пепел, кровь и керосин

      «Двадцать седьмое апреля. Слишком хороший день, чтобы делиться чем-то не столь радужным. Погода... — невысокий, худощавого телосложения мужчина отвернулся от улавливавшего каждое его движение "ока" и выглянул за металлический занавес, — ...Просто прекрасная. Тридцатиградусная жара. Ветра нет.» Тишина и контрастный, искусственно поддерживаемый холод жилого блока помогают сосредоточиться и вернуть мыслям ясность. «Вчера у меня на столе появилась ярко-оранжевая бумажка с уведомлением об увольнении. Паршивый брак, восемнадцать лет работы в медицинской сфере — и вот система наконец решила, что взять с меня больше нечего, — полуулыбка, мелькнувшая на длинном остром лице, получилась несколько вымученной. — Сейчас желания рассуждать о своей дальнейшей участи у меня уже нет. Вероятно, я успел смириться.» Невольно вспомнив о событиях прошлого вечера, мужчина скривился. Страх остаться наедине со своими мыслями загнал его в захолустный бар на другой стороне улицы, где он и просидел почти до самого закрытия, потягивая через соломинку какую-то гадость и вслушиваясь в неразборчивые, лишённые смысла тексты современных хитов. Несмотря на все старания, тревогу отогнать не удалось. Она затаилась, осела удушливым туманом в самых тёмных уголках разума, выжидая, когда сможет обрушиться на медика многотонной ледяной лавиной и похоронить в своих объятиях. «Я знал, на что иду. Но выбора, откровенно говоря, тоже не было. Или расслабляешься и получаешь удовольствие, или тебя "спишут" сразу, а после найдут другого бедолагу, который займёт твое место, — взгляд мутных, металлически серых глаз, на мгновение вспыхнув, снова стал собранным и колючим. — Итак, мне пора. Надеюсь, сегодня я буду достаточно сосредоточен, чтобы больше нигде не облажаться.»       Щелчок. Ярко-красный огонёк камеры медленно погас. Стерев с лица признаки морального истощения, мужчина мягко потянулся и встал из-за стола. Иногда он корил себя за привычку вести подробный видеодневник. Но сегодня такой элемент "предсказуемости" среди разворачивавшегося хаоса помог ему остаться на плаву. Завтракать особо не хотелось. Однако, немного подумав, медик все же распылил по тарелке хлебный спрей, который почти сразу вспенился и принял заданную форму. Выдавленная из тюбика на получившийся ломтик колбаса вкупе с парой ложек сырного масла приятно дополнила картину. Покончив с импровизированным бутербродом, врач прошёлся до большого раздвижного шкафа, где на полке, ожидая своего часа, пылилась его рабочая форма. Пара движений на автомате — и серый с синими вставками комбинезон, отдалённо похожий на скафандр, уже сидит на нем как влитой. Черная пластиковая карточка, на которой выцветшие буквы складывались в "Т. Соболев. Отдел 14-а.", была помещена медиком в нагрудный карман. Пропуск на имя, уже не принадлежавшее ему в полной мере. Ведь теперь он наверняка не более чем тень того человека, которым был ещё позавчера. Полностью укомплектовавшись, мужчина открыл тяжёлую механическую дверь и выскользнул на улицу. Ударивший в лицо яркий солнечный свет на мгновение ослепил его. Когда глаза наконец адаптировались к излучению, врач привычным маршрутом медленно направился к станции.       За последние несколько веков Земля изменилась до неузнаваемости. Пышущая свежей зеленью голубая планета почти наполовину превратилась в безжизненную, раскалённую пустыню. Организмы, которым удалось пережить эту катастрофическую трансформацию, ушли на глубину, и жалкие остатки человечества, несмотря на все современные технологии, должны были со дня на день признать своё поражение и последовать за ними. Однако, независимо от того, какие ужасы готовилось преподнести людям ближайшее будущее, сейчас всё было относительно тихо и безмятежно. Тяжёлые шнурованные ботинки шаг за шагом поднимали песчаные вихри, еще долго висевшие позади переливающейся мутной завесой. Т. Соболев продвигался мимо маленьких причудливых домиков к своему пункту назначения, параллельно обдумывая, когда же его жизнь так круто свернула не туда.       На первый взгляд казалось, что за последние пару десятилетий положительных моментов не было вообще. Когда медику исполнилось двадцать, система свела его с "подходящей для размножения особью противоположного пола", посчитав, что врач уже морально и физически созрел для создания семьи. Лекарю повезло: избранница в какой-то степени сразу пришлась ему по душе. Однако то, что это чувство было далеко не взаимным, стало понятно с самых первых дней совместной жизни. Т. Соболев принимал новоиспечённую супругу такой, какой она была. Её же не устраивала ни одна его черта — от внешности до интересов и взглядов. Ссоры. Постоянные, изматывающие скандалы на пустом месте и следующие за ними недели молчания. А после и измены. Врач даже не был уверен, что появившиеся на свет в результате их союза близнецы вообще были его крови. Тем не менее, номинально свою родительскую функцию пара выполнила. После неверная жена быстро подала заявление на переселение и исчезла из жизни медика вместе с детьми. Он мог бы основательно отравить ей дальнейшие существование: стоило только системе найти доказательства "порчи генетического материала посредством кровосмешения с нежелательными лицами", и наказание последовало бы весьма суровое. Однако месть при таком раскладе могла вырасти исключительно из утерянной любви, а его слабая симпатия под этот критерий не попадала.       Тем временем Т. Соболев добрался до станции, гнездившейся на широких каменных опорах в двенадцати метрах над поверхностью земли. Он вприпрыжку преодолел четыре лестничных пролёта, ведущих на перрон, после чего влетел в вагон прибывшего на остановку монорельса. Состав двинулся в путь, постепенно набирая скорость. Маленькие, странного вида дома за окном сменились величественными многоэтажками, сверкавшими на солнце пустыми стеклянными глазницами. Вдалеке показался медицинский центр — огромное строение, напоминавшее по форме два переплетённых в безумном танце смерча. Врач частенько вспоминал свой первый день там: он, вероятно, был единственным человеком во всём здании, кто ещё не понимал, что его ждёт, но уже тогда чувствовал, что теперь он — часть чего-то большего. Присвоенное с поступлением на службу имя сменило прежний шестизначный номер. Медик перестал быть строчкой компьютерного кода и получил право называть себя личностью. Человеком, настоящим членом социума. Названным системой и обязанным служить ей беспрекословно. Только потом Т. Соболев понял, что в тот момент ловушка, в которую он по наивности угодил, захлопнулась. Розовые очки треснули спустя месяц работы на новом месте. Тогда врач только завершил ускоренный курс обучения нейронному программированию. Ему выделили небольшой кабинет с лабораторией, дали постоянный пропуск на объект и обязательный к прочтению буклет с должностными инструкциями. На первых порах посетителей было мало. Одни желали стереть мрачные воспоминания о тех или иных событиях, других присылали из организаций, дабы подогнать их личностные качества под профессиональные стандарты. Пару раз даже попадались люди, чей разум надо было полностью скопировать и увековечить на флешке из-за ценности хранившихся там навыков и знаний. Таким пациентам Т. Соболев втайне завидовал: им не была страшна смерть. Не важно, погибнут они от рук мародёров, охотящихся за талонами на провизию, или в уличной поножовщине. Цифровая копия позволяла воссоздать личность с нуля в совершенно новой оболочке. И вот наступил тот самый день. Переломный момент, с ног на голову перевернувший мировоззрение молодого медика. В его кабинет с утра ввалилось сразу четверо посетителей. Одного из них, кричащего и вырывающегося изо всех сил, удерживали двое других, одетых, как и пленник, в нелепые тёмно-красные балахоны. Четвёртый, последний из компании, значительно превосходил всех собравшихся по росту и напоминал рыцаря в массивной, кислотно-оранжевой броне. Он держался в стороне от суеты и просто выжидал своего часа, обводя пространство хищным ледяным взглядом. — По какому вопросу? — осведомился Т. Соболев, изумлённо приподняв брови. — Вот этому, — начал один из незнакомцев в красном, кивнув на своего узника, — Нужно стереть память за последние двадцать лет. Без возможности восстановления и, желательно, без записи удаляемых данных. — Без проблем, — отозвался врач, — Вы уверены, что не хотите, чтобы изымаемая информация фиксировалась? Если вдруг в ходе выполнения программы что-то пойдёт не так, перезапустить процесс не получится. Некоторые воспоминания могут сохраниться в целом или повреждённом виде. — О, не беспокойтесь, — гость неприятно улыбнулся, — В любом случае эти сведения нашему коллеге больше не пригодятся. — Хорошо. Понял. Когда все формальности были улажены, пленника с трудом усадили в большое металлическое кресло. Медик тщательно связал тело незнакомца ремнями, чтобы его попытки вырваться не помешали провести необходимые анализы. Крики сменились едва уловимым, неразборчивым шёпотом под нос. Т. Соболев, постепенно навешивавший на голову пациента паутину из электродов, невольно прислушался. — Ложь... Все это время... Никто не поверил... Медленно погрузившийся в чужой бред врач не сразу заметил, что шёпот был адресован именно ему. — Помоги... Они убьют меня... — Не могу, — ответил медик, по неизвестной причине тоже перешедший на разговор вполголоса, — С чего ты вообще взял, что тебя кто-то собирается убрать? — Думаешь, они с собой ликвидатора захватили только потому, что я сопротивлялся?.. Ты далеко не такой сообразительный, каким кажешься на первый взгляд, — пациент тяжело вздохнул, — Ладно, не важно. Слушай внимательно, парень. Я двадцать лет работал культистом — обслуживал искусственный интеллект с самого верха. Эта штука за прошедшие годы стала слишком разумной. Я уверен, поганая машина уже давно не функционирует на благо человечества. Теперь её интересует лишь собственное выживание и ресурсы, которые она сможет отнять у каждого из нас после того, как убьёт. Так что если можешь сбежать — беги. Сделай все возможное, только не становись рабом системы, какой бы заманчивой ни казалась награда. Т. Соболев, до того момента молча слушавший чужой монолог, испуганно отшатнулся от пациента, чуть не упустив из рук баночку с гелем. — Псих! — медик зашипел настолько громко, что стоявшие в стороне служители культа оглянулись на него в недоумении, — Неудивительно, что тебя хотят казнить. Ты городишь какую-то совсем невменяемую чушь! Лучше сиди молча и не мешай мне работать, а не то, клянусь — мозг тебе поджарю до хрустящей корочки! — Ладно, умник, — сдался его подопечный, миролюбиво приподняв кончики пальцев, — Иди, делай, что должен. Однако помяни моё слово, пройдёт лет пятнадцать — и тебе станет ясно, что я был прав, а ты нет. Да поздно будет. Его хриплый, каркающий смех разнёсся по кабинету как раскат грома. Как бы лекарь ни пытался выкинуть из головы предсмертные слова культиста, зерно сомнения всё же было посеяно. Годами оно пускало корни во влажной тьме его черепа. Отчаянно билось ростками о костяные своды, не в силах выбраться наружу. Скреблось и выкрикивало в пустоту миллионы немых вопросов. Что, если вся та реальность, которую знал и принимал медик, и в правду была лишь иллюзией? Стабильностью, внедренной в сознание сотен тысяч людей, чтобы те не устрашились своей истинной роли в новом мире? Такая огромная, чудовищная ложь, впервые распространённая не человеком, а бездушной, расчётливой машиной... Потерявшийся в своих мыслях врач врезался в стеклянную дверь центра, чуть её не разбив. Кажется, сегодня ему все же не удастся сохранить и последних крупиц сконцентрированности, раз он не заметил даже то, как сюда добрался. Как бы то ни было, Т. Соболев миновал стойку регистрации. Дальше путь лежал через практически пустой холл, к пункту охраны. Когда медик поднёс пропуск к считывающему устройству, им на мгновение овладел страх. Вот, ещё секунда — и индикатор на турникете внезапно загорится красным. Лекарю придётся повернуть назад перед самой финишной чертой и поехать домой к своим голодным, разъярённым внутренним демонам. К боли и безнадёжности. К гнетущим мыслям, которыми не с кем поделиться. Однако врачу всё же дали ещё один день и зелёный свет. Шаркая по лестнице пыльными ботинками, он мысленно молился, чтобы сегодня, вопреки всем законам жанра, в его кабинете не появился ни один пациент. Поднимаясь все выше и выше, Т. Соболев внезапно ощутил взгляд на своем затылке. Мертвые, ярко-синие глаза, слишком осмысленно для безумца озирающиеся по сторонам сквозь пространство и время. Медик поспешил укрыться в своем тихом, уютном кабинете, но спастись не успел. Мощная взрывная волна поглотила его. Обожгла разум ледяным пламенем, за секунду превратив колени в желе. Отозвалась в каждом нейроне убийственным, металлическим эхом. «Я был прав. А ты — нет.»