Другая Лаванда

      Хогвартс окутывала тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в каминах и редким шорохом ночных обитателей замка. Длинные коридоры, освещенные лишь мерцанием факелов, казались бесконечными. Тени плясали по висящим на стенах древним гобеленам, оживляя вышитые фигуры, скользя по лицам волшебников и ведьм на старинных портретах. Они казались дремлющими, но на самом деле следили за каждым шагом Лаванды — или так ей казалось.       Она не стала бы гулять по ночам одна, особенно в этом году, когда даже днем в школе было небезопасно — Дамблдор погиб, директором стал Снейп, школу наводнили Пожиратели Смерти. Кэрроу учили их Темной магии, заставляли испытывать жуткие заклинания на младшекурсниках… особенно на полукровках. А особенно — на грязнокровках, тех, кто не уехал, спасая свою жизнь.       На уроках Астрономии все было… обыкновенно. Почти обыкновенно. Почти как всегда. Профессор Синистра осталась на месте, и изо всех сил старалась, чтобы занятия проходили, как раньше. Они наблюдали за звездами, чертили карты звездного неба, вычисляли, какая планета в каком доме находится… Лаванда любила Астрономию не меньше Прорицаний, потому что звезды тоже могли показать будущее.       Раньше Лаванда возвращалась в гостиную Гриффиндора вместе с Парвати, но сейчас Парвати везде ходила с Падмой (или Падма с ней) и Лаванда ощущала себя лишней. И… обижалась, наверное. Глупо было обижаться, она сама бы не стала оставлять сестру в одиночестве в таком месте, каким стал Хогвартс, если бы у нее была сестра, но…       Она и сама могла дойти до гостиной. Даже Кэрроу знали, когда и у кого проходят уроки Астрономии, и Лаванда была чистокровной. Ее бы не тронули. Даже если бы она гуляла после отбоя без всякой причины, ей грозил бы всего лишь выговор, в чем они все уже не раз убеждались: под удар попадали только нечистокровные или же те, кто открыто высказывал неповиновение. Как Невилл. На нем Кэрроу отрабатывали много разных заклятий.       Шуршание книг в Запретной секции библиотеки вызвало у Лаванды мурашки по коже. Ветер, проникший в замок через распахнутое окно, донес до слуха шепот и неясные голоса. Лаванда ускорила шаг, не желая даже краем глаза выглядывать и смотреть — боялась увидеть, что там.       Профессор Трелони осталась в Хогвартсе, но Лаванда больше не приходила к ней — не потому, что не хотела. Хотела, и скучала по любимой учительнице, но мешал страх, что Трелони заглянет в ее будущее, и увидит там что-то страшное. Или не увидит ничего.       Сама Лаванда тоже не пыталась гадать. Ни на чем, хотя раньше использовала для практики любые мелочи, и ни одну чашку кофе или чая не выпивала, не взглянув на гущу или чаинки. Теперь пила, не глядя.       Она выпьет чаю, когда вернется в гостиную. Не черного, а травяного. Мятного или ромашкового. Или выпьет какао с молоком. И съест булочку — почему нет? В ее жизни столько стресса, что она имеет право съесть булочку даже на ночь, а если и наберет лишний килограмм — какая разница, все равно Рон ее не любит, и какой смысл быть красивой…       Лаванда остановилась, словно налетела на незримое препятствие. Все мысли о какао, булочках и Роне разом вылетели из головы.       Это было… это же не могло быть настоящим?       Она не была призраком. Она, танцующая в лунном свете.       Ее волосы, золотистые и блестящие, мягко обрамляли лицо, ниспадая на плечи шелковистыми прядями. Голубые глаза, глубокие и чистые, как летнее небо, сверкали живым блеском. Длинные ресницы отбрасывали на нежные щеки легкую тень. Она кружилась в танце, и каждое ее движение было то плавным, как течение реки, то резким, как удар меча.       Она была Лавандой Браун.       Но как это возможно?       Лаванда застыла на месте каменным изваянием, наблюдая за своим двойником и не решаясь пошевелиться. Другая Лаванда словно и не заметила ее, не прервав своего танца. Музыки, под которую она танцевала, не было слышно, и в то же время она звучала, и Лаванде показалось, что сама башня вибрирует в такт этому невидимому звучанию.       Если бы она верила в Бога, она бы перекрестилась, но Лаванда не верила. А если бы и верила, то не решилась бы двинуть даже рукой, чтобы не спугнуть пугающее, но дивное видение.       Вдруг другая Лаванда замерла, остановившись посреди зала — глаза закрыты, на губах — тень улыбки. Неслышимая музыка стихла. Луна освещала ее лицо, она вся сливалась с лунным светом, и настоящей Лаванде показалось, что сейчас ее двойник взлетит или растает, но другая Лаванда не взлетела и не растаяла.       Она открыла глаза и медленно двинулась навстречу настоящей Лаванде, но смотрела не на нее, а сквозь. Весь ее взгляд не выражал… ничего. В этих глазах не было жизни.       Лаванда хотела убежать, или попятиться назад, или все же кое-как перекреститься, но уже не могла — оцепенела. Двойник приближался неумолимо, неотвратимо, и Лаванда подумала — она ее убьет. Эта другая Лаванда убьет ее и займет ее место… вот сейчас…       Но та, другая, ничего не сделала — просто прошла мимо и растаяла в лунном свете. Будто и не было, и только эхо ее танца еще витало вокруг, и лунные лучи падали на каменный пол.       Настоящая Лаванда встряхнула головой и чуть ли не бегом бросилась в гостиную — к теплому камину и горячему какао. О том, что увидеть своего двойника — ужасно плохое предзнаменование, она старалась не задумываться.       Просто привиделось. Мало ли что привидится в ночь полной луны накануне Самайна?