Белые цветы

      — Ты теперь встречаешься с Поттером? — спросила МакДональд, когда они с Лили вместе делали домашнее задание по Зельеварению.       Лили дернула плечиком. Весь Хогвартс только и делал, что обсуждал подробности ее личной жизни (по крайней мере, так ей казалось). Было, что обсудить, и не то чтобы ей это не нравилось, но вот восторга и зависти, которые Эванс ожидала услышать в голосах всех подруг, не звучало.              — Да, встречаюсь, и что?       — Ничего, — хмыкнула Мэри. — Просто я бы на твоем месте сто раз подумала, стоит ли иметь дело с человеком, который издевался над твоим лучшим другом.       — Джеймс просто не одобряет увлечение Снейпа Темными искусствами, — отрезала Лили. — Как и я. Да и Снейп — не невинная овечка. Ты сама знаешь, что делают его дружки. Мерлин великий, ты же была жертвой того проклятия Мальсибера!       — Мальсибер — не Снейп, — Мэри перелистнула страницу книги. — И речь не о Мальсибере и не о Снейпе, а о Джеймсе. Мне не нравится его поведение. Он вырос во вседозволенности, привык, что ему заглядывают в рот, и если ты не будешь этого делать…       — Что, думаешь, он заколдует меня? — тихо рассмеялась Лили. — Ерунда какая! Джеймс меня пальцем не тронет. Скорее уж он прыгнет с Астрономической башни, если я так захочу!       — Ну-ну, — только и сказала МакДональд таким тоном, будто все знала заранее.       Чуть позже МакКиннон выразила те же опасения, но в более резких выражениях:       — Дорогая, ты с ума сошла? Этот парень, может, и хочет тебя, но как только получит, кто знает, что будет тогда? Ты слышала, что они с Блэком раздули голову Бертраму Обри с Хаффлпаффа? И это далеко не единичный случай!       Последней каплей стало замечание Алисы, когда девочки укладывались спать:       — Мне кажется, Джеймс способен ударить девушку.       — Да не способен он на это! — взорвалась Лили. — Вы просто завидуете! Да, вы завидуете тому, что у нас с Джеймсом все хорошо, что мы любим друг друга и счастливы! У вас троих разве так? Вот ты, МакДональд, где твой парень? Почему ты ни с кем не гуляешь? А ты, Алиса? Фрэнк твой жених, потому что так решили ваши семьи, и что в этом хорошего? Ты его любишь? Ты его знаешь? Про тебя, Марлин, я вообще молчу! Сколько ты поимела чистокровных, включая Блэка?       Мэри вздрогнула, как от удара, и хотела подскочить к Лили — ударить или встряхнуть — но Марлин резко отвела руку в сторону, преграждая ей путь, и холодно процедила:       — Что ж, зато теперь мы знаем, что ты о нас думаешь. Тогда удачи тебе с твоим Поттером. Если получится.       Побледневшая Мэри бросилась прочь из спальни. Лили сердито запахнула полог своей постели, и то, что Алиса всю ночь всхлипывала, решила проигнорировать.

***

      Первый раз Джеймс ударил Лили после того, как они познакомились с женихом ее старшей сестры. Все это знакомство затеяла Лили, и с начала до конца оно было провальным. Лили думала, что Петуния будет поражена видом Поттера — спортивного красавца, который для такого случая по ее просьбе надел строгий костюм, но Туни не то что не была поражена, а и привела с собой красавца не хуже. Вернон Дурсль, который представлялся Лили каким-то невыносимо скучным, серым и обязательно неприятным, оказался высоким, широкоплечим, мускулистым и очень, мерлин его дери, симпатичным. А еще он отодвинул для Петунии стул, чего Джеймс для Лили не сделал — только когда она с намеком кашлянула. И спросил Петунию, что ей заказать, тогда как Джеймс, покрутив меню, выбрал десерт и для себя, и для Лили. И держал Петунию за руку, и смотрел влюбленными глазами, тогда как Джеймс то и дело взъерошивал свои патлы и бросал взгляды на официанток.       Потом все стало еще хуже. Вернон заговорил о машинах, сказал, какую водит, и спросил, какой автомобиль у Джеймса, а тот ответил, что у него есть отличная гоночная метла. Вернон удивился, предположив, что Поттер живет на пособие по безработице, а Джеймс начал рассказывать ему о горах золота в «Гринготтсе»… Смотрели на него Вернон и Туни совсем без восхищения и даже без суеверного ужаса, какой сестра испытывала в детстве, когда Лили при ней превращала чашки в крыс. Как на идиота, они на него смотрели. Или как на психа. Наконец Вернон сказал, что больше этих насмешек не потерпит и они с Петунией гордо удалились, а Лили ударилась в слезы — настолько это было несправедливо. Туни всегда ей завидовала! Всегда! Почему же сейчас все не так? Почему сейчас она, Лили, ловила себя на зависти к сестре и ее невзрачному, скучному жениху-магглу?       — Лилс, перестань, — попросил Джеймс, тронув ее за плечо, но Лили плакала, и когда он ее легонько встряхнул, заплакала еще громче — и тогда ее щеку обожгла пощечина.       Потом Лили говорила себе: Джеймс просто привел ее в чувство. У нее начиналась истерика. Людей приводят в чувство, хлопая по щекам… вот только принято именно хлопать, а не бить, но, может, Джеймс ошибся… перестарался… сам испугался ее реакции и занервничал…

***

      Второй раз это случилось, когда Петуния выходила замуж, и Лили с Джеймсом были приглашены на свадьбу. Их собственная должна была состояться немного позже. Лили думала, что Петуния сделает ее подружкой невесты — кто, как не родная сестра? — но роль подружек досталась, собственно, подружкам, тем девушкам, которые учились с Туни, работали или жили по соседству, а главной подружкой невесты стала Марджори, сестра Вернона, с которой Петуния, как выяснилось, хорошо поладила. Лили было обидно от того, что сестра никак ее не выделила, но на свадьбу она пойти все равно хотела.       А Джеймс не хотел.       — Что мне делать с этими вонючими магглами? — скривился он, услышав о приглашении. — Если Дурсль чуть не наделал в штаны от упоминания метлы и гоблинов, с таким человеком точно не о чем разговаривать. Да и мы с Сириусом решили погулять.       «Прогулками» назывались частые тусовки Поттера с Блэком в ночных клубах, на дискотеках и концертах рок-групп, которые оба любили; иногда к ним присоединялись Люпин и Петтигрю. Лили повторяла себе, что они позволяют себе только маггловский алкоголь, и ничего больше (почему-то пить то, что производят «вонючие магглы» зазорным Джеймс не считал).       И когда он стал называть магглов «вонючими»?.. Лили это упустила.       — Ты уже не пошел со мной на день рождения Гестии, — напомнила она. — Я не хочу снова идти одна. К тому же, я же тебе говорила за неделю до этого! За целую неделю, Джеймс! Тогда ты не был против!       Тогда он что-то промычал, не отрываясь от чтения «Еженедельника ловца», но Лили сочла это согласием.       — Ну а сейчас я против, — он пожал плечами с таким видом, будто это совершенно нормально — передумать идти на свадьбу сестры своей невесты. — Тебе тоже нечего делать там, Лилс. С такими родственниками, как у тебя, лучше не иметь отношений.       Это было сказано так категорично, что звучало приказом. Тогда Лили вспыхнула.       — Ты совсем не изменился, Джеймс Поттер! Все такой же напыщенный индюк! Тебе бы стоило поучиться у Дурсля, между прочим…       Ее голова мотнулась в сторону от пощечины. Прижав ладонь к щеке, Лили неверяще уставилась на Джеймса.       Он что, правда ее ударил?..       — Не смей, — прошипел Джеймс, наклоняясь к ее лицу, — не смей поучать меня. Никогда больше, поняла?!       Он выглядел так, что Лили испугалась — ударит снова, и быстро закивала, сказала, что поняла, и извинилась. На свадьбу Петунии они не пошли, ограничившись поздравительной открыткой, и в ответ Лили получила фотографии — хотя они не двигались, сколько ни тыкай в них волшебной палочкой, и все же было что-то волшебное в том, как Туни светилась изнутри в своем ужасно скучном, но очень красивом и элегантном платье невесты, и в том, с каким теплом и любовью Вернон смотрел на свою новоиспеченную жену.

***

      В третий раз Джеймс ударил Лили, когда она пришла домой немного выпившей. Не пьяной. Совершенно нет. Она решила отдохнуть, расслабиться, и имела право — Джеймс же пошел на очередную «прогулку» с Мародерами, так почему она должна сидеть дома? У Лили даже в глазах не двоилось, и походка была ровной, но Джеймс унюхал запах спиртного, и за это Лили получила не просто пощечину, а настоящий удар, от которого отлетела к стене. Второй удар пришелся по ребрам, третий — в живот. Лили закричала, попыталась отбиваться, но Джеймс был сильнее.       Позже она свела следы от побоев магией, и сказала себе, что сама виновата. Ее парень — чистокровный волшебник из высшего общества, и она должна вести себя соответственно, а если нарушает правила, то получает наказание. Она же не из этого самого высшего общества, она родилась даже полукровкой, она магглорожденная.       Вернее, она грязнокровка.       Лили смертельно обиделась на Северуса за это слово, но теперь понимала: Снейп обозвал ее, потому что сорвался. Джеймс тогда даже повторить «то-самое-слово» не мог, но когда они поженились…       «Паршивая грязнокровка, что за шлюшье платье ты нацепила?»       «Если ты хочешь в кино, иди одна, мне не сдалась эта сопливая грязнокровная дрянь!»       «Как ты смеешь возражать моей матери? Что ты о себе возомнила, грязнокровка?»       Желание Лили выйти на работу пресеклось на корню: жена чистокровного лорда могла работать только женой — быть домохозяйкой, рожать и воспитывать детей. Дети при этом являлись первоочередной задачей, причем в идеале мальчики, как доверительно сообщила ей Юфимия Поттер: «Девочки, конечно, тоже хорошо, но фамилию они не унаследуют… Надеюсь, ты сможешь родить мальчика. На вид ты достаточно сильная, хотя чистота крови, конечно»…       Как связана чистота крови и пол будущего ребенка, Лили не представляла, но с заданием справилась на отлично, произведя на свет сына. Думала, что теперь все будет хорошо, должно быть, потому что за время беременности Джеймс пальцем ее не трогал… картину омрачало то, что не трогал в буквальном смысле. Вообще. Не бил, но и не обнимал, не целовал, не прикасался и иногда даже неделями не приходил домой, и спали они в разных комнатах. Лили не скучала, понимая, что, наоборот, рада отсутствию близости мужа, которого начала на самом деле бояться… а потом родился Гарри.       И все началось заново. Джеймса раздражал каждый ее шаг, каждое слово, каждый жест. Все в ней. Он мог избить Лили за несвоевременную улыбку или, наоборот, за то, что она в нужный момент не улыбнулась. Он запрещал ей выходить из дома, став болезненно ревнивым. Он все чаще обзывал ее, и их секс из занятий любовью превратился в изнасилования.

***

      Наступил Самайн, и все шло наперекосяк, хотя этот праздник был одним из любимых праздников Джеймса. Концерт группы, на который они с Сириусом собирались пойти, отменили, Сириус отказался идти просто в клуб, отговорившись тем, что хочет провести время с Марлин (чертов подкаблучник), Люпин где-то терпел очередное обращение в полнолуние, и Джеймс был готов снизойти даже до Питера, но и Петтигрю не оценил сиятельного внимания Поттера, заявив, что у него свидание с девушкой. У этой крысы — с девушкой!       Люпин и тот собирался жениться, и не на ком-то, а на дочери Андромеды Блэк, которая хоть и стала миссис Тонкс, а все-таки статус в обществе имела. Джеймсу было плевать, он тоже был женат… вот только если Сириус, Ремус и Питер любили своих избранниц, а, случись разлюбить, имели право с ними расстаться, Джеймс Поттер такого права не имел. Это убило бы его родителей: Флимонт и Юфимия были строгими приверженцами традиций. Орион и Вальбурга Блэки тоже, но Сириус хитро увильнул от необходимости следовать всем идиотским правилам, отказавшись от наследия и передав всю эту головную боль Регулусу. Джеймсу же свое первородство спихнуть было не на кого.       Чистокровные не разводятся. Джеймс думал, что любит Лили всей душой, что она — все, что ему нужно, и был счастлив, когда она обратила на него внимание, и хотел жениться, но постепенно понимал, что любовь уходит, гаснет, что Лили уже ему не интересна. Он забывался в объятиях других девушек, но все равно обязан был вернуться к опостылевшей надоевшей жене.       Ее глупая физиономия вызывала уже не восторг и трепет, а желание ударить. Как и ее вечные придирки и вечное недовольство, и то, как она себя вела — сам виноват, сказал отец, раз притащил в дом грязнокровку. Воспитывай теперь. Джеймс и воспитывал, как умел, строил жену под себя, но она оказалась очень сложным материалом для лепки.       — Я спекла тыквенное печенье, — сообщила Лили, показавшись на пороге гостиной, где Джеймс лежал на диване, листая «Еженедельник ловца». Опустив газету, он окинул ее взглядом: отвратительный розовый фартук с пятном (не могла убрать очистительными чарами, глупая грязнокровка?), немытые волосы, связанные в хвостик, тусклые, хотя когда-то были пышными и огненно-рыжими (совсем себя запустила, о чем она думает?), лишние килограммы на талии и бедрах (родила и разжирела, как корова). И это ее идиотское печенье. И эта ее идиотская улыбка.       Глаза Джеймса заволокла какая-то красная пелена. Он встал с дивана и сбил Лили с ног, бил ее, бил, бил — никогда еще так сильно ее не бил. Бил, пока не понял, что она не плачет, не кричит, не отбивается, просто… молчит.       Тогда Джеймс остановился. Лили лежала у его ног, ее лицо было бледным и будто…       Нет, не могла же она…       Не мог же он?..       Он не хотел!       Он не хотел ее убивать!       Он ненавидел ее, но он не хотел ее убивать…

***

      — Я схожу за почтой, сиди, — сказал Вернон утром, обменявшись с Петунией ласковым поцелуем. Дадли сидел в детском стульчике, уворачиваясь от тыквенной каши, и Туни продолжила пытаться накормить сына, пока муж ходил к входной двери.       Когда Вернон вернулся, Петуния ощутила — что-то случилось. Что-то очень неприятное, что Вернон хотел бы от нее скрыть, и скрыл бы, если бы мог.       — Что случилось? — спросила Петуния.       Вернон прочистил горло, но сказать все же не сумел — молча протянул красиво оформленное траурное сообщение и письмо.       «Выражаем свои соболезнования…»       Кухня завертелась вокруг Туни — она сидела, но падала. Лили умерла? Лили? Ее надоедливая младшая сестра? Умерла? Правда?       — Ее убили, — тихо сказал Вернон. — Я открыл письмо, прости.       За что он извинялся? Петуния не имела от него секретов. Дрожащими руками она развернула письмо от Флимонта и Юфимии Поттеров, где те снова выражали множество витиеватых соболезнований, и лишь в конце заговорили нормальным языком.       «Это был несчастный случай, уверяем вас, миссис Дурсль! Джеймс не хотел; он убит горем и отчаянием, и, к сожалению, состоится суд. Не знаем, оправдают ли нашего мальчика… но это был несчастный случай, мы готовы поклясться всеми клятвами мира!»       — Ее убили, — повторила Петуния. — Этот лохматый очкастый урод ее убил, — и зарыдала, спрятав лицо на плече у Вернона.

***

      Холодный ноябрьский ветер трепал полы плаща Ремуса, но тот не обращал внимания. Он всегда проводил здесь несколько минут в день Самайна. Питер и Сириус стояли здесь же, так же ежась от холода. Тем, к кому они пришли, холодно уже не было.       «Джеймс и Лили Поттеры» гласила надпись на надгробной плите. Даты смерти были почти одинаковыми — тридцать первого октября с разницей в год. Джеймс покончил с собой в Азкабане спустя год после случившегося — то ли дементоры выпили из него всю жажду жизни, то ли сам не вынес груза вины.       Азкабана Джеймс, впрочем, заслужил, и Люпин в этом не сомневался. Косвенно он был даже причастен к тому, чтобы бывшего друга осудили: дал все необходимые показания и улики, а его тогда еще невеста вцепилась в дело бульдожьей хваткой, заявив, что хочет Ремус или нет, а она Поттера посадит. Ремус не имел ничего против; когда он узнал правду, Джеймс стал ему противен. Тонкс правда сделала все, чтобы Поттера бросили за решетку.       Гарри остался у своих бабушки с дедушкой, и, конечно, его забирали к себе то Сириус с Марлин, то Ремус с Нимфадорой, то Питер с Чарити.       Сопровождаемые хлопком аппарации, на кладбище появились еще четверо. Алиса-теперь-уже-Лонгботтом шагнула к надгробию, положив рядом с именем Лили букет белых роз. Мэри-теперь-уже-Снейп опустила рядом букет белых лилий.       Постояв еще пару минут, Северус сказал:       — Холодает.       — Да, может, пойдем уже? — предложил Фрэнк.       — Вместе? — вскинул бровь Снейп. Сириус развел руками.       — Я же извинился перед тобой в прошлом году.       — Да ладно вам, — фыркнула Тонкс. — Мало ли, что в школе было?       — Да, — кивнул Северус. — В прошлом много чего было, и пусть оно остается в прошлом.       — Тогда пойдемте? — нетерпеливо сказала Алиса. — Дурсли уже заждались.       — Главное: аппарируем во двор, а то в прошлый раз мы ужасно их напугали, — предупредил Ремус.       Вскоре толпа волшебников растаяла в холодном ноябрьском воздухе — осталось только надгробие и букеты белых цветов, терзаемые ветром Самайна.