Измерь молчание в децибелах.

Тоге 4 года. Он много говорит и лепечет. Не связано, сбивчиво. Но ему нравится. И видеть как мама улыбается, когда слышит его, ему тоже нравится. И Тоге говорит. Много. Часто. Так, как могут говорить только дети. Звонко и весело, сообщая обо всём на свете, о любой ерунде. Больше всего Инумаки нравилось рассказывать как готовят онигири. Как он любит тунец, и на дух не переносит икру. Точно так же, как и традиционную одежду. Тоге был спокойным ребёнком, но в слоях одежды, даже ему было сложно усидеть на месте, не пытаясь выпутаться из них. – Потерпи, это всего на один день. Слышит Тоге мягкий голос матери, пока та поправляла кимоно. – Зачем? Спрашивает мальчик у обоих родителей. У него было ещё очень много вопросов. Поскольку данный «один день» как только мог, выбивался из детского представления нормальности. Подъём ровно в шесть, сбор сумок, такси, поездка протяженностью в час с лишним. И вот, за окном Тоге увидел далеко не шумные улицы Токио. Это был пригород. А конечным пунктом назначения оказалась и вовсе традиционная усадьба. Нет, Тоге определённо не нравилось происходящее. – Клан Инумаки редко проводит такие собрания. Наша семья не очень разговорчива. Но если мы собираемся, то присутствуют абсолютно все. Ответил, что удивительно, отец Тоге. Сейчас, с длинными платиновыми волосами и карими глазами, он был ещё больше похож на змея-ёкая. Больше, чем когда носил темно фиолетовую форму с причудливыми запонками. Но он по прежнему вселял небольшую веру в то, что всё будет в порядке. И мальчик верил. Отцу нельзя было не верить. В нём не получалось сомневаться. Тоге давно это понял. Тем не менее, он волновался. Боялся, и старался крепче держать материнскую руку. Заметив это, женщина ободряюще улыбнулась. По крайней мере она попыталась улыбнуться. И сжала руку сына в ответ, пока он испуганным взглядом изучал помещение в которое его привели. Клан Инумаки. Юный член этой относительно небольшой семьи, плохо понимал что такое «Клан». Но даже так, почему то он не был уверен в том, что это странное новое слово объясняет то, почему все, не только его родители, так напряжены. Как и не объясняло того, почему у многих из присутствующих, на лицах были маски. Причём самые разнообразные. От обычных марлевых до странных тканевых, которые неизбежно напоминали что то присущее синтоическим жрецам. Были и куда более чудные резные маски, напоминающие пасть хищника. Объединяло их одно, все они были исключительно на нижнюю половину лица. Была и другая странность, которую заметил мальчик. Все, кто были в масках держали при себе небольшие грифельные доски. И только Инумаки хотел засыпать взрослых новой порцией вопросов, как на затылок легла большая отцовская ладонь. – Сиди тихо Тоге. Смотри и слушай. Услышал мальчик хриплый отцовский голос. И сидит тихо, почти не двигаясь, слушает и смотрит во все глаза. Слушает непонятные, пока что разговоры, скрип мела о доски, который не прекращается ни на секунду. "Интересно, почему они не говорят а только пишут?" Думает мальчик. Но тут же запинается в своих мыслях. – Снимите маски. По залу собраний разносится хриплый и тихий голос. Однако Тоге уверен, будь на нём маска, он бы тут же её снял. Да даже сейчас, его руки неосознанно потянулись к лицу, не в силах ослушаться приказа. Но его останавливает отец. Тогда, словно проснувшись ото сна, мальчик распахивает серые глаза и удивлённо смотрит сначала на свои руки, а потом и на других присутствующих. Все они, без исключения снимали свои «доспехи» скрывающие лица. Так Тоге впервые увидел проклятую, во всех смыслах, технику своей семьи. – Сегодня... Слово взяла пожилая женщина, сидевшая рядом с главой клана. – Мы собрались чтобы обсудить тему наследования печати змеи. *** Инумаки Тоге уже 5 лет. Он по прежнему весело болтает, ещё больше смеётся и улыбается. Проводит время с отцом. Естественно когда тот приезжает домой. Обычно это один день в неделю. И даже тогда, он не снимает свою странную форму. Зато учит драться. Тоге не сказать что очень рад, но если это даёт ему возможность подольше побыть с папой, то он не против. Однако Тоге — всё ещё ребёнок, который боится самых банальных вещей. Боится монстра под своей кроватью. На пылесос смотрит как кот на собаку. И он боится снова столкнуться с тем голосом и той татуировкой. Мальчику не составило труда сложить два и два, чтобы понять. Таким голосом говорят лишь люди, которые прячут лица с печатью под маской. И Инумаки боится их. Даже на улицах, он долго не спускает глаз с человека в медицинской маске. Потому что боится снова почувствовать как теряет над собой контроль. В тот день, что является Тоге в кошмарах, его почти сразу отпустили вместе с мамой домой. Сразу после того, как проверили язык на наличие печати. Без использования силы. Точнее, не физической. Пожилому мужчине понадобилось всего пара слов, чтобы мальчик подчинился, а потом долго сердился на Ташибу. На отца, который его не защитил и сам привел сына в центр зала к другим детям, которых проверяли на наличие печати. Встреча с остальной семьей, событие малоприятное. Которое повторяется каждый год. Когда Тоге узнал об этом, его посетила почти отчаянная идея спрятаться в шкафу или под кроватью. Может, тогда, мама его не найдёт и оставит дома? Именно так думал Инумаки каждый раз, когда подозревал что вот-вот, они уедут в тот загородный дом. Так думал он и тогда, когда в их дом постучались ранним утром. Инумаки, ни секунды не сомневаясь что его не найдут, спрятался под кроватью. Естественно прихватив одеяло. Монстр под кроватью боится только двух вещей, одеяла и пылесоса Инумаки Уми. Но Уми не стала его искать. Она даже не заходила в детскую. Хотя мальчик упрямо ждал. Но шло время, а привычного стука шагов по прежнему не было, и Тоге задремал. Когда же он проснулся во второй раз, солнце уверенно светило сквозь занавески, как бы намекая что утро окончательно пришло в фазу 8:30. С неохотой и плохим предчувствием, всё ещё замотанный в одеяло, Инумаки выполз из своего укрытия и потихоньку вышел из комнаты. Всё ещё в одеяле. Ведь одеяла боятся не только монстры под кроватью? Как минимум, Тоге был в этом безвозвратно убеждён. Поэтому уверено ступал босыми пятками по деревянному полу, в полной уверенности в своей безопасности. Волнение о которой полностью пропало. С первым всхлипом который послышался из кухни. *** Тоге 5 лет. И он впервые видит как его мама плачет. И ему это определенно не нравится. Мама не должна плакать. Мама всегда должна быть счастливой. Не потому что не имеет права на грусть, нет, мальчик так не думает. Он просто считает свою маму слишком хорошей. Хороших людей все беды должны обходить десятой дорогой. А если какая и придёт, то и он и отец должны защищать маму от них. И Тоге пытается. Вбегает на кухню, как может накидывает одеяло на мамины плечи. Обнимает, держит за руку и говорит все ободряющие слова которые слышал от женщины перед собой. И всё равно ощущает болезненную беспомощность. От неё почти физически больно. И больно до слёз. Но Тоге не плачет, старается этого не делать. Он и так беспомощен, незачем делать маме хуже. Ведь мама тоже волнуется когда он плачет. Инумаки Уми, человек лицо которого всегда прибывает в нежной полуулыбке. Её серые глаза, улыбка, голос, буквально всё в ней опора для её мальчишек. Сейчас, когда эта опора пошатнулась, Тоге как никогда хочет чтобы рядом был отец. Помог ему и маме. Но отца нет рядом. Поэтому Инумаки сам обнимает Уми, сам пытается налить чай, и также сам злится. То что Ташибы нет рядом когда он так нужен, ощущается почти как предательство. Но ровно до тех пор пока Уми приходит в себя и грустно улыбается, принимая худо бедно приготовленный сыном чай. Тогда Тоге и узнает, что причина слёз и ранних визитов, это как раз таки отсутствие отца дома. *** Тоге терпеть не может больницы. Не только из за людей в медицинских масках. Не из-за запаха лекарств с антисептиками от которых тянуло чихать. И не из за светлых, до рези в глазах, белых помещений. Мальчик ненавидел больницы лютой ненавистью, просто потому что ощущал в них что-то неправильное. Что-то злое. Что-то, похуже монстра под кроватью. То, что может посягнуть и на одеяло, и на мамин пылесос. Инумаки боялся этого. И ненавидел. Словно змея мангуста. Но тем не менее, сейчас он шел по коридору, стараясь не обращать внимания на навязчивое ощущение того, что кто-то смотрит на него. И вот, они с мамой добрались до нужной палаты. Тоге не сомневался, что эта именно та палата. Только к его отцу могли придти люди в такой форме. Форме как у него. Но мальчик не заострял на этом внимание. Просто держал мамину руку и неотрывно смотрел на дверь. Он волновался. Переживал. Надеялся, что несчастный случай на работе не такой уж критичный. Ведь его отец настоящий змей-ёкай. Его никому не одолеть. И это для Тоге такая же основная, несущая опора и истина как и мамина улыбка. Сейчас, пошатнулась и она. Ташиба лежал на больничной койке, отвернувшись лицом от входа. Всё его внимание было обращено к молодой девушке в темно синей форме, крутящей между пальцев сигарету. Инумаки собирался было окликнуть его. Но голос застрял в глотке. Он просто не мог говорить. Потому что увидел бинты на нижней половине лица. Маска. Татуировка. Голос. Покачнувшись, Тоге сделал неуверенный шаг назад. Он старался тянуть за собой и маму. Ведь он её сын, защитник. И будет защищать её от этого странного голоса. Даже если его обладатель теперь его собственный отец. Ещё один неуверенный шаг назад. Вспотевшие ладони и лоб. Взгляд потупленный в пол. Инумаки страшно. Снова. Будто уже сейчас он не может себя контролировать. Мальчик вновь погружался в болото своего личного кошмара. – Тоге, что с тобой? Спрашивает мама, вытягивая его из мыслей. "Разве ты не видишь? Разве ты не слышишь это, мама?!" Думает Тоге, не в силах кричать. Он поднимает голову. И вопреки своему желанию, в первую очередь видит своего отца. В уголках глаз собираются слезы. И Инумаки тут же срывается с места. И бежит к отцу. Как же он рад, что ошибся. Тоге до безумия рад. *** Теперь, сидя в коридоре вместе со странными коллегами Ташибы, мальчик всё ещё рад. Хотя немного ошарашен. И это не только из за быстро нахлынувшей волны страха которая недавно отступила. Всё до глупого...в порядке? Его просто, грубо говоря, выставили в коридор. Вот он и вынужден дать родителям время на друг друга, в добавок ко всему слушая диалог двух подростков. – И что мы в этом морозильнике с духами забыли? – Раненого товарища. – Тем более. Могли бы поехать в техникум и не париться с этими людишками. – А если бы ты не дурачился, то нас бы здесь вообще не было. Все технические шоколадки— это твоя вина. Что неудивительно, и Тоге, и очкастый блондин, упрямо залипающий в змейку на своём телефоне, моментально среагировали только на слово «шоколад», вопросительно подняв взгляд на девушку. Хотя шоколадом тут и не пахло. Скорее кофе без сахара и бензиновой зажигалкой. Наверное поэтому студентка подняла бровь, и слегка улыбнувшись, кинула двум парням конфеты. А потом рассмеялась тому, что на её бормотание по поводу детей-сладкоежек, блондины с набитыми сладким щеками попытались что то возразить. – Хомячки. Весело утверждала девушка, по-прежнему крутя между пальцев бедную сигарету. *** Тоге 6 лет. Любит онигири и телепередачи. Не любит встречи с родственниками. Которых ему избежать не удается. Теперь он чуточку взрослее, он понимает что прятаться под кроватью бессмысленно. Теперь, он волнуется вместе с мамой когда отца долго нет. Тот случай оставил глубокий шрам не только на щеке мужчины, но и в сердцах его семьи. А когда мужчина задерживается на работе в день перед выходным, Тоге начинает спрашивать маму о том когда отец приедет. Ответ неизменен. Мама всегда говорит что скоро, через час, пол часа, и так далее. Тогда, мальчик садится перед часами на кухне. Но часы, по его мнению, идут слишком медленно. Поэтому он начинает считать. Как правило до ста. Ведь сто, по его мнению ребёнка, самое большое число. Пока он досчитает до ста обязательно пройдёт час. Инумаки сидит на домашнем обучении со своими братьями и сестрами. Он не совсем этому рад, но так он хотя-бы не остаётся один. Пусть он и не совсем понимает, почему его так усиленно тренируют, Тоге всё равно старается. Просто потому что хочет быть сильным, чтобы защищать свою семью. Чтобы отец порадовался. К тому же, родители обещали отвести сына в обычную школу если он будет хорошо учиться. И Тоге усиленно грызёт гранит науки. Жизнь шла размеренным темпом. Спокойно, тихо, не давая ответов на вопросы. Лишь задавая новые. Сегодня, во время изнурительных занятий, взрослые почему то хотели чтобы дети освоили письмо и чтение в кратчайшие сроки, Тоге получил ещё один вопрос без ответа. Инумаки Котаи. Четвероюродная, а может и ещё более дальняя сестра Тоге. Во всех смыслах обычная. Ни платиновых волос, ни необычных глаз. Среднестатистическая японская школьница. Пропавшая без вести. Как минимум, её вынужденные одноклассники не получали никаких известий. Но дети, есть дети. Любопытство у них сверх нормальное. Ни строгая дисциплина, ни загруженность уроками, ничто не могло утихомирить эти миниатюрные торнадо происшествий. Поэтому, прям под носом у взрослых, сформировался детективный кружок рода Инумаки. Пять человек, включая Тоге, все в одной группе обучения и примерно одного возраста. А поскольку вести следствие им было негде, поскольку импровизированная школа находилась в частном доме одного из членов клана, всё что могли эти шебутные дети — это строить теории. – Наверняка это были пришельцы на летающей тарелке! Взял слово один из ребят. – А зачем им Котаи? – И что у них в тарелке? Автор теории созданной под влиянием подсмотренной тайком передачи зарделся, и надулся как шарик, ища слова для возражений. – На тарелке у них инопланетное онигири! – Нет Тоге, это просто у тебя голова из риса слеплена. – Да тихо вы! Пришельцев не бывает. – Ещё как бывает! Я по телевизору видел. Тут Тоге стал значительно серьёзнее. Если что-то подтвердили по телевизору, то это неоспоримый аргумент, который могут опровергнуть только родители. – Может она заболела? – Откуда нам знать? Её ведь и похитить могли. – Обычно когда кого то похищают то требуют выкуп. Сказал Тоге. В конце концов, он тоже смотрит телевизор. – И что это значит? – Это значит что сестрёнка к нам вернётся. Улыбнулся мальчик той улыбкой которой улыбаются взрослые. Когда пытаются дать надежду. Когда сами хотят верить в то, что говорят. И Тоге старался верить. Пока не вспомнил, что сестра исчезла через неделю после собрания клана. Уже потом, намного позже среди детей прошла новость о том что Котаи видели в главном поместье. Котаи, с темно-красными глазами и бинтами, закрывающими рот. *** Инумаки Тоге 7 лет. Он более-менее понимает, что монстр под кроватью может быть реальным. Понимает и то, что не все люди в масках плохие. Он не против когда родители называют его рисовым шариком, но начинает раздражаться, когда это прозвище использует кто-то другой. А ещё стал более спокойным, как минимум внешне. Учителя из клана списывают это на то что держат детей в ежовых рукавицах, будто растят из них солдат. А Тоге не возражает, пусть думают как им нравится. Но правда у него всегда будет своя. И всё же, он ещё такой ребёнок. Учится ездить на велосипеде, и считает тех у кого нет дополнительных колёсиков, богами велоспорта. В шутку борется с отцом. Всегда проигрывает и всегда смеётся. Искренне верит, что загаданные желания исполняются, когда запускаешь фонарики в небо. И сейчас, Тоге так же искренне удивляется тому что желание не сбылось. И он снова в неудобных одеждах, сидит рядом с родителями в большом зале, с кучей людей в масках и без них. С сожалением видит хрупкую фигуру Котаи за спинами взрослых. Всё как и в прошлые года. Неразборчивый шёпот, разговоры о положении дел, скрежет мела о доски, властный голос пожилой дамы сидящей рядом с главой клана. А затем и приказ самого старика, снять маски, проносится по залу. Все подчиняются. Даже Ташибе приходится делать над собой усилие, чтобы не поднять руки к лицу. И впервые за несколько лет, Тоге ничего не чувствует. Той потери контроля. Того кипения крови в венах и того бессилия. Оставалось напряжение, которое никуда не уходило, сжатые в кулаки ладони вцепившиеся в кимоно, боль в висках, всё это глушит понимание. Напряженную фигуру мальчишки подталкивают в строй его одногодок. Инумаки уже знал, что это значит. Грубые жесты, чья то крепкая рука на горле и щеках, безропотное подчинение, хочешь ты того или нет. Тяжелые взгляды всего собрания, которые впиваются в тебя иголками. Под ними Тоге слегка дрожит, скрещивает руки на груди, пытаясь себя обнять, унять этот мороз по коже, пытается стать меньше, сжаться в непримечательный клубок из рук и ног. – Подойди. Слышит Тоге. Ноги дрожат. Сердце усиленно отбивает ритм. Инумаки всей душой молиться о том, чтобы это говорили не ему. Но не проходит и минуты, как кто-то из старейшин клана хватает его за воротник и тянет вперёд. Мальчик вскрикивает. Глазами ищет отца, ищет защиты. Но видит перед собой лишь тусклые, алые глаза главы клана, который недовольно хмурит брови. Неповиновение ему явно было не по душе. Тоге давно понял, этот человек упивается свой силой. Он использует её постоянно. Будто выставляя напоказ. Будто ему нравится быть единственным человеком без намордника на лице. Ощущать себя хозяином чужой воли. Поэтому не дожидаясь пока Тоге сам сообразит и позволит проверить язык на наличие татуировки, отдал грубый приказ. – Открой рот. Слова проходят током по всем телу. Которое осталось неподвижным. Инумаки не подчинялся проклятой речи. Осознание этого пришло не сразу. В любом случае, мальчик был приятно изумлён. Взгляд направленный в никуда, был живым как никогда. Облегчение прошлось приятной волной. Небольшое мгновение, в которое Тоге почувствовал безопасность, было прекращено. Вместе с этим, Инумаки почувствовал как чужая рука сжала его шею, так внезапно что он не успел вскрикнуть. А из-за недостатка воздуха, теперь мог только похрипывать. – Покажи свою печать! Кричит мужчина, сжимая шею мальчишки, пока весь зал удивленно испуганно наблюдает за этим. Кричит и предупреждающее смотрит на Ташибу, чтобы тот не смел приближаться. А Тоге по прежнему пропускает всё мимо ушей. Горло горит как в огне. В венах кипит кровь. Даже слёзы паники в уголках глаз, и те горячие. Инумаки хрипит. Пытаясь что-то сказать. – Отойди от меня...! Слетает с языка, когда перед глазами начинает темнеть. Грохот, крик, ругательства, вскрик, снова грохот и крики. Тоге падает на пол, когда понимает что может дышать. А следом видит, что глава клана отлетел в стену к своему возвышению. Горло саднит. Больно. Шею сводит. Больно. Щеки режет. Больно. Видит как кто-то тянет к нему руки. Страшно. И Тоге снова говорит. Не лепечет как ребёнок, не болтает обо всём на свете, не рассказывает рецепт онигири. Он говорит. Хриплым, испуганным голосом. Так, что сами законы физики подчиняются. Людей тянущих к нему руки откидывает в стороны. На периферии мозга, он слышит хруст их костей. С каждым словом, становится всё больнее. С каждым криком, он умоляет их замолчать. Тоге страшно. Тоге больно. Весь мир вокруг пустился в кровавую пляску, стремясь сломать кости и разорвать жилы. Вокруг хор из проклятых голосов и музыка криков. Картина в алых тонах окружает со всех сторон. А мальчик, музыкант с дрожащими руками. Главный певец в этом хоре, у которого белеют губы. Творец, чья рука прикована к кисти. Инумаки не может успокоиться. Слишком больно. Слишком страшно. Все кричат, приказывают ему. Кашляют кровью после слова «умри» или отлетают, когда мальчик просит их убраться. Тоге мечется по сторонам. Ищет отца. Ищет помощи. Любого намёка на то что он будет в безопасности. Но видит только кольцо людей вокруг себя. У всех одинаковые татуировки. Будто они безликие солдаты. Но для Тоге они не безлики. У всех них глаза пышут страхом и злобой к нему. Мальчик согласен с ними. Он тоже злиться на себя. Чувствует, как его кровь стекает по подбородку, а голова грозит расколоться. Колени подкашиваются, в глазах всё снова мутнеет. Теряет смысл и краски. Будто кто-то снова сжал его горло и мешает сделать вздох. Но его убивает лишь он сам и кровь, которой он кашляет. Будто загнанный зверёк, он пытается сбежать. Умоляет прекратить это. Плачет и снова кричит. Ему плохо. Он сам не понимает что творит. Что сотворил. И что случилось с ним самим. *** Два месяца. Они проходят незаметно, будто не хотят тревожить. А Тоге уже не уверен, что он ребёнок. Ведь дети не могут быть убийцами. А он убийца. Он не сомневается в этом. Пусть ему и не говорят об этом. Но это наверняка так. Иначе бы он не видел на себе этого намордника из лент изрисованных в иероглифах. Два месяца он не видел родителей. И не хочет, чтобы они видели его. Не хочет видеть в их глазах страх и ненависть. Он стерпит их от кого угодно, но только не от них. С трудом Тоге понимает, сколько прошло времени. Ещё хуже, помнит что он делает всё это время. Ест, спит и просыпается. А кроме этого? Инумаки не знает. Не помнит и не замечает. Он как заключённый в тюрьме, постепенно сходит с ума осознавая своё положение. Не считает дни, не запоминает лица людей которые приносят ему еду, не вслушивается в разговоры за дверью в которых мелькает его имя. Хотя имя называют редко. Чаще всего он слышал косвенные обращения. Сейчас, когда впервые за прошедшее время дверь открылась так широко и в неё зашёл человек, Инумаки был не особо удивлён услышав их. – Ты и есть тот самый «Цукиното»? Змеиное дитя. Великий змей клана Инумаки. Белая смерть...я могу долго перечислять. Думаю ты и сам прекрасно знаешь какие имена тебе дали. Я прав? Заговорил молодой парень, сев перед Тоге на корточки. Казалось, он совсем не боялся. В его голосе слышался смех. Неуместная насмешка. Не над мальчиком, но над теми кто его так называл. И пока Инумаки вспоминал откуда он знает этого человека, тот не дожидаясь кивка продолжил. – Знаешь, а ведь ты действительно великий змей. Тебя так прозвали по веской причине. Всё дело в твоей проклятой речи и печати. За последние лет эдак, семьдесят, она самая мощная. Чем сильнее твоя речь, тем меньше на тебя влияет чужая. Неудивительно, что с тобой тогда еле справились. Сказал блондин, указав пальцем на Тоге. В его глазах промелькнула искра понимания. Вот оно, он вспомнил этого шамана. Первый и последний раз он видел его когда ещё был ребёнком. Но после того как ответ на этот вопрос нашелся, Инумаки потерял весь интерес. Да и какой смысл. Он ведь не может говорить. Ему не позволено говорить. А Сатору этот незаинтересованный, пустой взгляд только раздражал. Как это так? Он ведь говорит о таких интересных вещах. Почему этот малец так вяло реагирует. Тот же Мегуми на его появление хотя бы закатил глаза. А Тоге просто смотрел. Ни интереса, ни понимания. Пустой взгляд. Как у мертвеца. И Годжо это не по нраву. Слишком похож на другого шамана. Такой же уставший и потерянный. Выпускник техникума в детях разбирался плохо. Куда уж ему, он ведь сам как ребёнок. Но он был точно уверен, этот мальчишка который пару лет назад так весело улыбался, не заслужил этих меток. И он не должен смотреть так. Ведь Тоге всё ещё ребёнок. – Тебе ничего не объясняли? Мальчик покачал головой. – Ты не знаешь что твой отец шаман? При этом упоминании, Тоге вздрогнул. И чуть погодя неуверенно покачал головой снова. – Ты догадывался о том, чем он занимается? Инумаки кивает. Хотя по прежнему не понимает. Для него, отец был охотником на монстров. Как это связано с новым на вкус словом, шаман, ему было не совсем ясно. Тем временем Годжо перебирал волосы на затылке и пытался придумать с какой стороны подойти к этому специфическому собеседованию. После глубокого усталого вздоха, он все таки продолжил: – Ладно...пусть и немного, но ты в курсе. Хотя это всё равно маловато. Придётся объяснять с самого начала. Начнём с простого. Монстры, духи, чудища, это реальность. Наверное ты уже ощущал их присутствие. Например на улице или в той больнице. "Да." – Они появляются из проклятой энергии. То есть, из кучки неприятных людских впечатлений, которые накапливаясь, превращаются в духа. Некоторые люди, вроде тебя и меня, видят их. И при желании могут бороться. "Как герои?" – Такие люди, шаманы, изгоняют проклятых духов с помощью своих же проклятых сил. Почти у всех они разные. Но, бывают и наследственные вроде твоей речи. При желании ты бы мог тоже стать шаманом. А я мог бы тебе в этом помочь. Инумаки вздрагивает всем телом. Помочь? Ему? Убийце? Нельзя. Не нужно. Не позволено. Какие силы? Всё что у него есть— это руки по локоть в крови и дар, о котором он не просил. Тоге жмурится. Стать шаманом, значит заговорить. Ему нельзя говорить. Слишком опасно. Тоге помнит почему. Воспоминания хлещут с новой силой. Танец на костях, а он музыкант. Хор криков, где он ведущий. Картина кровью, чей он автор. Дрожь бьёт тело, холодный пот стекает по виску и тут же теряется в слоях бинтов на лице. И снова, крики, крики, крики. –Чего ты боишься? Задаёт вопрос Сатору. Из голоса пропала всякая игривость и энтузиазм. И ждёт ответа. Даже тянет руку к бинтам на лице, чтобы помочь от них избавиться. Ему необходим нормальный разговор. Но Тоге отшатывается, отступает назад чуть не падая. И всё равно не даёт себя коснуться. Потому что нельзя. Потому что страшно. – Ты боишься меня? "Нет" – Других людей? "Нет...и да" – Ты хочешь домой? " Да и нет" Постепенно, Инумаки устаёт кивать и мотать головой. Этих двух жестов и нескольких руками, не хватает чтобы выразить всё что кипит на душе. Не даёт объяснить надоедливому шаману, что Тоге не хочет его помощи. Что ему нельзя говорить. Нельзя к родителям. И жить тоже собственно, нельзя. И то что он до сих пор жив это, либо чья то прихоть, либо ошибка. К горлу, которое всё ещё болит, подкатывает горечь. Инумаки не хочет помощи. Но весь его вид кричит о том, что она ему нужна. Что он задыхается в этом доме, в этом наморднике, сходит с ума просто от того, что ненавидит самого себя. Тоге — ребёнок. Ему нужна чья-то рука, которая выдернет его отсюда, из того дня, и заставит идти дальше. И Годжо решает стать этой рукой. – Повторять больше не стану. Я могу помочь тебе. Ты сейчас в опасности. Твои родители в опасности. Поэтому ты должен согласиться стать моим учеником. Ты сможешь вернуться домой. Жить более-менее нормальной жизнью. Когда нибудь даже стать счастливым. Контролировать свою силу. Но я не смогу тебя спасти, если ты не готов быть спасенным. Сказал Сатору, искренне надеясь что поступает правильно. Так же искренне надеялся, что ему не придется исполнить то, ради чего изначально его сюда пригласили. Убить змею. *** До Инумаки не сразу доходят все плюсы быть первым учеником сильнейшего мага этой эпохи. Но тем не менее, никто не мешал им когда Годжо занялся самоуправством и без всяких церемоний вывел мальчика из поместья. И Годжо действительно исполнил все свои обещания. Уже через пару часов, Инумаки стоял на пороге своего дома. А ещё через пару минут, оказался в объятиях мамы. И это повергло Тоге в шок. "Почему ты не злишься? Почему не ругаешь меня? Почему не боишься меня? Почему так рада?" Задаваясь этими вопросами, юный маг с ума чуть не сходил. Слишком не понятно. Слишком сложно. Но долго разбираться с этим не вышло. Тоге слишком соскучился. Слишком устал, чтобы думать. *** Спустя пол года. Инумаки почти 8 лет. Но назвать его ребёнком теперь трудно. Как вообщем-то и всё остальное. Все эти пол года можно описать одним словом — «трудно». Молчать–трудно. Делиться с родителями всем, что творится в голове–трудно. Жить–невыносимо. Вся жизнь пошла кувырком после пробуждения печати. Внутри поселилась тревога. Постоянное беспокойство. Инумаки кажется, что он медленно сходит с ума. Он боится снимать маску с лица. Издавать хоть какие-то звуки. Даже писать что-то на клочке бумаги, чтобы донести это до родителей, сложно. Будто ядовиты сами его мысли, а не только речь. Тоге по-прежнему тонет. Пытается выбраться из своей головы. Не получается. Поэтому он с такой ненавистью смотрит в зеркало. Платиновые волосы, детское округлое лицо, глаза, приобретшие фиолетовый оттенок, и злосчастная метка. Он ненавидит то, что в зеркале видит на щеках эти странные татуировки. А из головы никак не выходит мысль о том, чтобы их стереть. И он пытается. Пока боль не станет слишком сильной и жгучей, а кожа не покраснеет. Робкая надежда на то, что если у него получится убрать эти метки, он сможет говорить, заставляла его пытаться снова и снова. Стереть полотенцем, железной щеткой, хоть чем-нибудь, избавить себя от этого клейма! И последней попыткой стала бритва. И по прежнему ничего. Просто теперь к татуировкам присоединились тонкие кровоточащие порезы. А Инумаки лежал на полу, содрогаясь в беззвучном крике. Потому что больно. Потому что плохо. Приходит в себя Тоге уже в своей комнате. И видит рядом с собой маму, сжимающую его руку. Она умоляет прекратить. Прекратить себя калечить. Убеждает в том, что он ни в чём не виноват. И Инумаки слушается. Не потому, что его получается убедить. Нет. Он просто не хочет становится причиной маминых слёз. Не хочет причинять боль ей и отцу. Поэтому, хотя бы пытается сделать вид что он в порядке. Но он далеко не в порядке. Это видит всё его окружение, в которое ворвался Годжо Сатору. Раз в месяц, он стал обязательным гостем в доме Инумаки. Час-два беседует с Ташибой, кланяется Уми, а всё остальное время вытряхивает из Тоге душу. Тренирует. Не заставляет говорить, но и в покое не оставляет. Бесконечная физическая подготовка. Рассказы о проклятой энергии. Одним словом, обучает. Инумаки его первый ученик. Не подопечный, как Фушигуро с сестрой, а ученик. И Годжо очень старается не налажать. Поэтому со словами: – Сладкое от стресса спасает! Подкидывает мальчишке конфеты и леденцы от горла, пока тот думает сколько же стресса в жизни его учителя, раз он глюкозу килограммами поглощает. Постоянно устраивает психологический переворот, отвлекая Тоге от самокопания. А потом занимает его какой-нибудь ерундой вроде тетриса. – Ты ребёнок. Твои обязанности на сегодня, действовать мне на нервы и играть в игру. А потом, когда узнает про порезы, сбивает свой график к чертям собачьим и притаскивает Инумаки кота. – Коты помогают от депрессии. Говорит Годжо, отдавая мальчишке в руки рыжую кучку меха, которая тарахтела как трактор. Тогда Тоге впервые за долгое время посмеялся. В его глазах, самый большой кот здесь, это Сатору. И коты действительно помогают от депрессии. Прошло ещё полгода, прежде чем Инумаки стал реже носить маску дома. А ещё через месяц, он впервые попытался изъясняться словами. Теми, которые он так часто произносил пересказывая рецепт онигири. *** Инумаки 11 лет. Он почти привык. Он почти нормальный. И почти счастлив. Его родители рядом. Тоге по прежнему проводит время с отцом и заплетает ему косички вместе с мамой. Радуется, когда мама дарит ему какую-нибудь новую придурковатую маску, или вяжет шарф-воротник. Он даже пытался связать что-то для неё сам. Теперь на полке в гостиной почётное место занимает зелёный кролик. Неотъемлемой частью быта стала рыжая грелка. Он же Тунец. Тот самый кот, которого притащил Годжо. Годжо-сенсей. Глобальная буря, ворвавшаяся в жизнь семьи Инумаки. Теперь в доме почти всегда есть сладкое. Есть кот. И нет клана. Все проблемы с ним уладили Сатору и Ташиба, выбив неприкосновенность для Тоге и его семьи. Теперь если кто и согласиться убить юного заклинателя, то только отступник. Хотя таких самоубийц найдется мало. Теперь Инумаки Тоге ученик Годжо. И в его жизнь и обучение могут лезть только доверенные лица его учителя. Дальнейшие объяснения по поводу своего положения, Тоге не очень понял. Выходило всё так, что фамилия у него Инумаки, а все шишки достанутся в случае чего Годжо. И всё что требовалось от самого мальчика— это подтвердить произошедшее на том собрании. С дальнейшими обвинениями в его сторону разберутся взрослые. И Тоге это вполне устраивало. Пока после одной из тренировок, Сатору не сообщил радостную новость. Теперь мальчик будет принимать участие в некоторых заданиях по охоте за проклятиями. И сейчас, судя по часам, перешедшим отметку 23:59, настал этот самый день первого задания. Сказать что Тоге нервничал, не сказать ничего. Он был в сущей панике. Профессия шамана для него была неизменным, но всё таки будущим. Которое наступит как минимум, когда он станет студентом техникума. А не в 11 лет, когда у него сил как у хомяка. Все его крупицы спокойствия, напрямую зависят от того, насколько он уверен в том, что Годжо не ошибается на счёт него. А эта вера— жутко хрупкая штука. Поэтому сейчас Тоге не спал. Даже не пытался заснуть. Просто сидел на кухне и пилил глазами часы на стене. Снова считал до ста. Конечно, теперь благодаря бесконечности он точно знает что сто не самое большое число. Но почему-то это успокаивало. " Девяносто пять, девяносто шесть, девяносто семь..." Думал мальчик каждое число сопровождая мягким постукиванием по столу. Совсем как в детстве когда он ждал... – Не спится да? Раздался низкий голос со стороны дверного проема. От неожиданности, мальчик резко подскочил со стула и обернулся. – Водоросли? Относительно тихо спросил Тоге, увидев отца. Мужчина в проходе устало закрыл глаза и горько улыбнулся на слова сына. Точнее на слова, которые могут быть зашифрованы в простом «водоросли». – Просто вспомнил, как сам шёл на первое задание. Сказал Ташиба, усаживаясь напротив сына и загораживая своей фигурой вид на стену с часами. Видя это, Инумаки стало немного неуютно. Возможно это зародилось давным давно. Отец каждый раз предавал его детское доверие. Пока мальчик просто проводил с ним время, как сын с отцом, всё было нормально. Тяжелее становилось, когда начинались серьёзные разговоры. Сейчас, было время серьёзного разговора. От которого хотелось бы сбежать. Совсем как в детстве. Спрятать в шкаф или под кровать. Но Тоге не ребёнок. Уже не тот. И мужчина который сейчас сидел перед ним собираясь с духом, прекрасно это понимал. И винил себя за это. Понимал и то, что сейчас сыну важнее услышать что-то ободряющее, чем раскаяние его старика. И Инумаки старший очень надеялся, что когда нибудь сможет поговорить об этом с сыном. Очень надеялся дожить до момента, когда Тоге будет готов выслушать извинения, за то что он был таким никудышным отцом. – Сейчас, ты сильнее меня в годы моих первых заданий. Ты хорошо тренировался. И у тебя был... хороший учитель. Придурок, но он действительно помог тебе. "Даже лучше чем мы" – Раз он решил что ты готов, стоит немного на него положиться. И пожалеть нервы мамы. Теперь ей нужно будет ждать нас обоих. "И в этом нет твоей вины" – Поэтому постарайся. Уверен, у тебя получится. "Пожалуйста, вернись невредимым" И Тоге возвращается. Радостный, с улыбкой под воротником и карманами набитыми леденцами от горла. Нет, задание далось ему нелегко. И состояло в том что необходимо было зачистить школу от всяких мелких духов. И Инумаки старался как мог, сдирая горло в кровь. Проклятая энергия проходящая через связки, не щадила их. Жгла, рвала и царапала пока не пойдёт кровь. Но даже в таком случае Тоге не останавливался. Кричал. Приказывал. Проклинал. Власть в своём голосе его не пьянила. Она была ему отвратительна. Но по настоящему сбивала с рельс мысль о том, что Тоге полезен. После той кровавой бани что он устроил, он впервые чувствует что может жить и не стыдиться этого. По окончанию задания, Годжо, сопровождавший мальчика, наконец вмешался и изгнал оставшихся духов. А потом дав ученику подзатыльник, повёл к врачу. Впрочем, Сёко была солидарна со своим другом. – Ну привет, хомячок. Слегка улыбнувшись, сказала девушка. А после потянув возмущенного и смущенного Тоге за щеки, начала лечить горло и озвучивать претензии к плохому отношению мальчика к своему здоровью. Лекцию о количестве заболеваний и осложнений связанных с горлом, Инумаки запомнил на всю жизнь. Больше желания ходить куда-то без лекарств от горла и кашля у него не было. Как собственно, и у Годжо которого данная лекция тоже пробрала до костей. *** Инумаки Тоге. 16 лет. Первый курс. Второй ранг. Хотя уже в этом году его обещают повысить до пред-первого. Да, теперь он официально шаман. Взрослый насколько это возможно, для подростка. Носит синюю форму, как отец, а вместо маски— связанный мамой воротник. Понимает все плюсы ученичества у Годжо, который обеспечил ему трудовую занятость до самого надгробия. Говорит на языке онигири и ругается с использованием икры. По мнению многих, опасный маг и противник. Цукиното, великий змей, белая погибель. Его проклятая речь, самая сильная в клане на данный момент. И он единственный, кто не зависит от главы клана и напрямую подчиняется руководству техникума. А также один из немногих, реальных претендентов на главный пост в его семье. По мнению же Тоге, это чушь собачья. В ближайшее лет десять, его программа минимум это закончить техникум и предотвратить как можно больше жертв. А уже через десяток лет, он возможно, и подумает о наследовании. В конце концов, недаром он ученик Годжо, человека который всё общество шаманов трясёт уже который год. И которое стремится перестроить. По мнению Панды, Тоге милый мальчик. Хороший друг и шаман. Человек, который заботится о себе слишком мало, поэтому Панда должен сам заботиться о нём. По мнению самого заклинателя, живой труп слишком его идеализирует. В первый же день знакомства эта черно-белая мордашка, выразила искреннее желание дружить и выучить его язык онигири. И Инумаки считает это милым. Ему действительно тепло на душе от осознания того, что он кому-то приятен, несмотря на все недостатки. По мнению Зенин Маки, Тоге мелкий придурок. Сильный только за счёт своих слов. Её это слегка раздражает. А ещё её раздражает то, насколько он гибок в рукопашном бою. Она никогда не признает этого, но в каждом их рукопашном спарринге она думает, что проиграет. Тем не менее, связанные им гетры она вполне себе носит. По мнению парня, он заслужил эту злость по отношению к себе. Он прекрасно понимает, почему Маки к нему так относится. И что ей нужно время, чтобы перерасти эту нелюбовь к обладателям техник. Инумаки действительно верит в свою подругу. Именно, в подругу. Он понимает в каких условиях она жила и с нетерпением ждёт момента, когда она утрёт всем шаманам нос. По мнению Фушигуро Мегуми, Инумаки–это лайтовая версия Годжо. Да сильный. Да не обычный. Но чёрт, таких придурков которые начнут в парке драться воздушными шарами за игрушку панды, надо поискать. Мегуми и его сестра не искали. Годжо сам их нашёл. А Инумаки притащил за компанию. По мнению самого придурка, он ученик своего учителя. С виду тихий, но дай ему волю и он будет смеяться сквозь маску от всей души. Он прекрасно понимает где заканчивается шутка и начинаются серьезные вещи. Он не шутил, когда был на заданиях с Мегуми. Лишь тихо радовался его пониманию. Не шутил и когда спрашивал Сёко о том, возможно ли вывести Цумики из комы с помощью проклятой речи. По мнению Годжо Сатору, Тоге хороший ученик. Весёлый мальчик. Ему есть куда расти. У него доброе сердце и трезвый рассудок. А ещё тяжёлый груз за плечами. И это одна из вещей, которая делает его сильным. Инумаки не только союзник в будущем. Он близкий человек и в настоящем—ребёнок. Один из тех, кто напоминает своему учителю его самого в юности. Сам Тоге не знает, что думать. Думать и нечего. Он привык доверять своему учителю. Привык к его шуткам, манере речи. Разделяет некоторые его взгляды на мир. Да и просто благодарен за то, что Сатору ввязался в эту авантюру и спас его. По мнению своих родителей, Тоге ребёнок. Их ребёнок с искрящимися глазами и желанием быть счастливым. Они не считают его хорошим или плохим. Он просто их сын. Просто их маленький герой, который теперь не боится монстров под кроватью, говорит ингредиентами онигири, вяжет спицами и откликается на «Рисовый шарик»