось идти в душ, а затем — бегать по еще темным холодным улицам, что бодрило только совсем немного и гораздо больше расстраивало.       Всемирный доклад о счастье от ООН утверждал, что в Швеции живут одни из самых счастливых людей в мире, но Виви не чувствовала себя счастливой ни на грамм.