Жёлтая пресса

Мысли выливаются в граненый стакан, выплескиваются, а затем спускаются в пищевод, чтобы никогда о них не вспоминать. И так всегда. —Кенана расстреляли. Василий, дрожащими руками прячет найденные записи в одежды, поднимая голову на подошедшему к его столу Киру. —Когда? —Вчера ночью. Договорился парень, мда. Кир садится, начиная трапезничать склизкой кашей. Моросящий дождь бил в маленькие окна столовой, где то наверху послышался хлопок. Опять стреляют. Василий никогда бы не поверил, что привыкнет к этому, к постоянному риску лишиться единственного, что у него осталось осязаемого-жизни. Шла вторая неделя октября. Или декабря?.. Время в Оазисе шло иначе. Оно ломалось, в зависимости от места, отойди чуть вперед, и смени часовой пояс на пару часов. Интересно, влияет ли это на естественные физические процессы вроде старения? В конце концов, уже как две недели Василий "жил" в Оазисе, в зале у Кира, на жестком диване, замерзая каждую ночь. Кошмары стали чем-то привычным, иногда даже спокойным. Василий привыкал. Он везде носил с собой пистолет. Василий считал что это однажды спасет ему жизнь, у него большие проблемы с доверием. Иногда он думал о том, что он почувствует, выстрелив себе в висок. —Следующий выезд когда?—Спрашивает Василий, отодвигая в сторону пустую тарелку. —Да сейчас уже. Дай доем только. —Нужно будет еще домой зайти, я камеру возьму. —Не устал еще некрофильствовать? Ветер разыгрался не на шутку. Казалось, еще чуть-чуть и крышу столовой сорвет, или повалит на всех обедающих. Дыры в основании крыши пропускали сквозь себя холодные струйки ветра, иногда с нее капало, но никто этого будто бы не замечал. Кир взглянул куда-то сзади Василия, будто высматривая кого то. —Смотри на них, раздают смерть, уроды. Василий медленно обернулся, и заметил двух пони в форме, один из них стоял ровно, словно на параде. Руки скрестил за спиной, и крысиной мордой высматривал кого-то среди голодной толпы в очереди. Второй, допрашивал какого-то беднягу. Наклонился буквой "Г" и только и делал что говорил, и говорил. —Чего им надо? —Заткнуть бреши на фронте. Ищут, кто еще не солдат. А может еще чего надо.—Он помолчал, а после добавил —Ищейки это, сверху. —Им должны немало платить за эту.. "работу".. Тот, что с крысиной мордой, встречается взглядом с Василием. Дергает второго за плечо и кивает на ничего не подозревающего журналиста. —Не привлекай внимание, Вась. Тебе на войне не место. Василий тут же отвернулся, уставившись пустым взглядом в стол. —Идут?.. Кир не ответил, лишь вздохнув в ответ. Тяжелая рука падает на плечо журналиста. —Василий Латунин?—Звучит низкий бархатный голос. Все началось сейчас. И продолжается уже пятый день. Дождь бьет по крыше автомобиля, щелчки бьют Василия в мозг-он заряжает магазин промасленными патронами. Взводит затвор и убирает пистолет за спину, укрывая его свитером. Он дрожит гораздо меньше с каждым разом. Сегодня он даже не зажмурится. Безмолвный водитель уезжает как только Василий выходит из машины. Топот тяжелых сапог по грязному полу. Мимо-ходячие проявления всевозможных тревожных расстройств. "Я-сосредоточение теплоты"-думает журналист, ему холодно. Гильзы падают на пол, звеня в ушах, оставляя интересные масляные узоры на полу. Тело сползает вниз, истекая кровью, и странное чувство вновь наполняет пустую голову убийцы. Он выходит, и закуривает. Мир кажется тягучим киселем. Василий уже знает кого обвинят в том, что сделал он. Они всегда убивают двух зайцев одним разом. Не только зайцев. Дождь стихает. Пара часов спокойствия. Пепел падает на мокрый тротуар, и Василий задумывается лишь о том, насколько он ничтожен. Все стало ничтожным с тех пор, как он приехал сюда. Василий потерял все, кроме себя, и надежды наконец выбраться отсюда. С каждым днем он терял себя все больше. Или находил? Василий помнит первый раз, когда он убил кого-то. Подсыпать порошок из стеклянной пробирки в еду, в столовой. Он помнит как тряслись его руки, когда он это делал. Он помнит, как он трясся после того, как это делал. Он помнит, как его тошнило, когда он узнал что тело похоронили лишь через три дня. Он слишком долго винил себя и закурил. Вредные привычки слишком быстро вырабатываются. Василий уже выплакал все, что мог. Это не его вина. Не он заставил себя убивать. Он не виноват. Тот, кто стоит наверху. Василий помнит его золотые глаза. Они наливались кровью, стоило тому лишь немного повысить голос. Он помнит, как тот сверлил его взглядом. Как разрывал его на куски, рассказывая то, что Василий не знал о себе. Он помнит, как тот угрожал Василию смертью его и его матери. Он обещал выпустить Василия. Он обещал. —Пройдемте с нами. —Говорит второй. Василия почти насильно поднимают с его места и выводят из столовой. Тело, в доспехах будто из золота, встречает Василия снаружи. Он уже видел эту броню. Лицо его закрыто шлемом-маской, но он все равно будто сверлил Василия взглядом. Разум затуманивается. Воздух из легких куда-то уходит. Василия ведут. Ведет. Он. Они прибыли слишком быстро, слишком быстро для того, кто не помнит ничего, пока шел. Огромный Шпиль, устремляющийся куда-то вверх. "Дворец"-Думает Василий, и наконец, осматривается вокруг. Дома. Больше, чем там, где он был. Лучше. И ни души на улице. Василия заводят в так называемый "Дворец" и ведут по лестницам вверх. Выше, выше. Он поднимается, или спускается? Десятки дверей на втором этаже, но его ведут выше. Наверх, к небесам. Сквозь тернии и к звездам, но звезды слишком часто умирают. Стяги-Золотые треугольники на красном фоне. Перечеркнуты. Каждый из них. Василий стерся в пыль и полетел по закоулкам дворца, пока его вели дальше. Это не похоже на то, о чем обычно писали в газетах, со статьями про Орден. Это было глубже. Глубоко внутри Василия загорелся слабый огонек. Он разгорался все сильнее, с каждым этажом. Все из за бесконечных ступеней, или окружения? Освещение тут слабое, произвольное-у него, будто, нет источника. Оно ложится на стены, и словно прилипает к любому, прошедшему мимо. Массивные двери открываются и Василия силой толкают внутрь. Помесь тронного зала с кабинетом. Вместо трона-стол, вместо произведений искусства вдоль стен-высокие книжные полки. Вместо короля-он.