Наваждение

      Полуденное июньское солнце выжигало бестеневые улицы Калькутты, заползая под лёгкие сари местным женщинам и мучая чопорных англичан в твёрдых рубашках с высокими воротниками, стремясь будто бы разодрать истерзанную духотой плоть. Источая яркий аромат, взращенный в ладонях богини Парвати куст жасмина, торчащий из-за забора высокого поместья семьи Басу, был единственным местом, где усталый путник мог на несколько минут укрыться в листве от палящего зноя.       Секретное место было хорошо известно темноволосому мужчине, приехавшему в колониальный центр Калькутты на лошади. Он срывал разгорячённые на солнце ароматные цветы жасмина и, растерев между пальцами, вдыхал аромат, не обращая внимания на лепестки, застрявшие в усах. Человеку его статуса не полагалось появляться в обществе потным и растрёпанным да к тому же в британской конной амуниции, как чужеземный солдат или простой посыльный, но Камал Рай знал, что именно из подобных шалостей и состоит жизнь. Господин Рай, как и любой мужчина Дюжины, прекрасно понимал силу своего происхождения — подобно леопарду, тотемному животному своей семьи, он всегда шёл на риск только в том случае, если был уверен в победе, а такая мелочь, как несколько раскрасневшихся то ли от жары, то ли от смущения девушек, была лишь приятным дополнением к его утреннему приключению.       За воротами дома что-то с грохотом уронили, следом послышалась едва различимая брань. Камал засунул смятые цветочные бутоны в карман сюртука, спешился и повёл коня за уздцы к главным воротам. Он не терпел шума и возни, особенно если они разрушали атмосферу дома столь любимой им семьи.       Особняк в колониальном стиле, построенный всего лет тридцать назад, был выкрашен и отдраен к приезду младшей сестры господина Басу. Кремовый дом сочетал в себе строгую английскую готику и яркую индийскую непосредственность, из-за чего напоминал изрыгнутое противоестественным союзом двух стран уродливое детище. Резкие линии и заострённые башенки встречались с мягкими очертаниями овальных оконных арок и резными балкончиками. Подобными домами обзавелись практически все богатые семьи в Индии, хотя среди знати и было негласное правило отвергать всё английское. Но всё смешалось — не смотря на легенды о долгожителях, в Индии не осталось ни единой души, помнившей приход англичан, поэтому в страну просочились не только молочно-белые лица, но и чужая культура, встроившаяся в жизнь столь незаметно, что никто и не мог сказать, что тут родное, а что чужое.       Камал не испытывал ненависти к английскому стилю — его притягивали как строгость и простота, которых в быту придерживались чужеземцы, так и попытка вклиниться в местный колорит с учётом индийских традиций, какими бы варварскими они их не считали. Распространяться об этом он не спешил — накал страстей в Дюжине за последние пять лет достиг пика, так что любое неверное слово могло разрушить и без того шаткий мир, который из последних сил сохраняли семьи Басу и Дубеев.       На мощёной красной брусчаткой подъездной дорожке за воротами стояла танга (1), запряжённая двумя крепкими пони. Несколько слуг, заметивших приближение Камала, подбежали к знатному господину и увели лошадь, остальные лишь нервно поглядывали в его сторону, копошась возле лежащего на земле сундука, и пытались собрать с брусчатки перья для письма, бумагу и записные книжки. Господин Рай поморщился — все вещи были в пыли, но не в его правилах было делать замечания или отчитывать чужих шудр (2), какими бы ослами они ему не казались, в особенности, если это слуги семьи Басу. Вихан Басу, племянник Видии, главы правящего рода, с чрезвычайной тщательностью относился к выбору работников, а в особенности сейчас, когда в доме появилась незамужняя девушка.       Высокие деревья на территории поместья закрывали окна, создавая сумрачную атмосферу, но даруя долгожданную прохладу в летний зной. В просторном холле пахло свежей краской и воском для полировки; прибавилось цветочных композиций в вазах и сменились ковры. Камал вытер пот со лба и улыбнулся — его тронуло то, с каким уважением и любовью Вихан относился к приезду сестры, пусть в личных беседах друг и не выказывал особых эмоций от её возвращения. Господин Рай знал — показная бесстрастность важна, особенно сейчас, когда ты не знаешь, кто действительно твой друг, а кто враг. Он сам был крайне строг со своей сестрой Амритой и старался не показывать, насколько девушка ему дорога — любая привязанность сейчас может стать той самой точкой, в которую ударит враг.       Кивнув слуге, который забрал его перчатки и хлыст, Камал указал на лестницу, ведущую на второй этаж, и спросил:       — У себя?       Слуга опустил голову, сжав перчатки господина:       — Хозяин заканчивает с поручением госпожи Басу, скоро он спустится; прошу вас проследовать в большую залу, мы приготовили для вас напитки.       Камал кивнул и направился в правое крыло хорошо знакомого особняка. В зале соседствовали мягкие кремовые диваны в европейском стиле и резные столики из тёмного дерева с индийскими орнаментами. Ещё одно приобретение к приезду чужеземной госпожи. Сам Вихан хоть и был из рода кшатриев, не особенно ценил роскошь и удобства, которые ему даровали родовитость и богатство — как и многие не застрявшие в бреду своих амбиций и страстей мужчины Дюжины, он в первую очередь стремился к процветанию и обогащению Индии, а не собственного кошелька.       Камал взял с подноса бокал тхандаи (3) и сделал глоток. Пряный густой напиток нежно обволакивал горло и даровал такое долгожданное облегчение в этот жаркий день. Прозрачная белая штора едва колыхалась в горячих воздушных парах, но господин Рай, привлечённый далеко не перспективой охладиться на ветру, подошёл к распахнутым окнам. В дальнем углу просторного сада около небольшого прудика расположились две девушки. Камал не видел их лиц — девушки прятались от солнца под большими соломенными шляпами с цветами туберозы, сорванными тут же с ближайшей клумбы. Подруги будто сошли из разных эпох — европейская мода не входила в сферу интересов господина Рая, но даже он понимал, что среди модниц победить может либо широкая юбка в форме колокольчика, либо узкая, делающая из девушки креветку, но никак не всё вместе.       — Dans ce cas, je dessinerai une cloture! (4) — девушка-креветка села на стул перед пустым мольбертом и сложила руки на груди, как избалованный ребёнок.       — Ma chère(5), ты не можешь нарисовать просто забор! Посмотри, сколько здесь цветов, даже господин Бибин это понимает! — девушка в широкой юбке отвечала на английском, не прерывая своей работы над наброском. Камал заметил корзину, в которой спал то ли кот, то ли собака. Мистер Бибин отдыхал под плотным зонтиком для дождя, который, по всей видимости, ему поставили девушки.       — Il fait trop chaud ici, je meurs! (6)       — Милая, тогда иди в дом и прими ванну. Найди Малати и попроси её всё сделать. Она понимает английский, так что не нужно разыгрывать сценку, как вчера на рынке.       — D'accord! (7) — француженка вскочила со своего стула, будто только и ждала этого приглашения, и засеменила на террасу, ведущую в малую гостиную. Когда девушка отворила дверь, Камал поставил стакан на подоконник и выпрыгнул в окно, ведущее в сад, словно шаловливый подросток.       Его не волновала необходимость разговаривать с привередливой иностранкой — простая улыбка обезоруживала, в особенности богатых европеек, которые боялись обесчестить себя нахождением наедине с мужчиной, но сейчас у Камала просто не было времени на эту маленькую весёлую игру. До прихода Вихана он хотел поздороваться.       Стараясь не шуметь, усатый господин подошёл к девушке, оставшейся у пруда, и произнёс:       — Госпожа Урусова, добро пожаловать домой!       Она дёрнулась, добавив на холст лишний карандашный штрих, и обернулась. Озадаченное лицо озарила улыбка:       — Господин Рай! Я рада вернуться. Зовите меня просто Зоя. Мне кажется, или вы стали ещё выше? 1. Танга — небольшая лёгкая повозка. 2. Шудры — сословие слуг и наёмных рабочих. 3. Тхандаи — индийский холодный напиток, приготовленный из смеси миндаля, сахара и пряностей. 4. Dans ce cas, je dessinerai une cloture! — Тогда я нарисую забор! 5. Ma chère — моя дорогая. 6. Il fait trop chaud ici, je meurs! — Здесь слишком жарко, я умираю! 7. D'accord! — Хорошо!