Зависимость

Беннетт медленно открыл глаза. В них тут же ударил свет лампы, висевшей под потолком, и он зажмурился, неприятно поморщившись. Голова гудела. Конечности плохо слушались, и он с трудом смог приподняться на кушетке, где и лежал. Выждав некоторое время, он вновь открыл глаза и осмотрелся. Судя по очертаниям некоторых предметов, находился он в лаборатории Фелиции. И в этом он убедился, когда услышал за спиной её голос. — Очнулся наконец. Беннетт медленно обернулся. Фелиция по обыкновению сидела у себя за столом, скрестив руки на груди, и смотрела прямо на него. Перед глазами всё расплывалось, но он всё равно понимал, что она хмурилась. — Что… произошло?.. — сиплым шёпотом спросил он. В горле было необыкновенно сухо, а голос казался каким-то чужим. В голове по-прежнему не было ни единой мысли, и потому он никак не мог вспомнить, как вообще оказался тут. — А ты не помнишь? — Фелиция, кажется, выгнула бровь. Получив в ответ вялый отрицательный кивок, она хмыкнула и отвела взгляд. — Я нашла тебя в коридоре. Ты лежал почти без сознания и бормотал какой-то бред. Память после её слов начала постепенно возвращаться. Действительно, он был в коридоре. Шёл, придерживаясь за стены, чтобы не упасть, и что-то говорил. Он не помнил, что именно и куда вообще направлялся, да и неважно это уже. Главное, что произошло потом. А потом он, кажется, всё-таки не удержался и упал. И темнота. Тягучая и обволакивающая, она окутала его со всех сторон, и после этого воспоминания обрывались. Но, судя по поведению Фелиции, ничего хорошего с ним за время отключки не случилось. — Скажи, сколько ты выпил сегодня? — снова подала голос она. Звучала она как-то странно. Беннетт совсем не мог понять, что это за интонация. На привычное недовольство или возмущение не было похоже. — Не помню, — честно признался он. Он правда не помнил. Но от очередной дозы он бы сейчас не отказался. Фелиция тяжело вздохнула. — Знаешь, — помолчав где-то с минуту, вновь заговорила она, — тебе пора прекращать столько пить. Сегодня ты едва не умер, — тут её голос неожиданно дрогнул. Беннетту даже показалось, будто он заметил на её лице слёзы. Но тут он не был твёрдо уверен, да и она быстро отвернулась, так что он толком ничего и не разглядел. — Ты ведь знаешь, что я не могу не пить, — он вздохнул и откинулся обратно на подушку. Фокус начал потихоньку возвращаться, и он уставился бездумно в покрытый трещинами серый потолок. — Когда я под мылом, я могу не думать. Не вспоминать. — Знаю, — это прозвучало как-то глухо, почти шелестяще. Беннетт не видел, но отчего-то не сомневался, что сейчас лицо Фелиции выражало волнение, и оттого внутри всё болезненно сжалось. — А я не могу не переживать. Беннетт, я каждый раз говорю тебе об этом, но ты совсем меня не слушаешь. Сегодня я тебя чудом с того света вытянула, но что, если я не успею? — Ну и ладно, — Беннетт прикрыл глаза. — Зато я умру рядом с тобой, — тут его губы тронула лёгкая, но печальная улыбка. Умирать ему не хотелось, но он, если честно, был бы не против отправиться на тот свет рядом с Фелицией Хониккер. Ведь она — та, с кем не будет страшно и больно. Фелиция ничего не ответила. Однако, помолчав где-то с минуту, всё же тихо произнесла: — Глупости не неси. Ты не помрёшь. Я тебе не позволю. В этот момент в его груди что-то ёкнуло, и губы растянулись в кривой усмешке. Это было так на неё похоже. Фелиция Хониккер всегда заботилась о нём, несмотря на то, что ей самой приходилось несладко. Её жизненный срок длился меньше, чем у них всех, но она всё равно думала больше о других, чем о себе. Наверное, если б у Беннетта ещё остались какие-то эмоции, он бы злился на неё за это. Потому что так нельзя. Потому что она заслуживала жить больше, чем они все вместе взятые. Но Беннетт уже давно не испытывал чего-то, кроме боли и отчаяния, поэтому не мог. Но зато он мог другое. — Ладно-ладно, я тебя понял. Не могу ничего обещать, но постараюсь пить меньше, — подумав немного, ответил он. Он не сомневался, что у него нихрена не получится, ведь мыльная зависимость — это не то, от чего можно так просто избавиться. Но хотя бы ради неё решил попытаться. Чтобы не усложнять ей и без того короткую безрадостную жизнь.