Жёлтая пресса

—Ладно-ладно, не парься, ты, может, еще не умер. "Он" медленно подходит к Василию и валится в кресло, напротив того. Комната наполнена странным, железным запахом. Василий смотрит на "Него", сглатывая нечто, по вкусу похожее на кровь. "Он" достает сигареты, и закуривает, выдыхая едкий дым в лицо Василию, широко улыбаясь, кажется, наслаждаясь происходящим. —Оно того стоило?—Спрашивает тот. Тишина повисла в воздухе секунд на тридцать. —Прямо сейчас ты лежишь под грудой метала, скорее всего весь переломанный, и истекающий кровью. Тебе приятно? Ты постоянно писал про таких в газеты, а теперь сам стал таким. Тебе приятно? Василий чувствует, будто кто-то другой смотрит на него. В воздухе слышится чей-то протяжный стон. —Предсмертные вздохи, как тебе? Страшно? Я знаю что страшно. Василий наконец находит в себе возможность говорить. "Я не знаю" говорит он, "Это неправильно". Он чувствует, как что-то трогает его, но развернувшись, видит лишь две голубые точки темноте. Развернувшись обратно, над "Ним" он замечает еще две точки, золотые, и странным образом глубокие. Окружение, с громким треском медленно проваливалось в них. Первой мыслью Василия было "Это ломаются мои кости?". Усталость у всех проявляется по-разному. Сейчас, усталость Василия проявлялась в виде странной горечи во рту и головной боли. —Кислород, наверное, кончается.—Говорит "Он". Между тем, две золотые точки продолжают глазеть на Василия, прожигая в нем остатки спокойствия. Они иногда вздрагивают, исчезают, но все равно появляются вновь. Это продолжалось, пока в глазах у Василия не потемнело. Испарилось все. "Он", кресла, золотые точки. Самое главное-испарился и сам Василий. Мир перестал существовать. Эпопея мыслей, ее антракт, оказывающийся кульминацией. Как если бы главный актер погиб во время перерыва. Пыль, слоями накладывающаяся на современность, подвергая ту коррозии. Так рождается прошлое. Мы долго ждем прошлого, будто оно вот-вот уйдет в будущее. Проиграет себя вновь. Василий слышит странные смеси голосов, пока окружение выстраивается вновь, мозаикой разбиваясь по стенам. И видит он сотни черных дверей, и одну белую, посередине вдалеке. Он пытается придумать легкое четверостишье, чтобы отвлечься от голосов, которые он слышит. Ничего не выходит. Открывает первую попавшуюся дверь, а за ней пусто. Тупик. Судорожно бросается к еще одной, к следующей. Ничего. Он перебирает десятки дверей, мечется вперед и назад, рвет на себе волосы. "Я не хочу умирать!" говорит он себе. Но всё напрасно. Стены медленно давят на него, будто вот-вот готовы сжать его полностью, превратив в бесформенный кусок биомассы. Лишь затем он подходит к белой двери. Дергает за ручку, делает шаг внутрь. И рассыпается. Как битое зеркало, тело Василия бесконечно падает вниз. Василий слышит "Его". "Это еще не конец, Вась. Всё только началось." Время четыре утра. Василий, еще совсем маленький, смотрит на рассвет, пока его пьяные родители снова ссорятся. "Родители." Мама и ещё один. На улице поют птицы, старый граммофон играет что-то невнятное. Пока на фоне кричат и ругают друг друга двое, кого Василий ненавидит больше всего. Он засматривается на лес, за его окном. Густой, непроглядный, будто стена. Огромная зеленая стена, занимающая половину горизонта. Солнце пробивает эту стену, теперь похоже, будто лес в огне. Лес, охваченный пламенем, горелые зверушки, выжженная до костей местная фауна. Василий заплакал, подумав об этом. "Я не хочу умирать" сказал он. Все показалось ему таким мелочным, таким жалким, в сравнении со смертью. И ему стало стыдно. Стыдно за то, что он жалуется на мелочи, стыдно за то, что он все еще чем-то недоволен. Стыдится чего-то в таком возрасте опасно. С тех пор Василий ненавидит рассветы, да и закаты тоже. Ему плохо от оттенков желтого, ведь каждый раз он вспоминает маленького себя. С недавних пор, он постоянно вспоминает и Альберта, как бы он ни хотел доказать себе что ему плевать, это правда лишь наполовину. Поезд проезжает по мозгу Василия, выписывая странные кривые. Долгое время, гул, сопровождающийся постоянных грохотом колёс, летал в воздухе, метаясь не слабее поезда. Пируэты звуковой какофонии исчезали так же быстро, как появлялись. А затем рокот колёс стих, остался лишь гул. Глубокий и сильный гул, стоящий будто у Василия в легких. "Я понимаю, что у меня есть проблема, мне лишь нужно ее решить" Палец медленно давит на спуск, затем выстрел, такой же тихий, но заставляющий бесконечное гудение нарастать все сильнее. Пытаясь сбежать от него, еще несколько выстрелов растворяются в пустоте бесконечного поезда. Никаких новых звуков, лишь жужжание где-то глубоко в голове. Последний выстрел, его слышно прекрасней некуда. Поезд останавливается, возвращается обратно, словно пластинку поставили задом наперед, а затем исчезает. Тело погибает, становится холодным, разлагается. И все за пару секунд. Не всегда тот, кто казалось бы погиб, на деле умер. Мы все умираем чаще, чем мы думаем. Врачи будут гадать, что им делать сначала-пихать вату в раззявленное горло, или зашивать дыру на затылке, понимая что лежащее перед ними тело еще дышит. Ненадолго. Часы отбивают полночь, пока мир предан огню. Василий любуется своим горящим домом, искренне улыбаясь. Он не видел ничего более прекрасного, чем это. Старые, громоздкие часы пробивают полночь, но вместо кукушки вылетает чье-то обезображенное лицо. "Что ты делаешь у меня дома?" На удивление спокойно спрашивает оно. "Я тут живу." Говорит Василий. "Ненадолго." Не я живу у тебя, а ты живешь у меня. В голове. Глубоко, там, куда нельзя попасть хирургическим путем, но у Василия появилось странное желание сделать это. Гвоздем он пробивает себе глазницу, вбивая острие все глубже внутрь, до тех пор, пока то не пробивает череп и не выходит сзади. Василий смотрит на себя в разбитое зеркало и улыбается. "Я выгляжу хорошо." Говорит он. Его амбиции, как хрусталь-прозрачны, хрупки, пылятся где-то на полке. Их не существует, они нематериальны, а значит их нет. Ничего нет. Ничего не существует. И нигде. И никогда. Василий понимал это, как и понимал что его тоже не существует. Ты не заметил, что все превращается в забавную лесенку из мыслей? Спускаясь на ступень ниже, ты поднимаешься наверх. Поднимаясь на ступень выше, ты спускаешься вниз. Что же делать? Василий пользовался лифтом. Но его это не спасало. Обрывки воспоминаний летают вокруг, пока Василий тщетно пытается собрать их все вместе. "Стойте же вы, ну куда же вы так!" Кричит он. Он пытался так долго, а затем они все вспыхнули и тут же превратились в пепел. Василий погиб в ту же секунду, как ни крути, воспоминания это единственное что держит его в живых. По крайней мере, этого Василия. Да и то, ненадолго. Глаза, налитые кровью странно напоминают вишню. Сопротивление самому себе всегда приводит либо к разложению, либо к озарению. Василий чувствует вкус крови во рту. Снова. Он сплевывает куда-то вниз, тщетно стараясь избавится от этого вкуса. Стрелки часов поворачиваются вспять, откидывая время все дальше в прошлое. Разрывая старые шрамы. Всем будет страшно, больно. Никто не уйдет от этого. "Я-скиталец, ищущий покой среди морей из хаоса, раскиданный и собранный, живущий в единении с собой, живущий в страхе, с надеждой на спасение. Моя жизнь обрывалась, и я возрождался вновь, я дрожу от понимания тленности, создавая бытие с начала, уничижительно убивая то, что не знаю. Я живу, и умираю, заканчивая цикл. Меня не признают и гонят отовсюду, только чтобы я продолжил путь, ведь этим, я дарую себе свободу. Я-воин, почетно несу службу ради внушенных идеалов, скован и беспомощен, я работаю ради шрамов, растворяя свою личность в алчности и жестокости. Мои руки в крови, ведь у меня самого нет ни крови ни чувств. Пешкой, я был рожден, и пешкой я и умру, ведь так мне приказали, ведь им нет дела до меня. Я-пастор, с детьми моими, трепещущими языками пламени разносящими слово мое, и правду мою. Я волен смотреть в будущее и мешать тому, что произойдет дальше. Я волен искупать и прощать грехи тех, кто этого не заслуживает. Мой храм разорвет ветром, вместе с детьми моими, а мои останки останутся пожирать стервятники. Я-все что было, что есть, что будет. Я начало и конец, умерщвленный собой, декапитатор своих развращенных мыслей, с меня все началось, и на мне все закончится ибо есть на то воля моя, и воля тех, кто стоит выше. Они придут на рассвете и отдадут всему живому то, что они заслуживают. Застрявший между мирами, я проводник Их воли, я тот кто принесет Их слово, сделает то, что должно. Мое тело не значит ничего, моя жизнь не значит ничего, если есть на то Их воля. Умерщвленный собой, такой, какой я есть, я встречаю потерянных, обрекая их на свободу или мучения." Василий перешел черту. На улице нежно пели птицы.