Разреши мне касаться

Між Землею і Небом, Між солов’ями і рибами, Між мовчанням і зорями.

© Шон Маклех

      Профессор Синистра всегда старалась делать вид, что все хорошо. Даже когда школу захватили Пожиратели Смерти. Уроки Астрономии все равно проходили, как обычно, и так как проходили они ночью, никто из новых «профессоров» не стремился их контролировать. Да и что особенного рассказала бы Синистра? Ее статус крови не вызывал подозрений. В лояльности к магглам и тем более к Ордену Феникса она замечена не была, но и Волдеморту не симпатизировала. Нейтральная, безразличная, как сияющие в небе звезды.       Луна всегда любила Астрономию, но особенно полюбила уроки Синистры на своем шестом курсе, именно за эту ее нейтральность. Она не заставляла учеников пытать друг друга и не высказывалась о магглах с презрением, как Кэрроу, и не старалась скрыть отчаяние и страх, как МакГонагалл, Спраут и прочие профессора, осуждающие режим Волдеморта. Только Флитвику удавалось сохранять даже некую веселость, но эта веселость была нервной. Синистра же излучала спокойствие. Чего ей это стоило — оставалось только догадываться, но эмоции она скрывала превосходно.       Теперь, когда Кэрроу не было и Хогвартс возвращался в норму, залечивая раны, профессор Синистра стала всего лишь чуть более грустной, чем обычно, и заметила это только Луна. Но думала не только о профессоре и ее уроке, но и о Невилле. Точнее, о совете Падмы и Невилле. Задержаться на Астрономической башне, заговорить о звездах и поцеловать.       После того поцелуя «на удачу» прошло всего несколько часов. Невилл так и не заговорил с ней, но у него не было возможности: все уроки до сих пор были раздельными, а во время обеда и ужина Луна болтала с девочками Патил.       Потому что…       Вдруг Невилл даст ей понять, что этот поцелуй был лишним? И тот, во время битвы — тоже? Луна еще не решила, насколько такое ее заденет, но точно знала, что расстроится, и что общаться с ним после этого вряд ли захочет, а он был ее другом и разрушать дружбу с ним она не хотела.       Зачем он вообще ее целовал? Кто его просил?

***

      Оставаться после урока Луна не собиралась, но увлеклась — с ней такое бывало часто. Профессора уже давно не отвлекали, если урок был последним. Даже Снейп не мешал, хотя считался самым строгим и требовательным преподавателем.       Краем глаза Луна заметила движение, и поняла, что на Астрономической башне не одна. Отвлеклась от своих чертежей и чуть не засмеялась — Невилл. Они остались вдвоем.       — Я немного повредил телескоп, — сказал он, будто оправдываясь, когда заметил ее взгляд. — Можно починить «репаро», но…       — Но это слишком тонкая вещь для «репаро», — согласилась Луна. — Технологии и магия в одном. Лучше руками.       — Угу… А ты что делаешь?       — Сейчас сменится лунный день. Хотя ничего особенного не произойдет, Луна так и останется убывающей в знаке Рака, но все равно… мне кажется, в этом переходе есть нечто особенно волшебное. Всегда любила Луну. Особенно когда узнала, что древнеримская богиня Луны была моей тезкой.       Невилл посмотрел на едва заметный убывающий полумесяц в небесах. Света тот излучал немного, но ночь все равно была светлой. На западе сиял оранжевый Арктур. Правее — Большая медведица. Между ней и созвездием Волопаса — Волосы Береники и Гончие псы, но тусклые и малозаметные осенью.       — Двадцать четвертый лунный день был днем огромных сил, — продолжала рассказывать Луна. — Хотя во время убывающей Луны и энергия, соответственно, идет на спад. А двадцать пятый лунный день — день сосредоточения и самоуглубления, когда не нужно спешить, и стоит извлечь уроки из своей жизни, проанализировать прошлое и сосредоточиться на главном.       Сосредоточиться Невилл мог только на том, как движутся ее губы и на том, как мечтательно она смотрит то на небо, то в телескоп. Анализировать — только тот максимально странный поцелуй «на удачу». Зная Луну, она могла действительно целовать просто на удачу, без подтекста.       — А еще интересно то, что не только знак зодиака имеет определенное влияние на человека, но и то, в какие лунные сутки он родился. Когда я родилась, это был неблагоприятный день, — тихо засмеялась Луна. — Девятые лунные сутки. А ты родился в восемнадцатые лунные сутки…       — Ты помнишь, когда я родился? — вздрогнул Невилл.       — Ну да, — Луна наконец посмотрела на него. — Почему бы не помнить?       — Просто… — он потер шею. — Не думаю, что помнит кто-то еще. В смысле… Гарри или Рон… то есть, я не жалуюсь, но мне очень приятно, что помнишь ты. Очень-очень приятно.       В темноте не было видно румянца, за что Невилл был очень этой темноте благодарен.       — Восемнадцатый лунный день в целом благоприятен, — Луна не обратила внимания на его смущение. — Но не сильно. Я бы сказала, пятьдесят на пятьдесят. У тех, кто родился в этот день, очень тонкая и чуткая душевная организация и очень сильно развита эмпатия: они способны ощущать эмоциональную боль буквально физически, причем не только свою, но и окружающих. А еще они тихие и спокойные, но способны поддаваться чужому влиянию. Впрочем, тебя, очевидно, с детства учили смело отстаивать свои взгляды, и поэтому ты стал способен направлять свою энергию на созидание… и стал способен на самоотречение.       — Ни разу мне не говорили столько комплиментов, — пробормотал Невилл.              — Это всего лишь лунный гороскоп. И не думаю, что сказала много комплиментов, — Луна пожала плечами. — Сегодня очень яркий Альтаир.       — М? А… да, — Невилл даже не глянул на небо. Было невозможно говорить с ней о луне и звездах — больше невозможно.       Ему же хватило храбрости вынуть из Шляпы меч Гриффиндора, черт побери.       Оставив свой телескоп, Невилл шагнул к Луне. Она обернулась к нему — и его губы накрыли ее губы. Взяв ее лицо в ладони, Невилл целовал долго и нежно, и она отвечала, и это было волшебнее всей лунной магии на свете.