Ангелы никогда не спят

      Кроули ощутил запах надвигающейся грозы. Обычно едва уловимый, в змеиной форме он казался густым и всепроникающим. Тревожным. Неумолимым. Это заставило очнуться. Место показалось смутно знакомым. Лес? Он обратился, чтобы осмотреться. В груди защемило. Лианы и папоротники, орхидеи и лилии, которых больше не сыскать на Земле — сомнений быть не могло. Он в Саду.       Эдем не снился ему прежде. Слезы бессмысленных сожалений сточили память о тех временах, оставив лишь смутные очертания образов. Но встреча с ангелом не раз представала перед Кроули ясно, как шесть тысячелетий назад. Было это насмешкой, карой или тем, что люди называют защитным механизмом психики? Что ж, если последнее предположение верно, то пришло самое время, чтобы сойти с ума.       Кроули попытался перевести дух, успокоиться и подумать. Это не его сон. Азирафель спит. Зачем? Не потому ли, что ему понравилось... Или это проверка? Нужно найти его. А где искать ангела Восточных врат, как не у Восточных врат? Хотя... Нет. Сон о работе — совсем не в его духе. Ох, было бы логичней, если бы ему снился Ритц. Или одна из пирушек в Риме. Или гигантская тарелка гигантских эклеров, в конце концов! Сад необъятен. Искать что-то размером с человека здесь даже сложнее, чем иголку в стоге сена. Впрочем, где, как не в Эдеме, следует блаженствовать ангелу?       Если не врата, то, может, углубление в скале, где можно укрыться от дождя? Или дерево с запретными плодами? Заросли паслена? Конечно, могло быть и так. Но тут Кроули на ум пришла догадка, от которой сердце забилось быстрее. Он вскочил и, больше не медля, направился на север.       Ветки норовили уцепиться за тогу, царапались, путались в волосах, снова падавших на плечи. Несколько раз он споткнулся и едва не упал. Что-то неведомое — может, местные правила — мешало ему принять более удобную форму. Казалось, все здесь сдерживало его. Не давало приблизиться к цели.       Кошмар. Конечно. Как он сразу не догадался? Идиот.       За ужином они часто обсуждали минувшие дни: пирушки, интриги, промахи начальства, детали биографий интересных людей. Всевозможные эпохи. Ни одно десятилетие не обошлось без едкого замечания, шутки, ностальгического вздоха. Эдем оказался исключением, о котором и в голову не приходило задумываться. Кроули вполне разумно полагал, что со стороны Азирафеля молчание — всего лишь любезность. Но у ангела были свои причины ненавидеть то время.       Деревья, казалось, росли одно на другом, трава с каждым шагом становилась все выше, камни — острее. Даже холодный ветер, совершенно неуместный среди дебрей, завыл, словно в степи. Верные знаки, что Кроули приближается к цели — к берегу ручья, где они познакомились. Кошмар об это месте... Значило ли это, что ангел жалеет?..       Кроули замедлился. Что он собирался сделать? Ворваться в сон Азирафеля, крикнуть: "Эй, я твоя судьба, но ты не волнуйся, мы все равно друзья навек, пожалуйста, не обижайся на то, что случилось неделю назад, я думал, это воображаемый ты, и нет, мы не будем обсуждать, почему я считаю нормальным обжиматься с твоей копией, это личное" и проснуться? Разве это не худший кошмар? Они же... Не смогут больше смотреть друг другу в глаза. Общаться. Быть рядом.       Может, верным решением будет промолчать? Так же, как они поступали с Эдемом. Ничего особенного. Просто пустая страница общей истории. Азирафель бы понял. Нужно только проснуться, добраться до дома, разбудить ангела и договориться больше никогда не спать одновременно.       Вдали раздался раскат грома.       Кроули вздрогнул.       Вскоре послышался шум воды, уносимый ветром и оттого едва заметный. Кроули замер. Последний рубеж. После — никакой дороги назад. Он пошел на звук, почти крадучись, задержав дыхание. Раздвинув ветви ив, он увидел белое, совершенно белое тело. Оно безвольно лежало на земле, раскинув белые же ткани одежд, будто крылья, и что-то черное обвивало его шею.       — Азирафель!       Кроули бросился к ангелу. Это всего лишь сон, просто сон, во сне нельзя умереть, им не нужно дышать, их нельзя задушить никакими веревками, это просто плод воображения, все в порядке. Разве он не должен был проснуться?       Но это не было веревкой. Он сам — его точная копия — кольцами сдавливал ангельское горло. Сдавливал и шипел что-то неразборчивое на человеческом.       Кроули, ни секунды не раздумывая, попытался схватить змею. Она увернулась, не подчиняясь законам физики и логики. На запястьи выступили две капли крови. Боль показалась настоящей. Кроули вскрикнул:       — Да какого хрена здесь происходит?       — То же, что и всегда, Кроули, — фальшивка ухмыльнулась по-человечески. Выглядело так, будто ее челюсть сломалась в нескольких местах. Кольца сдавливали шею Азирафеля всë сильнее, и сам он походил на безвольную куклу.       — Пусти его.       — Так просто?       Кроули заколебался. Что он может дать? Разве что...       — Возьми меня взамен.       — Наивный. Вы оба давно принадлежите мне.       — Да что ты такое?       — Разве ты не видиш-ш-шь? Ваш общий главный страх.       Кроули упал на колени и схватился за голову. Это... Всë объясняло. Не могло быть сомнений. Их страх — это Кроули. Ангел нервничал тем утром, потому что боялся, что его судьба — провести остаток вечности с... ним. С уродом. Все его недоговорки, молчание об Эдеме — лишь плоды страха и недоверия. Азирафель уживался с демоном лишь благодаря своим смелости, великодушию, желанию спасти мир и всеобъемлющей любви к живому. Всë это время Кроули был обузой. В лучшем случае — инструментом. При мысли об этом он позабыл о ранах: боль иного рода заполнила его сознание. Так... Почему тогда он все еще хотел спасти его из кошмара?       Не потому ли, что Азирафель, несмотря на отвращение, всегда был добр к нему? Не потому ли, что невозможно поверить в корыстность его помыслов? Не потому ли, что Кроули любил ангела всей душой, и его главный страх... Вовсе не он сам. Его главный страх — потерять Азирафеля.       Осознание этого факта что-то сломало и перестроило глубоко в нëм, прямо на эфирном плане реальности.       И вновь он почувствовал себя идиотом.       Кроули склонился над Азирафелем с чувством, похожим на то, что возникает перед прыжком в пропасть. Если он ошибся в своих догадках, всë станет только хуже. Но если он прав... Придется смириться с переменами. Его дрожащая рука потянулась к чужой, всë ещë тëплой и такой настоящей.       — Я, — он запнулся, — Я не брошу тебя. Больше никогда, слышишь?       Змея таращилась на него. Еë морда больше ничего не выражала. Упавшим голосом она произнесла:       — Ты действительно считаешь, что это поможет? Если ты не лжешь, то почему уехал? Думаешь, он поверит демону?       — Да. Да, он поверит. Он давно верит мне.       — Даже после этого предательства? Ты хоть секунду думал о его чувствах? Теперь он ненавидит тебя. Из-за тебя он здесь. Задуш-ш-шенный.       — Мы оба здесь. И мы выберемся.       — С чего ты взял, что я так просто вас отпущу? Смеш-ш-шной.       — Ты не отпустишь. Я знаю. Все мои страхи остаются со мной, сколько бы лет ни прошло. Но ты не убьëшь нас. Это всего лишь сон. Во сне я могу получить то, что хочу. И я хочу, чтобы ты оставил нас в покое и отправился туда, откуда вылез. Живо.       Змея с шипением растворилась в воздухе, кольцо за кольцом:       — Ещë увидимся, демон.       — Прощай.       Азирафель судорожно вдохнул и закашлялся, будто ему и правда нужен был воздух.       — Боже милостивый.       — Как спится во сне? Я скучал, — на лице Кроули таяла тревога, уступая место облегчению и нежности.       — Ох, Кроули! Ты не поверишь, что мне снилось!.. Хм, ты реальней, чем раньше. Видимо, я преуспеваю в воображении.       — Так что тебе снилось?       — Уже смутно помню... Ты обиделся на меня за что-то, я попытался тебя успокоить, ты меня оттолкнул и наревел целый океан. В общем, я утонул и проснулся!       Кроули хохотнул:       — Не так уж далеко от правды. Но, знаешь, у меня есть к тебе серьезный разговор.       — И ты туда же. Мне хватило серьезных разговоров на сегодня. Я подумываю окончательно проснуться. Ну, знаешь, "Возмездие..." само себя не прочтëт. Не знаю, сколько времени прошло в реальности, но точно не меньше трëх дней.       — Постой. Я только хотел сказать, что... — пауза, прыжок в бездну, слова тихие, едва уловимые человеческим ухом, но твердые и уверенные. — Я правда люблю тебя.       Азирафель замер. Осознание настигло его, в горле пересохло, голос сорвался на шепот:       — Кроули?       — И я больше не брошу тебя.       — Я...       — И это бы не изменилось, даже если бы мы не снились друг другу. Даже если бы ты никогда не спал. Потому что...       — Я тоже люблю тебя, дорогой мой.       — Я даже не мечтал когда-нибудь это услышать.       Ангел крепче сжал руку Кроули. Несколько минут они провели в тишине. Всë по-настоящему важное было сказано, и им было о чем подумать.       — Знаешь... Мне всегда казалось странным, что ты не замечал этого. Я действительно плохо скрывался, — Азирафель улыбнулся, но в его улыбке была и тень сожаления за все время, которое они провели в бессмысленном страхе.       — Я точно так же думал о себе. И... Черт. Погоди. Ты правда не против... Того, что я делал с тобой в том сне?       — Кхм. Строго говоря, я был за. Всë ещë за.       — Так... Раз мы во всем разобрались, ты не хотел бы?..       Азирафель медленно поднялся, словно боясь спугнуть, сел напротив, и Кроули замолк. Секунда — прикосновение. Горячие, мягкие губы ангела, пахнущие цветущей пустыней, не вытравили из него всех сомнений, но теперь он не мог их высказать, и был благодарен за это. Осталось значительно меньше способов всë испортить. Наконец им и вправду не пришлось думать о дыхании. Они целовались жадно, безбожно, кусаясь и прижимаясь ближе, чем было физически возможно, компенсируя годы жажды. Удивительно, как их тела подходили друг другу, будто кусочки головоломки. Истерзав тонкие губы демона, Азирафель оставил их, покрыл поцелуями лоб и щеки, затем медленно спустился ниже. Похоже, он многому научился в своих джентльменских клубах. Он не переставал бормотать:       — Ты прекрасен, дорогой, ты произведение искусства, мой милый, хороший, мой мальчик, мне так повезло с тобой...       Кроули не мог ответить, только всхлипывал, подставляя чувствительную шею.       Азирафель не упустил из виду и рук. Он поднял к лицу одну за другой, выцеловывая путь от тонких пальцев к сгибам локтей, не отводя взгляд от сметëнного любимого лица. Но почувствовав вкус крови, оставшейся после змеиного укуса, ангел ужаснулся.       — Что это, милый?       — Чепуха, Ас-с-сирафель, гос-с-споди, прос-с-сто продолжай.       Ангел нахмурился.       — Рас-с-скажу. Потом.       Азирафель всë же прервался на полминуты, чтобы чудесами убрать кровь и затянуть раны, пока Кроули умолял продолжить начатое. Они оба знали, что с таким плëвым делом можно было справиться за одно чудо и раза в три быстрее. Просто ангел был в достаточной степени сволочью, и шипение демона распаляло его.       У древней одежды наблюдается существенный минус: процесс ее надевания и снимания требует опыта и привычки. Большое же преимущество древней одежды заключается в том, что снимать еë необязательно. Азирафель надавил Кроули на грудь, опуская его спиной на неправдоподобно мягкий мох, задрал подол черной тоги и на несколько секунд остановился, глядя на Кроули с восхищением... и голодом. Демон испытывал смесь стыда, польщения и возбуждения, желая прикрыть хотя бы лицо, но не в силах оторваться от чужих глаз, полных страсти. За один этот взгляд сам Бог мог бы попасть на круг Похоти.       Ангел провëл по жилистым бëдрам Кроули кончиками пальцев, а затем одним бескомпромиссным движением развëл его колени в стороны, открывая ещë более пошлый вид. Два члена наподобие змеиных стояли колом, головками потираясь о лëгкую ткань.       — Твоя внешность так же прекрасна и необыкновенна, как твоя душа. Я и раньше догадывался, а с тех пор, как мы обменялись телами... Я узнал это наверняка. Но жаждал познать его я много раньше. Позволишь?       Кроули едва не взвыл, но все же выдавил дрожащее, вымученное, едва различимое согласие.       Азирафель наклонился, одной рукой придерживая сбившуюся ткань, а другой оглаживая оба члена, блестящих от смазки. Он обхватил их и медленно провел от основания к головке, прислушиваясь к реакции Кроули. Тот не выдерживал неспешного темпа и отчаянно пытался не толкаться в пальцы, расположившиеся на идеальном расстоянии друг от друга, чтобы мучительно приятно касаться, но не вести к раздрядке слишком быстро.       — Ты такой хороший мальчик, Кроули. Просто умница. Но можешь не сдерживаться: мы здесь одни, и я собираюсь доставить тебе удовольствие. Только тогу держи, — с этими словами Азирафель прильнул губами к членам, лизнул одну головку, затем другую. Кроули, получивший карт-бланш, извивался и стонал под своим ангелом, беспорядочно толкаясь навстречу новой ласке. Пока один член надрачивала рука, другой находился в горячем, мягком рту, и Азирафель творил языком вещи, которые не снились ни одной змее. Свободная рука покоилась на бедре, то сжимая, то нежно оглаживая, но всегда удерживая Кроули в раскрытом положении.       Переполненный ощущениями, демон со стоном, переходящим в шипение, жмурясь и закусив губу, излился ангелу в рот и на лицо. Кроули открыл глаза, и вид ангела, слегка искаженный выступившими слезами удовольствия, показался ему настолько эротичным, что он едва не кончил снова. Пухлые губы были пошло разомкнуты, и глаза искрились желанием. Отдышавшись, Кроули осознал, что только что произошло, и запаниковал:       — Прости, ангел, я должен был предупредить...       Азирафель вместо ответа молча облизнулся, и один из членов, все еще не опавший, дёрнулся в предвкушении.       — ...и думаю, ты сам знаешь, что я не так хорош, как ты. Но я буду очень стараться. Позволь мне отплатить тем же, скажи, что делать.       — Всë, что хочешь.