Тишина

      Становиться тихо, когда Вокс Макина возвращаются с Персивалем в Уайтстоун.       Друг за другом они зашли в открытый Килет портал. Грог аккуратно держит Перси, как родитель убаюкивающий спящего ребёнка, следя за тем, чтобы его слишком сильно не трясли, хотя это уже и не имело никакого значения. Их друг, его друг, умер и самое меньшее, что он может сейчас сделать для него — вернуть домой.       На улице пока что было ни души, благословение и проклятие одновременно. Они могут предаться скорби в одиночестве, прежде чем доберутся до замка Уайтстоуна, разбитого и обугленного, павшего, но всё же выстоявшего не смотря ни на что, как должен был и Перси. Стены замка больше не такие белые, как были всего пару дней назад; теперь они были такого же оттенка как покрытые копотью и порохом волосы Перси: серые, не белые, как он помнил. Так не должно быть, нужно попросить кого-то разобраться с этим. По крайней мере, это… это ещё можно было исправить.       Люди собрались на вершине лестницы, в предчувствии чего-то неладного, не подозревая о предстоящей ужасной вести. Грог увидел, как Кассандра упала на колени, и обычно легкий (для него) вес Персиваля тут же потяжелел в десятки раз, что ж, в некоторой степени это было ожидаемо.       Он поднимался по лестнице с ощущением, что его ноги налились свинцом. Каждый шаг давался всё труднее и труднее. Но он продолжал подниматься пружинистой походкой и высоко поднятой головой. Он несёт своего друга домой в последний раз и он сделает это так, как бы это сделал сам Перси, проходя этот путь.

***

      Тихо и тогда, когда хранительница Йеннен входит в комнату, где на камне покоится тело Персиваля. Оба холодные на ощупь.       Она была здесь, когда Перси родился. И она будет той, кто подготовит его в последний путь, с тем же набором, с которым встретила его в этот мире: тёплая вода и чистая одежда. С точностью той, кто слишком часто кого-то терял, Йеннен принялась очищать своего господина (о, как же она хотела, чтобы, когда всё закончится, он вернулся в Уайтстоун и правил вместе с сестрой!). Она вымывала его волосы мылом и водой, смываая с его тела кровь, грязь и тёмный порох, совершенно не заботясь о расходах. Этот процесс, ритуал, последнее, что она может ему предложить.       Всё не должно было закончиться вот так. Она не должна была подготавливать его к собственным похоронам. В конце концов это она была той, кому возраст давал о себе знать. Только три вещи заставляли её цепляться за жизнь так долго: Кассандра, Персиваль и выжившие Уайтстоуна, она думала, что как только её миссия здесь закончится, она уйдёт на заслуженный покой. И вот она здесь, гладит волосы светлого мальчика, слишком быстро ставшим мужчиной, и молится Отцу Рассвета о чуде и избавлении от этого горя и несчастья.       Но Отец Рассвета не отвечает на её мольбы.

***

      Тихо и тогда, когда Касс приносит одежду, чтобы нарядить её последнего брата.       Она всегда подшучивала над ним за то, что он носил больше слоёв одежды, чем того требовалось, но именно это и делало Перси — Перси. — Я вижу ты всё принесла, — сказала хранительница Йеннен, закончив подготовления тела её брата. — Только самое лучшее для него, — голос Кассандры звучит громко, хотя это был всего лишь шёпот.       Кассандра одевает брата самостоятельно, прося о помощи лишь в те моменты, когда она не могла подвинуть его из-за травмы руки. Она не спеша одевает его слой за слоем в дорогую ткань, скрывая его многочисленные шрамы. Она нежно касается их, прежде чем застегнуть рубашку, брюки и пальто, и завязывает небольшой, но нарядный шейный платок, его любимый. Она подносит к губам его покрытую шрамами руку и целует напоследок, а после одевает последнюю не испорченную порохом пару перчаток.       Её брат готов. Она нет.       Она снова совершенно одна.

***

      Всё так же тихо, когда Пайк сжимает в руке священный символ, глядя на саркофаг, который Гилмор и Аллура помогли ей вырезать.       Персиваль будет покоится в семейном склепе де Роло совершенно один, без его родителей, братьев и сестёр, чьих останков не осталось, чтобы похоронить. Она сделала недостаточно, не смогла сделать достаточно, чтобы не дать ему уйти.       Единственное, что она смогла сделать — это благословить тело единственного человека в их маленькой семье, чтобы оно оставалось нетронутыми до конца её жизни.       Она хотела бы сделать больше.

***

      Уже не так тихо, когда к Килет подходит последняя из рода де Роло. — Пожалуйста, — голос Кассандры звоном отбивается в ушах, причиняя ей боль опять, — давай покажем ему красоты Уайтстоуна в последний раз.       Она не может отказать в этой просьбе. Это похороны её друга, одного из её родных, и она удостовериться, чтобы он был доставлен к месту упокоения со всем почестями. Поэтому весь день она укрывает город лозами и цветами, ярко-белыми, как чистый снег, как сам Уайтстоун; их лепестки падают на землю, так же как слёзы с её глаз, но ей всё равно, она заставляет город, за который они так боролись, цвести и воспевать жизнь их любимого спутника.       Последний цветок, которому она дарит жизнь, — белая роза, в которую она вкладывает всю свою любовь — кладётся в руки Персиваля.

***

      Совершенно не тихо, когда Тринкет воет, глядя на Пару его матери.       Он знает, что такое потеря, он познал это ещё будучи медвежонком, но он думал, что если кто-то и будет всегда возвращаться, так это Дымный Человек, Добрый Человек, Пара его матери, который всегда разговаривал с ним и следил за тем, чтобы ему доставались лакомства. Но больше нет ни запаха пороха на руках, ни спокойного голоса, объясняющего происходящее вокруг. Знакомый запах уже исчезает, лишь небольшая часть остаётся на его матери и друзьях, но и это ненадолго.       Его мать опустошена, он ощущает это и чует, но не может ничего сделать, чтобы облегчить её боль хотя бы на мгновение. Тринкет воет, чувствуя себя беспомощным, ведь он всего лишь медведь и не может ничего предложить, кроме своих криков к Природе, чтобы она отнеслась к его матери и к её друзьям с добротой и приняла Доброго Человека в свои лапы.

***

      Становится тише, когда Вакс заканчивает зажигать свечи.       Склеп заполнен различными вещами: цветы, письма, но свечей больше всего, они приносят свет и тепло в туда, где этого не хватает. Пусть его комната — напоминающая больше мастерскую — была освещена его собственными изобретениями, Вакс думает, что Фредди бы понравилась эта атмосфера… Он абсолютно уверен в этом, ведь Перси всё-таки был романтиком в душе.       Он надеется, что Матрона нежна с душой его друга.

***

      Уже почти тихо, когда Сканлан входит в усыпальницу Персиваля.       Он не может перестать дрожать из-за отсутствия голоса друга, поэтому начинает напевать что-то, что, как он знал, нравилось Перси, чтобы не развалится на части. Его голос дрожит, как листья на Древе Солнца, но это не важно. Грусть и вина смешались с его слезами. Он опоздал на мгновение и это стоило ему всего: и дочери, и друга.       Сканлан оставил песню для дочки на могиле Персиваля, надеясь, что его друг поймёт его отсутствие там, когда… Когда.       В конце концов, семья была самым важным для Перси.

***

      Векс’алия падает на колени перед закрытым саркофагом.       Вот и всё.       Она плачет, пока не теряет голос, пока её тело не теряет способность выделять слёзы. Наконечник стрелы в её ладони врезается в кожу, грозя порезать её, но ей всё равно, она прижимает его к груди. Из всего, что дарил ей Персиваль, этот наконечник был самой драгоценной вещью, ведь именно тогда, она поняла что её сердце принадлежит ему, но она это скрыла. Теперь расплачивается за это.       Слова, которые она хотела бы сказать, никогда не соскользнут с её языка, даже если она и очень сильно этого желает. Теперь уже бессмысленно, его больше нет, он никогда не узнает как сильно она любила, нет, любит его. Пусть Боги помилуют её проклятую душу. — Как мне жить без тебя? — шепчет она, прижимаясь лбом к каменной поверхности.       Гробница молчит.