Дрянь

А хочешь я тебе скажу, что дальше? Ты бросишь свою первую любовь. — Нервы «Так как раньше»

      Ночной город. На полу мокрая, ещё не высохшая дорожка из следов, что вели к кровати прямиком из ванной. Пятна на мягкой постели. Красноватые участки на бледной коже, болезненно пульсирующие от малейших прикосновений.       Во тьме от уставшего глаза были скрыты эти мелочи.       В столь поздний час Цзянь И был способен лишь чувствовать, а не видеть, и хотя бдительности он не терял уже никогда, пелена былой страсти покрыла острые глазницы. Гангстер ощущал спокойное горячее дыхание Чжэнси в области шеи; успокаивающую теплоту его руки, расположившейся чуть ниже рёбер.       Он всецело ощущал чужое тело, в то время как сам будто разучился контролировать и держать в пространстве своё собственное.       Отныне Цзянь — стимпанковская компактная машина для убийств, великое ничто или космическая труха, что разлетится в разные стороны с первым утренним ветерком. Кто угодно, но только не жилец. А ещё несколькими часами ранее ему отдалась его первая и последняя школьная любовь, что теперь лежит рядом, изредка ворочаясь и сонно касаясь губами груди или плеч.       Спящий Чжань хорош. До жути хорош.       Самое миловидное и уютное существо, которое можно себе представить.       Его умиротворённое лицо едва было подсвечено холодным светом будильника, стоящего напротив, но И знал наверняка, до чего замечательна эта бесстрастная и немного хмурая мордашка.       Жаль только, что больше он ничего не чувствовал, и это был самый настоящий конец.       За остаток ночи в голове у молодого человека проводилась самая настоящая перестановка, но двигали не мебель по полу, а скорее мысли по сердцу, потому что они скреблись с такой силой, что оно кровоточило, оставляя на стенках багровые разводы.       Казалось, И даже мог распробовать стальной привкус на кончике языка, и ему абсолютно не было больно.       Реки старых слёз, первый робкий поцелуй и, наконец, встреча в детском саду — всё смялось в огромный сухой ком и без лишних препятствий покинуло сознание Цзяня.       На будильнике наконец загорелось яркое «четыре утра», и молодой человек чуть передвинулся на бок и вниз, чтобы как следует рассмотреть лицо Чжэнси.       «Чжань СиСи... — думал он про себя, смотря сквозь его закрытые глаза. — А ведь нет в тебе ничего особенного... Никогда не было».       Аккуратно взявшись за руки парня, ласково накрывшие его тело, Цзянь, скрипя зубами, сложил их на подушку и медленно встал, прижав ладони ко лбу.       — Вот дерьмо... — прошептал он, проглатывая чувство собственной глупости, перемешанной с остывшими чувствами.       Голова раскалывалась, и синеватые, подсвеченные пробуждающимся слабым светом апартаменты плыли перед глазами, образуя грубые неразборчивые спирали.       И просто не знал, куда себя деть.       Хотелось пить.       Хотелось свежего воздуха.       Чтобы не лихорадило, как какого-то сумасшедшего.       А ещё он был полностью обнажённым, и чувство уязвимости раздражало Цзяня и заставляло судорожно рыскать глазами в поисках одежды. Казалось, он хотел не надеть её, а порвать в клочья.       И оперативно отыскал свой прогулочный костюм, который достал ещё давно, бесшумно оделся, а после нашёл свой чемодан, практически нетронутый с самого дня прибытия.       В 4:08, строго по уговору, на его телефон поступил звонок, который Цзянь успел принять ещё до того, как устройство завибрирует и разбудит Чжэнси.       — Мы почти подъехали к отелю, — послышался монотонный и слегка грубый мужской голос.       — Отлично! — прошептал Цзянь, прикрывая рот согнутой ладонью. — Я надеюсь, вы додумались взять мне поесть?!       — Но, босс...       Уже игнорируя спящего Чжэнси, И агрессивно плюнул и выругался.       — Только чтобы убивать мозгов хватает! Ироды! Ладно, ждите...       С этими словами обозлённый Цзянь надавил на смартфон, чтобы завершить звонок и резко встал, но бессонная ночь и голод дали о себе знать, и молодой человек пошатнулся, борясь с очередной волной поплывшего номера.       — Как плохо... Как чертовски плохо... — сипло выдохнул он и зажмурил глаза, крепко сжимая ручку своего чемодана.       Когда болезненное чувство невесомости прошло, Цзянь в последний раз взглянул на спящего Чжэнси, дав самому себе отчаянный безнадёжный шанс.       Он полагал, что его вдруг настигнет тёплое, как и прежде, чувство трепета и вселенской грусти, но И не увидел перед собой ничего кроме чуждого, хоть и прекрасного, спящего тела, так сладко сопящего время от времени.       Вся боль, воспоминания и чувства действительно были смыты водой. Он просидел в ванной слишком долго.       Мысленно простившись с Чжанем, Цзянь тихо, не оглядываясь зашагал в сторону выхода, и с каждым новом шагом ощущал, как его грудная клетка расправлялась и рвалась от ощущения внезапной свободы.       Он больше не был ему нужен.

***

      Наутро СиСи проснулся совершенно один в успевшей остыть постели.       Цзяня уже несколько часов не было рядом, и от места, где он спал, исходил недобрый холод.       Ничто в жизни не было способно пробудить заспанное сознание так быстро.       — Цзянь И?! — вскрикнул Чжэнси, беспомощно вращая глазами и вытягивая шею. — Не говори, что это очередная твоя глупая шутка...       СиСи надеялся, что откуда-то из ванной, из-под кровати или, что уж мелочиться, с потолка на него свалится хохочущий И с плутовским выражением лица, но его будто и след простыл.       — Не шути так со мной... — дрожащим голосом взмолился Чжамао, нервно смахивая с глаз подступавшие слёзы. — Ты опять сидишь в душе?       Рванув в сторону ванной, что находилась внутри номера, Чжэнси толкнул тяжёлую дверь, но там никого не было.       Был только он, большое дорогое зеркало, обрамлённое узорами, и последние капли, оставшиеся со вчерашнего купания.       Немая сцена.       Чжаня начало трясти от рвущейся наружу боли, поразившей его с новой силой, подобно большой-пребольшой ране, с которой бесчеловечно содрали швы, и она начала обильно кровоточить.       Боли, которую он так старательно забывал и подавлял последние четыре года.       Остаться брошенным вновь он боялся куда больше, чем чего-либо ещё на этом свете, но никому об этом не рассказывал. Даже самому Цзяню.       И ведь в глубине души простачок. Им можно помыкать.       Он — хороший. Он не бросит.       Выбежав из ванной, Чжэнси схватил свой смартфон, судорожно выискивая номер Цзяня, но и здесь его поджидал новый удар: контакты, переписки и всё, что только могло связывать его с молодым человеком, были бессовестно стёрты, будто такого друга у него и не было вовсе.       Крушитель пощадил лишь одну-единственную совместную фотографию 2015 года, где они вместе едят мороженое в залитом солнцем парке и улыбаются.       Пребывая в шоке, СиСи не сразу заметил странную бумажку, скорее всего лежавшую возле телефона.       Она плавно упала на пол и уже носилась из стороны в сторону, раскачиваемая ветром.       Нагнувшись, чтобы достать её, Чжэнси всхлипнул, пытаясь удержать находку в дрожащей руке.       Это была записка.       «Полагаю, с тех самых пор, как ты проснёшься и возьмёшь в руки эту записку, ты возненавидишь меня.       Ты помнишь все те странные сообщения, что мучали тебя на протяжении нескольких недель накануне?       Это была моя уловка, чтобы правильно подцепить тебя. Иначе я бы не смог — по-иному больше не умею.       Чета Шэ Ли была лишь подставным предлогом, и мои ребята заставили их понервничать по несколько иной, никоим образом не связанной с тобой причине, но я перерос это дерьмо и понял, что ты того не стоишь.       Хэ Тянь и Мо присмотрят за тобой оставшиеся три недели. Спасибо за прошлое. Прощай навсегда. 见一»       На обратной стороне гангстер также указал, что на счёт Чжэнси было положено шестьдесят тысяч юаней в качестве прощального подарка.       Проходившая по коридору меж номерами горничная боязливо вздрогнула, услышав, как из четыреста сорок четвёртого номера «Люкс» доносились полные злобы, бессилия и боли крики какого-то парня, без устали повторявшего одно-единственное слово «дрянь».