seven devils of danny johnson

Misery is this game we play

But maybe I'm insane

      Сирены полицейских машин оглушают улицу, где находится место, которое зовёшь домом. Убийца пойман.       По крайней мере, именно так думают офицеры, окружившие дом сотрудницы, не так давно прибывшей в город. Они не знают, что дом пуст. Убийца на шаг впереди.       Джонсон увозит твоё тело на украденной машине с номерами другого штата. У него был уговор с этой Тварью. Она должна была сдержать обещание. Нужно лишь подождать ещё немного, и тогда вы вдвоём в неизвестности рука об руку будете встречать смерть, как он мечтал с первого взгляда в твои наглые глаза. Дэнни подарит невероятной красоты букет фиолетовых цветов на твоём теле — засевший в мыслях образ, отказывающийся покидать искажённый разум. Офицер Монаган — единственная ошибка.       Раны на коже не должны отражать друг друга. Отголоски чувств не должны смешиваться в неровном дыхании под сбившееся биение. Нить связи не должна натягиваться и душить. Это всё только спутало карты убийцы Розвилла, и теперь он вынужден бежать и скрываться, пока ваши тени не поглотит туман.       В дешёвом мотеле на полу ты начинаешь приходить в себя и кричишь в кляп. Нигде не видно Дэнни. — Ты говорила, что не позволишь закону встать между нами, — в голосе хорошо скрыто предательство. Хотя чего он ожидал от офицера, снедаемой моральной дилеммой: оставаться на стороне порядка или любить убийцу, разрушающего этот порядок?             Очевидно, ты хотела выбрать оба варианта. — Ты пыталась уйти в иллюзию, — уже видит твою шею в своих руках и ускользающую жизнь в отчаянных попытках убрать помеху к дыханию. — Ты знала, кто я, и хотела меня, — с шеи его стекает пот. — Ты говорила, что последуешь за мной даже на виселицу, — почему у Дэнни так болит голова? — Понравилось рыдать в грудь этого щенка? — он приближается. — Я не слышу, офицер, — присаживается на корточки перед тобой и усмехается. — Твой ответ всё равно не имеет значения.       Потому что всё было решено за тебя. Решено за Дэнни. Вы лишь будущие пешки в чужой игре, поэтому осталось немного подождать и встретить вечность во тьме пира на окровавленных костях. Гул приближающихся сирен приводит его в ярость.       Нужно проявить ещё немного терпения, которого почти не осталось из-за твоих попыток разоблачить убийцу, подкидывая заметки и факты о нём в руки полицейской шавки, умеющей только разнюхивать и никогда — лаять.       Пальцы начинают холодеть за спиной из-за ограничения движения, из-за пребывания на полу, из-за пожирающего страха, заглатывающего всё глубже в глотку, пока не достигнешь брюха и не начнёшь разлагаться сожалениями. Поздно думать о последствиях своих действий, поздно жалеть об упущенных возможностях и тосковать по нормальности, что отбросила в полыхающее огнище влечения к убийце, чью руки не знают нормальности. Ты добровольно прыгнула в багровую реку и осела на дне в надежде изменить течение. Как глупо, не так ли? Глупее только позволять убийце разгуливать на свободе.       Но ты пыталась это исправить. Честно. Ровно настолько, чтобы снять груз вины за молчание. Только последняя попытка перед похищением стала успешной, и цену — твою жизнь — была готова заплатить ещё при первом покушении. Иронично, что самый опасный преступник на твоей памяти является твоим идеальным партнёром, недостающим паззлом картины твоей жизни. Гул приближающихся сирен дарит тебе надежду.       Что, если попытаться привлечь внимание? Коллеги должны прочёсывать всё вокруг, пока не найдут тропинку из конфет и сладостей к логову ведьмы в маске призрака. Ты постараешься.       И кричишь сквозь кляп, срывая голосовые связки. Кричишь так долго, пока мужчина не подходит к тебе и не ударяет ногой в живот, попутно сам сгибаясь от боли. — Я вырву твой язык, если потребуется, — он хватает за волосы и заставляет смотреть в глаза. Поразительно красивые карие глаза, сияющие чистым злом.       Ты киваешь. И снова кричишь. Дэнни бьёт головой о пол. Ты не замолкаешь. Он повторяет снова, раня кожу лица обоих. Свои раны убийца обработает, но твои? Будет лучше, если ты умрёшь от заражения крови или чего-то другого, делая его жизнь проще. Не придётся самому пачкать руки и разделять твою агонию. В коридоре кто-то шаркает.             Вы затихаете на мгновение в попытке предугадать ход другого.       Твой идеальный шанс на спасение.       Идеальный шанс Дэнни сбежать с чужим именем в бардачке и оставить два остывающих трупа в мотеле. Если он убьёт чужими руками, вы не разделите ни-че-го, ведь так? Удача улыбнётся лишь одному.       И твоими руками заветный кубик показал нужную грань: дверь в номер мотеля выбивают с ноги и приказывают не двигаться. Игра окончена.       Дальнейшие события для тебя словно происходили в тумане и сможешь вспомнить лишь отдельные обрывки, как кто-то поднял тебя с пола и передал медицинским работникам, с трудом вспоминаешь обвинения и суд, в котором решила выступать в качестве свидетеля, несмотря на связь и разрывающее горе. Для тебя это стало смягчающим обстоятельством с пожизненным отстранением от работы в органах власти на какой-либо должности.       Для Дэнни направленное на него оружие в номере мотеля стало падением. Его жизнь была закончена, но он улыбался прямо в карие глаза офицера Андерсона и не пытался скрыть настоящего себя, ведь раскрыл куда раньше запиской на покинутом рабочем столе в редакции местной газеты.       Он заливисто смеялся и не мог прекратить: спустя годы на дорожке из остывающих трупов появилось препятствие, стоившее Дэнни всего.       Если бы он только знал, чем всё закончится, то убил бы тебя ещё в лесу, когда импульсивно похитил из постели — озвучивает в зале суда, глядя в твои глаза. Детка, ты знала с самого начала, кто он, так почему сейчас льёшь слёзы, будто предал самый близкий?       Во время расследования и судебного процесса на койке одиночной камеры Дэнни даёт волю гневу за все прикосновения и слова, обращённые к мальчишке. Ты готова так быстро забыть своего наречённого? Какая шлюха… и подумать только, Джонсон хотел для вас обоих вечности. Всё это время он был единственным, кто действительно заботится?       Суставы пальцев хрустят. Даже спустя годы ты не смогла забыть.       В самый пасмурный из осенних дней посещаешь розвилльское кладбище и могилу со звучным именем на надгробии. Коннор с тобой. Всегда. Он стал частью жизни, которую не можешь вычеркнуть и оставить позади вместе с матовым кольцом на безымянном пальце руки, что ближе к сердцу,

навсегда принадлежащее Дэнни Джонсону.