Наваждение

      Как и договаривались, они отбыли из Калькутты в полдень. На полпути мрачный четверг обратился в дождливый, и господин дома Рай, сопровождавший экипаж, уехал вперёд — внутри плечистому воину не было места.       Зоя злилась на дождь — он помешал ей мечтать. В маленькой карете, куда едва помещалась княжна и юная госпожа Рай, не было ни единой точки, за которую бы мог уцепиться взгляд: складки платья, сари, красная обивка, пара книжек в кармашке у двери. Все три часа, что они провели в дороге, Зоя, опустив подбородок на сложенные на окошке руки, наблюдала за клеткой. Она то приближалась, то удалялась, то морщилась, то разглаживалась. Широкая спина господина Рай, обтянутая дорогим рединготом красовалась перед глазами шотландским тартаном и кричала: «Думай обо мне, слабая душонка, думай!». И Зоя думала.       Ни о чём-то конкретном, мысли переливались одна в другую, показывая безобидные картинки прошлых разговоров и их новые вариации, исковерканные до той степени, какую мог позволить нетронутый светской жизнью мозг. В них она отвечала остроумнее, не шмыгала носом и шутила так, что слуги в соседней комнате подскакивали от звуков громкого раскатистого смеха господина Рай. Мечты эти, простые и, благодаря одному лишь пуританскому воспитанию, нетронутые ещё желаниями порочными, успокаивали и уносили в место без времени и кары за собственную ничтожность.       А Зоя была ничтожной. Так она ощущала себя, когда Камал развернулся, махнул рукой и, убрав с лица налипшие на щеке пряди волос, поскакал вперёд. Вместе с ним на горизонте исчезала клетка и дурман от незатейливых фантазий, остался только стыд от собственных идей, в которых она может быть интересна кому-то, кроме налоговых служащих и собственного брата.       Амрита, до того каждую встречу стремившаяся заполнить редкую минуту тишины разговорами о свадьбе, уснула сразу же, стоило их нехитрой процессии выехать за город. Убаюканная заботами большого дома, спала она крепко, но на каждой неприветливой кочке маленький веснушчатый носик морщился и грозил всему миру большими неприятностями за потревоженный сон.       Свойственные её семье прямолинейность и гордость не в полной мере овладели девочкой в детстве. С юных лет Амрита была тихой и покладистой, во многом ориентируясь на сильных характером подруг. Сейчас же, когда рядом не было шумных и властных Басу, желавшим то замечать виделось всё отчётливее — Амрита была истинным продолжением рода гепардов. Это не могло изменить и замужество — гепард и лев не могли бы ужиться в её душе, как честность и изворотливость, согревающий костёр и лесной пожар.       Без пары месяцев госпожа Дубей проснулась лишь у поместья, когда колёса, напоследок хлюпнув, соскользнули с рыхлой от дождя деревенской дороги на каменную подъездную аллею.       Загородная резиденция Рай пряталась в холмистом краю в окружении нескольких десятков деревень, пары озёр и леса, захватившего плодородную долину. Широкие кроны деревьев бодхи и бенгальской айвы стучали в окна большого белого дома с рыжей черепицей. Старый и крепкий, он, по причине нажитой за почти полное столетие жизни мудрости, не стремился впечатлять. Приосанившись и набрав в комнаты больше воздуха, он степенно и равнодушно взирал на посетителей. Вероятно, старый мудрый дом понимал — ему нечего предложить изнеженным посетителям из города: два этажа, простая терраса, увитая облагороженным вьюнкоми, овальные рамы и балкончики спален с простыми прямоугольными перилами, вот и всё его богатство.       Камал опередил повозку минут на сорок, что позволило ему успеть принять ванну, но не просушить волосы. Когда карета задребезжала по старой, видевшей не одно поколение леопардов, дороге, хозяин вышел из дома в домашнем — объёмной белой рубашке, заправленной в брюки. Промакивая полотенцем влажные кудри, он помахал высунувшейся из окна экипажа сестре и спустился по ступеням, по пути то сжимая, то разжимая тронутые сединой пряди.       Не дожидаясь, пока девушки выберутся наружу, Камал облокотился о дверцу кареты, и едва протиснувшись в окно, спросил у сестры:       — Ты, что, соня, всё так и спала?       Стоило Амрите кивнуть, господин улыбнулся:       — И о чём грезила? Всё о свадьбе?       — Не снилось мне ничего, зачем сразу дразнишься?       — Не дразнюсь, просто угадываю. И чувствую, обманываешь ты меня, хитрая госпожа! — Камал положил на лоб Амрите палец и слегка потёр кожу, движениями словно обозначая бинди.       — Даже если и снилось, что с того? — Амрита сложила руки на груди и приподняла нос.       Камал улыбнулся и обхватил рукой подбородок Амриты:       — Ничего, это я просто от зависти издеваюсь.       Страшась возвращения утихшего всего час как дождя и гнева господина, чуть не застрявшего на обратном пути в окне кареты, шудры шустро затащили в дом дорожные сундуки девушек.       В коридоре было темно и тесно, пахло свежесваренным кофе. Господин инженер, как Амрита назвала Камала, выдернувшего из масляного светильника фитиль в попытке наладить освещение, приказал слугам отнести вещи наверх. Амрите хотелось скорее принять ванну, поэтому, взяв с Зои обещание не ложиться спать до ужина, сестра господина дома понеслась наверх по лестнице, каждая из ступеней которой была ей знакома. Зоя же замерла у кофейного столика, где на белой кружевной салфетке стоял граммофон с голубой трубой, напоминавшей ракушку. Ей было неловко обратить на себя внимание. Бормоча проклятия, Камал портил белое полотенце, которым ещё пару минут назад сушил волосы, промакивая следы масла на ладонях, а шудры, постоянно что-то роняя, скорее из-за присутствия хозяина дома, нежели собственной неуклюжести, разбирали багаж. Беря с пола по одному ещё недавно оброненные дорожные сундучки, шляпные коробки и перевязанные бечёвкой книги, они вытягивали драгоценную поклажу в руках и шли по ступеням медленно и чинно, ежесекундно вытягивая шею и заглядывая под поги. Зоя вжималась в столик, стоило кому-то из них пройти мимо, мечтая раствориться в пространстве от чувства неловкости. Вокруг кипела жизнь, все были заняты, действовали слаженно и бодро. Зоя же вписывалась в картину дома подобно квадратному кусочку смальты в наборе деревянной мозаики. Было что-то неправильное в её нахождении здесь. Искреннее на первый взгляд приглашение теперь казалось элементарной вежливостью, поэтому теперь её согласие лишь доставляло неудобства.       Кто-то из слуг взял в руки стопку книг Амриты и две перевязанные красной лентой книги. Прижавшись бедром к столешнице, Зоя ожидала, когда тот пройдёт мимо, но шудр обернулся на голос господина Рай: «Готам, берите больше, а то до ночи не управитесь!». Шудр развернулся, поровнялся с Зоей… и чуть не подпрыгнул, когда она, не веря собственной прыти, выхватила обёрнутые лентой книги и пробормотала:       — Ой, нет, я сама!       Прижав корешки к животу, девушка опустила голову. Буквы «Сказки» прожигали корсет и нагревали кожу, путаясь и отпечатывались словом «стыд». Княжна взяла несколько сборников в библиотеке после ужина в доме Рай, где Васанта восторженно и даже как-то трепетно показывала ей картинки в своей собственной книжке. Зое не хотелось казаться маленькой девочкой в глазах Камала, который и так относился к ней с братским теплом, поэтому когда хозяин дома подошёл ближе, закинув на плечо испачканное полотенце, она лишь сильнее обхватила книги руками.       — И что у нас тут?       — Ничего.       — Когда говорят «ничего», то имеют в виду всё и сразу, — Камал улыбнулся и опустил взгляд на тёмно-синие переплёты.       — Тебе и правда интересно?       — Книжки? Не сильно.       — Тогда зачем спрашиваешь?       — Ты сама предложила. Реакция ярче обложки, — указательный палец его руки лёг на лоб Зои, — ещё одна хитрая госпожа.       Палец обозначил круг и на несколько секунд замер. Зоя чувствовала запах горького масла из лампы, не до конца стёртого с рук, и страх. В первую очередь было страшно пропустить вдох и начать задыхаться, кашляя и краснея, как перезрелый помидор. Сглотнув как можно тише, княжна крепче сжала книги и медленно приподняла голову.       — Я не предлагала.       Палец начал соскальзывать к переносице, и Камал, разок-другой моргнув, отдёрнул ладонь. Потерев одной рукой шею, он попытался засунуть вторую в карман, но промахнулся и попал лишь со второго раза:       — Ну в общем, бог с ними, не моё это дело.       Зоя отвела взгляд. Рядом зашуршала ткань, и на перила опустилась большая ладонь с фамильным перстнем рода Рай:       — Пойдём, самостоятельная госпожа, покажу тебе гостевую спальню, всё равно все заняты разбором этой великой горы.       Кивнув в сторону багажа, господин махнул рукой, приглашая за собой, и в один шаг оказался на лестнице.       Рядом с Камалом дом казался крошечным: если на первом этаже потолки были высокими, то уже при подъёме на второй стало ясно — макушка господина рода была в опасности каждую минуту нахождения там. Простая прямоугольная лестница в два пролёта вела к узкому коридору с шестью выкрашенными белой краской дверьми. Кремовые стены, коврики, коричневый паркет — всё то, что Зоя уже видела в нескольких индийских домах, построенных после колониального вторжения, однако одна вещь выделяла его среди прочих, кроме её собственного: фотографии.       — Это что, ты? — из невесть откуда взявшейся упрямости Зоя продолжала сжимать книги, поэтому на фотографию, где какой-то юноша с длинной косой смиренно сидел в кресле, сложив ладони на коленях, она кивнула головой.       — Ммм? — Камал обернулся и прищурился — как и внизу, у спален лампы почти догорели, и коридор продолжал бороться с теменью лишь благодаря маленькому окошку у лестницы.       — Вот это, — Зоя дважды кивнула и отступила на шаг, когда Камал приблизился и наклонился к фотографии.       — Нет! — его ладонь в миг накрыла стекло рамки.       — Реакция ярче фотографии, — передразнила княжна, — ты что, когда-то носил косы?       — Нет, — Камал обернулся к Зое спиной и, согнувшись так, чтобы она не могла подглядеть, снял рамку с гвоздика.       — Да что с ней не так? Хорошее фото. В тех местах, что я успела разглядеть.       Мужчина, подобно гостье, тоже хранящей свой секрет, прижал рамку к груди, не давая ни малейшего шанса увидеть его юное, но уже испытанное бритвой лицо, и сказал:       — Это было давно, ещё до смерти родителей и восстания. И вообще…       Не дождавшись продолжения Зоя ответила:       — Удивительно. Я думала, ты родился с усами.       — Родился, конечно, просто в день съёмки они были у прачки.       — Вот оно что! А коса?       — Что коса?       — Косу почему не отдал прачке?       — Потому что я пытался быть похожим на отца твоего брата, а воины, подобные ему, не полоскают косы к тазу. Хотя надо у Дорана спросить, он его лучше знал, может и понахватался чего.       — А твой отец? На него ты не хотел быть похожим?       Камал нахмурился и сделал шаг вглубь коридора, поманив за собой Зою:       — Почему? Очень даже хотел. Просто он не терпел длинных волос, вот я и бунтовал. Мне пятнадцать было, ну какие в пятнадцать стрижки до ушей? Это сейчас молодёжь не ценит свободу, что дают волосы. Всё подрезают да ровняют. Вот мой отец, — Камал остановился у большого портрета между двух дверей и поправил съехавшую с подвеса рамку, — и мама.       Мужчина, высокий и широкоплечий, носил усы, которые были похожи на то, что Зоя, по факту своей национальности, знала как «бублик», а также короткие, аккуратно уложенные на косой пробор прямые волосы. Мягкие, почти мальчишеские черты лица скрывали почтенный возраст, тогда как госпожа дома Рай была моложе мужа на добрый десяток лет, но сохраняла суровость при видимой попытке сдержать смех. Круглые выпученные глаза, торчащие во все стороны кудряшки и сжатые от напряжения губы выдавали в ней склонность к баловству и неспособность усидеть на месте хотя бы пятнадцать минут ради фотографии. Казалось, на стуле её держит лишь опущенная на хрупкое плечико рука мужа.       — Ого, — Зоя придвинулась ближе, практически касаясь носом стекла, — ты скорее похож на отца, но волосы и нос от матери, у Амриты всё наоборот. Теперь я хотя бы понимаю, почему схожего в вас так мало, а девочки всё шутили, что Амрита приёмная, хотя очевидно же, что–       — Какие ещё девочки? Басу? — Камал сильнее прижал к груди рамку и приподнял бровь.       — Ой. Я… Ну ты понимаешь, давно это всё…       — Басу, значит.       Зоя собиралась что-то сказать, дабы оправдать глупые детские шутки сестёр, предательски выползшие из её размякшего на деревенском воздухе сознания, но на первом этаже кто-то завопил:       — Братец! Ты где, братец?       Лицо Камала из просто овального обратилось в вытянутое:       — Пожалуйста, скажи, что я не забыл рассказать, к кому на свадьбу мы едем?       — К вашему загородному распорядителю.       — Дурак, — Камал приложил ладонь ко лбу и прикрыл глаза. Тогда план такой: удивляйся, но не делай поспешных выводов. Идёт?       Не понимая, на что соглашается, Зоя кивнула.       — Братец! — высокий женский голос где-то у лестницы обозначил присутствие своей обладательницы.       Кинув взгляд на Камала, чьё красивое лицо растянулось в улыбке, Зоя обернулась. На последней ступеньке лестницы стояла высокая женщина лет сорока в нежно-розовом сари и соломенной шляпе, висящей на завязках у лопаток. Красные щёки, выделяли то, что совершенно сбивало Зою с толка — рыжие волосы и россыпь веснушек на бледной коже.       Переведя взгляд на фото портрет семейной пары, девушка приподняла брови: «Как бы то ни было, а в Индии умеют развлекаться».