Трёхглавый змей: Хранители

      Как только профессор исчез, в комнате воцарилась тишина. Себастьян снова сел за стол, задумчиво глядя в одну точку. Его взгляд был сосредоточенным, почти одержимым. Мара мельком взглянула на него, уже предчувствуя, что он собирается предложить.       — Давай попробуем ещё раз, — произнёс он, не поднимая головы.       Она знала, что он не успокоится. Себастьян всегда был таким — если что-то сложное начинало у него получаться, он бился до последнего, не сдаваясь.        — Хорошо, — ответила Мара, глубоко вздохнув.       Себастьян сел напротив неё, его глаза внимательно всматривались в лицо волшебницы, как будто он пытался прочесть её мысли ещё до того, как они начнут тренировку.       — Готова? — спросил он тихо, и, когда она кивнула, снова сосредоточился. На этот раз он сделал то, что говорил Вульф: убрал из головы всё лишнее, очистил разум, чтобы в центре его внимания осталась только она.       Мара прикрыла глаза и попыталась расслабиться, хотя внутри у неё всё сжималось от напряжения. Она чувствовала, как его присутствие, словно тень, снова касается её разума, но на этот раз не так резко, как раньше. На этот раз он не пытался пробиться силой — его сознание медленно и мягко вползало в её мысли, словно змея.       "Я чувствую тебя", — внезапно услышала она в своей голове голос Себастьяна, как далёкий шёпот, и её сердце учащённо забилось.       Его разум проникал всё глубже, как сквозь тёмные завесы, наполняясь отголосками её воспоминаний. Всё ещё неясные, эти образы и чувства вдруг начали становиться чётче. Он увидел подвал. Запах сырости, металлический блеск ржавого хирургического стола. Себастьян сразу понял, что это место: подвал, в который её заманил Тревес. У него сжалось сердце, но он продолжал двигаться дальше, стараясь не застрять на одном воспоминании.       Затем перед ним промелькнули яркие всполохи. Битва с Тревесом, вспышка зелёного луча. Профессор Шарп падает на пол. Он видел его открытые, пустые глаза, замершие в удивлении. Этот момент пронзил его острым, болезненным холодом. Эти воспоминания причиняли такую боль, что он мог почувствовать её даже сейчас.       Его дыхание стало неровным, но он продвигался дальше. Он видел, как Мара использовала свою магию. Снова и снова. Огонь пылал в её руках. Он видел момент, когда Тревес поднял палочку, пытаясь атаковать, и видел, как её магия взорвалась вокруг него. Палочка Тревеса разлетелась в пыль, а затем и его рука.        Себастьян продолжал продвигаться глубже в её сознание, будто тянулся к чему-то, что само притягивало его. Он видел, как Мара, едва спасшись от Тревеса, оказалась одна в руинах, окружённая холодом и тишиной. Она стояла посреди замёрзших развалин, её дыхание вырывалось облачками пара в ледяном воздухе. Он чувствовал её страх, усталость и… что-то ещё.       И вдруг он увидел её мысли. Её отчаяние.       «Если я умру, они будут в безопасности...»       Себастьян на мгновение замер. Это был не просто мимолётный страх или паника — это было чёткое, продуманное решение. Он чувствовал, как она всерьёз подумывала покончить с собой, чтобы спасти его и Оминиса от преследования Хранителей. Её руки дрожали, но она была полна боли и решимости. Она считала, что это единственный выход. Что если она умрёт, то всё закончится. Их больше никто не тронет.       В этот момент её разум резко и беспощадно выбросил Себастьяна. Всё оборвалось. Он отшатнулся назад, чувствуя, как его сознание вернулось в реальность, в старинный дом, где они сидели за столом.       Мара вскочила со стула, выхватив волшебную палочку вслед за мыслью о том, чтобы стереть ему память сейчас же.        — Ты... — выдохнула она, опасаясь его реакции. — Ты видел?       Себастьян молча смотрел на неё, пытаясь собрать мысли в единое целое, но внутри него уже всё кричало.       — Что случилось? — Оминис встревоженно выпрямился на стуле.        — Себастьян, пожалуйста… — её голос сорвался, и она сделала ещё шаг назад. — Не говори ему.        Его лицо было искажено болью и гневом, но теперь к этому примешивалась ещё и горечь. Он стиснул зубы, глядя на неё, и на мгновение не мог решить, что делать. Как он мог утаить это от Оминиса? Он всегда был честен с ним. Но как он мог сказать ему это? Как мог ранить его ещё сильнее?       — Пожалуйста — дрожащим голосом продолжила Мара. — Я не сделала этого. Я передумала, Себастьян. Передумала! Прошу, не говори ему…       Она смотрела на него умоляюще, её глаза блестели от сдерживаемых слёз. Она знала, что если Оминис узнает, это его уничтожит.        — Мара… — начал Себастьян, его голос был надломленным, наполненным болью и противоречиями.       — Что именно мне не нужно знать? — беспокойно спросил Оминис, вскакивая на ноги.        Мара замерла, её дыхание участилось. Она не знала, что сказать. Она просто стояла, парализованная страхом и отчаянием.       — Ничего, Оминис, — выдавила она. — Это не имеет значения. Я… Я этого не сделала. Я передумала.       — Передумала что? — его голос звучал напряжённо. — Что ты хотела сделать?       Он обогнул стол и подошёл к ней. Он знал, что что-то случилось, что-то ужасное. Что-то, о чём они оба не хотят ему говорить.       Себастьян, всё ещё сдерживаясь из последних сил, бросил взгляд на Оминиса. Он видел его напряжённое лицо, слышал в голосе тревогу, и внезапно внутри Себастьяна что-то сломалось. Хуже всего было то, что он слишком хорошо понимал Мару. Понимал, потому что чуть не сделал то же самое в прошлом году. И именно Оминис спас его тогда. Это делало ситуацию гораздо хуже, чем она могла бы быть, но скрывать это от Оминиса он не мог.       — Я не могу, Мара, — пробормотал Себастьян, глядя на неё с отчаянием в глазах. — Это неправильно. Раз я узнал, он тоже должен знать.       Мара обречённо опустила плечи и закрыла глаза.       — Что знать? — голос Оминиса срывался на крик. — Что происходит? Кто-нибудь, скажите мне!       Себастьян тяжело вздохнул.       — Она хотела покончить с собой, Оминис, — произнёс он тихо, но каждое его слово резало воздух, как лезвие. — В тот момент, когда она оказалась в руинах. Она думала, что если умрёт, то спасёт нас с тобой от Хранителей.       Оминис застыл. Он стоял на месте, не произнося ни звука. Его лицо не выражало ничего — ни боли, ни удивления, ни гнева.       — Ты серьёзно верила в это? — тихо спросил он. —  В то, что твоя смерть могла бы спасти нас? В то, что это было бы спасение?         Мара опустила голову, не в силах смотреть на него. Слёзы, которые она так долго пыталась сдержать, покатились по щекам, заливая её лицо. Она попыталась сделать шаг к нему, но Оминис отступил назад, и эта резкость его движения ранила её сильнее, чем любые слова.       — Я передумала, — прошептала она. — Оминис, я не смогла…       Но это не приносило облегчения. Оминис стоял неподвижно, его лицо было бесстрастным, но его руки дрожали.       — Ты хотела уйти и оставить нас одних, — сказал он, и голос его был полон боли. — Ты хотела бросить нас. Ты же обещала этого не делать.       — Я и не сделала! — вскрикнула Мара. — Я передумала! Оминис, я не смогла это сделать!       Но эта правда больше не казалась достаточной, чтобы успокоить его.       Внутри Себастьяна бушевал настоящий ураган. Гнев, страх, боль и отчаяние — всё смешалось и навалилось на него так, что казалось, сердце просто не выдержит и разорвётся на куски. Ему хотелось закричать, сломать что-то, разбить эту душераздирающую тишину, и в то же время броситься к ней и прижать к себе, укрыть от всего этого ужаса, который стоял между ними.       Но он знал, через что она проходила. Знал, что такое — хотеть уйти. Знал, каково это — стоять на краю, когда кажется, что шагнуть вперёд будет легче, чем вернуться обратно.       И вдруг Себастьян понял, что сейчас чувствовал то же самое, что чувствовали Мара и Оминис год назад. Когда он сам оказался на грани. Когда темнота поглотила его, и он больше не видел смысла жить. Он помнил перекошенное от ужаса лицо Мары и побледневшее лицо Оминиса. Помнил, как палочка дрожала в его руках. Теперь он был на их месте.        Сейчас его собственные чувства были не важны. Как бы ни было больно ему самому, он знал, что Маре в сотни раз хуже. Потому что она оказалась в том самом месте, где побывал он. Потому что её разум довёл её до той же черты, по которой ходил он сам.       — Ты ведь знаешь, — еле слышно сказал он, подходя ближе, — каково это... видеть того, кого ты любишь, на краю. Знать, что тот, кого ты любишь больше всего, готов исчезнуть, потому что думает, что так будет легче для остальных. И ты знаешь, что это не так. Не так.       Мара судорожно вздохнула, и слёзы полились ещё сильнее. Она не могла говорить. Слова застряли в горле.       — Ты не понимаешь, что бы с нами стало, если бы ты… — Оминис не закончил фразу, потому что боялся даже сказать это вслух.       Мара не могла больше сдерживать эмоции, бушевавшие внутри неё. Она не могла больше смотреть на них. Не могла слышать, как их слова разрывают её на куски, как они цепляются за неё, будто она уже ушла. Она закрыла лицо руками, но это не помогало.       Себастьян, наконец, подошёл к ней вплотную и обнял, прижимая её голову к своей груди.        — Мы… Ты — наш дом. — сказал он тихо. — Ты — наша жизнь, Мара.       Оминис шагнул к ним, и теперь его голос был мягче, но всё ещё полный боли.       — Мы прошли через столько всего вместе. И если ты думаешь, что твоя смерть могла бы решить всё, то ты ошибаешься. Я бы не смог жить дальше, если бы ты ушла.       Он обнял её с другой стороны и закрыл глаза, хоть это ничего и не меняло.       — Зачем ты рассказал, Себастьян… — прошептала она.        — А что мне было делать? — Отвечал он, поглаживая её по волосам. — Сделать вид, что я ничего не видел?        — Нужно было дать мне стереть тебе память.       — Ещё чего! — Возмутился Себастьян.        — Я не хотела, чтобы вы видели меня такой... слабой, — прошептала она, её голос был почти не слышен.       Себастьян обнял её крепче.       — Слабой? — мягко усмехнулся он. — Мара, ты сильнее всех нас. Ты выдержала то, через что другие бы пройти не смогли. Мы не просим тебя быть идеальной. Мы просим тебя быть с нами.       Вдруг он напрягся, обхватил её лицо ладонями и поднял, внимательно глядя ей в глаза.       — Ты стирала мне когда-нибудь память, Мара Сейр? — спросил он с прокурорской твёрдостью, хотя в его голосе зазвучало неподдельное беспокойство.        Маре вдруг на какое-то мгновение стало страшно. Он был выше её больше, чем на голову и в полтора раза шире в плечах. Его руки обхватывали её голову почти полностью, и ей показалось, что он мог бы запросто раздавить её, если бы захотел. Она моргнула, прогоняя эти мысли. Себастьян бы никогда ей не навредил.       — Я никогда не стирала тебе память, Себастьян. — Сказала она настолько твёрдо, насколько могла. — А ты?       Он даже растерялся на секунду.       — Нет, я не стирал тебе память. — Он отпустил её лицо, и она снова положила голову на его грудь.       — Мерлин, за что судьба послала мне этих двух психопатов? — Тяжело вздохнул Оминис, до этого напряженно молчавший. Эта ситуация не отпускала его, но Мара была права: это всего лишь мысль, которая не должна была выйти за пределы её головы.        — Тебе я тоже не стирала память.       — И я.