Задержка кислорода.

Ребенок никогда не может прямо сказать, что его беспокоит. Он никогда не расскажет о буллинге, если до этого его запугивали, он никогда не расскажет о сексуальных домогательствах, если до этого к нему не проявляли эмпатию. Ребенок будет молчать или же терпеть, если можно так выразиться. Так же ребенок никогда не расскажет кому-то о том, что его родственник измывается над ним, если на кону стоит жизнь дорогого ему человека или его собственная. Ребенка очень легко сломать, избить, повалить на пол и сжимать в руках его горло грубыми руками, чувствуя под пальцами нежную кожу. Ребенка легко убить. Он же такой беззащитный и слабый, будто ягненок.. Маленький мальчик пытается закрыться руками, пока отец стоит над ним и кричит - мальчик не понимает за что и почему, но ему и не нужен был повод. Уилл давно перестал пытаться перечить в стенах этого дома, ведь за любую оплошность и неправильно выбранную интонацию в речи приходилось терпеть издёвки мужчины, который, как кажется, выбирал все более и более изощрённые способы для наказания своего маленького бездарного мальчика. В прошлый раз, когда Уилльям хотел возразить, Энтони, его отец, оставил шрам на его руке, который до сих пор болит, даже не от факта самого его присутствия на столь чувствительной коже, а от воспоминания связанным с ним. Тогда мужчина очень медленно и болезненно резал кожу мальчика, иногда впиваясь лезвием ножа глубже, отчего Уилл мог ещё громче начать скулить и вырываться, в наказании получая ещё больше порезов. Теплая алая жидкость сразу же начала стекать, но и это не остановило Энтони. Как бы мальчик не просил того остановиться, он продолжал. Продолжал резать, вплоть до плеча, пока сын и вовсе не отключился, а по приезду в больницу эту ситуацию быстро замяли, зашили порезы и наложили бинты. Нет, это не помогло, боль только усилилась со временем, а уродливый шрам украшал бледную кожу. Мать Уилльяма, Грейс, знала об этой ситуации, но ничего сделать не смогла, ведь муж мог снова ее избить, а идти ей некуда, она находится в чужой стране, где нет ее знакомых или друзей из Испании. Маргарет, старшая сестра, тоже ничего не могла сделать. Раньше, когда Уилл был ещё совсем маленьким, Энтони издевался и над девочкой, избивая до крови, а иногда и вовсе насмехаясь над Марго и высмеивая ее мечты по поводу становления врачом. – ты же ничего не умеешь,– говорит вдруг мужчина, отпивая прямо из горлышко пиво, косо глядя на дочку, которая переминалась с ноги на ногу, ведь она до сих пор хромала после прошлого раза. Девочка сжалась, она молча смотрела в пол, зная, что любое неправильное движение или слово приведёт к травме,– посмотри на себя - тебе только мужиков обслуживать, как это делает твоя мать. Хотя, думаю, ты и с этим обосрешься, я смотрю это семейное у вас - постоянно делать те или иные поручения неправильно. Я разве тебе сейчас не сказал принести мне пиво и постирать мои вещи? Маргарет сжалась от этого сильнее, кусая губу, пытаясь сдержать свой поток слез. Медленно кивая, она уходит, дрожа. Глаза ее красные, с губ чуть ли не срывается всхлип, который мог услышать Энтони. В доме плакать запрещалось, ибо это очередное доказательство того, что ты слабый кусок дерьма, не способный вытерпеть такие унижения. Уилльям, тогда ещё 4-х летний мальчишка, смотрит на отца, сидя на полу и сжимая в руках куклу его сестры - малютка с голубыми глазами и светлыми шелковистыми волосами, которые можно было расчёсывать. Мальчик смотрит вслед сестре, его брови немного хмурятся, он поднимается и робко подходит к отцу, его пронзительные голубые глаза смотрят на того в замешательстве. – папа..– начинает тихо Уилл, не зная, можно ли тревожить Энтони в данный момент. Он оглядывается, его взгляд падает на столик, где стоит та самая бутылка пива и рядом с ней лежит пачка сигарет. Отец не отвечает, отчего мальчику кажется, будто его не услышали из-за шума телевизора, который стоял прямо перед столиком. Уилльям повторяет,– папа. Снова в ответ тишина. – па-!– не успевает закончить мальчишка, как тут же получает по лицу. Отец дал ему пощечину. За что? Это единственный вопрос, который всплывает в его голове, когда он отшатывается, хватаясь за щеку и отворачиваясь начиная вслипывать. – блять, ты не видишь что я занят?! Я не глухой, ты, маленькая дрянь,– орет на мальчика мужчина, его брови нахмурились, а его фигура угрожающе нависла над ребенком. Рука грубо взяла Уилла за волосы, оттягивая пряди назад, заставляя того посмотреть в глаза отцу,– я разрешал тебе плакать? Ну?! Разрешал или нет?! – нет,– скулит Билл жмурясь, он сильно дрожит, шмыгая носом. Кажется именно с этого момента все началось, да? В твой день рождения твой отец изнасиловал твою мать прямо на глазах. Помнишь? Помнишь, как ты просто стоял и наблюдал за этим? Уилльям все прекрасно помнит, просто не хочет заикаться об этом в лишний раз. 5-ый день рождения Уилльяма прошел.. как обычно. Пьянка отца, ссоры, крики. Сестра тогда была в комнате, ибо была наказана за непослушание. Билл лишь кидал взгляды на дверной проем сестры, где было видно как она что-то пишет в тетради. Ах, я не рассказывал? В этом доме ни у Уилльяма, ни у Маргарет не было двери в их комнаты. Вообще. Энтони их убрал, ибо "дети могут заниматься всякой хернёй, а я об этом не узнаю", прямая цитата. Уилльям хотел тайком принести любимой сестре еды из холодильника, ибо отец любил частенько оставлять девочку без ужина. Босые ноги мягко касаются пола, мальчик пытается тихо прийти в место назначения, а после так же тихо уйти, но прямо перед входом на кухню Уилльям остановился как вкопанный. В ушах начало пищать, когда он молча наблюдал за тем, что происходит на кухне - руки отца грубо сжимали грудь матери, пока другая рука тянула волосы на затылке женщины. Его штаны спущены, как и штаны матери, его бедра резко и быстро двигались. На лице женщины запечатлено гримаса ужаса и боли, глаза опухшие из-за слёз, а голос тихий, пока она говорит. – прекрати.. прекрати! Остановись, прошу,– между приглушенными всхлипами умоляет Грейс. На ее лице был виден синяки, явно от побоев, она сама сильно дрожит, пока пытается подавить боль, сжимая руки в кулаки, а ее ногти впиваются в кожу. Энтони не прекратил. Нет, он даже ни на секунду не задумался о том, чтобы прекратить это. Он ни на секунду не задумался о том, что его могут заметить их дети, ему плевать. Плевать на эту семью, плевать на эти отношения. Ему просто садистски нравилось причинять боль семье. Он изменял Грейс, но всегда обвинял ее в изменах, говорил что это не вина, что он ей изменяет и спит с другими женщинами. Ее вина, что она такая ужасная мать и супруга. Ее вина, что она родила таких бездарей. А помнишь, как он пытался изнасиловать тебя, а, Уилл? Помнишь, как ты тогда не понимал, что вообще здесь происходит и почему этот ублюдок трогает твое тело? Почему он шепчет тебе на ухо все те грязные вещи, который адекватный бы взрослый, да даже не взрослый, адекватный человек бы не стал говорить ребенку? Ты не помнишь, зато твоя сестра это помнит. Все до мелочей. Она попыталась прекратить это, за что ее избили, Уилльям. Этот ублюдок ещё обвинял тебя в том, что ты его соблазнил и что ты похож больше на девчонку, нежели на мальчика. Ты все ещё помнишь те прикосновения. Возможно не эта часть тебя, а другая. Ту, которую ты похоронил давным давно, думая, что больше не никогда увидишь.