my pretty darling

Стоит Хуа Чэн подняться с места и направиться к выходу из комнаты, Се Лянь вновь засматривается на её изящную спину с изображением дракона, спускается взглядом ниже и скользит по плавным изгибам бёдер, которыми та неспешно крутит при ходьбе. Хуа Чэн самое настоящее олицетворение женской сексуальности, более восхитительных девушек старшая в жизни не встречала и бегло сглотнула набежавшую слюну. Дверь закрывается.

lilith — saint avangeline

С зашедшимся сердцем Се Лянь осталась на кровати, поймав себя на том, что до сих пор пребывает в неспокойствии после их первого раза, снова и снова вспоминая детали, ощущения, чувства, горячие пальцы на себе… и в себе тоже. Немного погодя, она встаёт с кровати и направляется следом. Из-за двери ванной комнаты уже слышно, как струи воды безжалостно разбиваются о пол душевой кабины, а потому её появление остаётся незамеченным. Не то чтобы Се Лянь хотела прокрасться сюда, чтобы не попасться на глаза Хуа Чэн и смутиться своего порыва присоединиться, но девушка, казалось, сама не обращала на неё внимания, занятая омовением. Прозрачные стены ещё не успели достаточно запотеть, лишь покрылись маленькими капельками воды, отскочившими от гибкого, словно лоза, тела. Копна чёрных будто ночь волос струилась по выгнутой спине, лицо было направлено к потолку, а пальцы то и дело приглаживали длинные пряди. Се Лянь замечает оставленные на небольшой тумбе со встроенной раковиной шорты, в которых была девушка, и, преисполнившись решимости, оставляет рядом свою ночнушку, в которой была. Отведя прозрачную дверь в сторону и открыв душевую кабину, она переступает порожек и оказывается за спиной невозмутимо смывающей с головы шампунь Хуа Чэн. Стоило ей закончить, Се Лянь, подавшись неизвестному порыву, прижимается к ней со спины, коснувшись щекой длинных, мокрых волос. Она не видит, насколько умиротворённой выглядит улыбка той, чьи ладони накрывают её руки, но, пусть будет уверена — их обладатель сейчас по-настоящему счастлив стоять с ней в душной кабинке, в которой постепенно от тёплой воды становится жарко. А может, то их тела источают жар, заставляющий стёкла покрываться бледной пеленой. Хуа Чэн, развернувшись в чужих руках, с блаженной улыбкой смотрит в словно окутанные напылением восхищения и бесконечной преданности глаза и опускает веки, когда старшая приподнимается и, подавшись вперёд, накрывает её губы своими, попав под безжалостные струи воды. Кожа вмиг становится мокрой, ладони Хуа Чэн плотно прижимают тело девушки к себе, чтобы не упустить. У Се Лянь дыхание спирает моментально. Волосы неприятно прилипли к лицу, но их заботливо помогают убрать нежным прикосновением тонких пальцев. Поцелуй длится безбожно долго, и без того опухшие губы раскраснелись от горячего воздуха и теперь выглядели более манящими, тут же приковывали взгляд, стоило отстраниться. Они настолько по-разному выглядят с мокрыми волосами, не скрывающими черт лиц. От Хуа Чэн исходит неудержимая сила и властность, вместе с тем женская природная обаятельность и чуть устрашающая энергетика. Слабо очерченные скулы придают её лицу строгости, но мягкость и переполняющая любовь в глазах заставляют сердце от одного созерцания утончённого лица трепетать. Се Лянь же выглядела куда мягче, блеск в почти полностью чёрных глазах отражал блики от искусственного освещения, румянец на щеках придавал очаровательно-милый вид. Не знай Хуа Чэн, что эта девушка представляет из себя на самом деле, наверняка сочла бы её несмышлёной мечтательницей, погрязшей в мире романтики и сказочной любви. Но эта маленькая принцесса не так проста, как кажется, и это одна из причин, почему перед ней хочется склонить голову и быть бесконечно верной, покорной и дарить всё, что есть на свете. В мыслях у двоих крутилась одна и та же фраза, ставшая настолько частой гостьей, что она могла бы использоваться вместо приветствия. «Какая же она красивая». На других Хуа Чэн всегда смотрит свысока, на неё — никогда. На Се Лянь она всегда сморит с нескрываемым обожанием и сердечками вместо зрачков, ей всегда так хорошо, когда они вдвоём, весь остальной мир становится не нужен. Они обе думают об одном и том же, но ничего не говорят — и без слов всё понятно. До мелочей проглядывается в каждом касании, каждой чёрточке узора радужки, каждом тихом вздохе, разделённом на двоих. Любопытство Се Лянь побуждает опустить взгляд и тут же его увести. Они тесно стоят друг к другу, отчего пышная грудь Хуа Чэн приподнялась, зажатая между телами. Довольно мягко — подумалось старшей, но тут же смущение одолело её и вынудило тихо откашляться. — Смотри, не стесняйся, — вроде и в лёгкой манере, будто шутит, сказала Хуа Чэн, однако предложение было серьёзным. Им нечего стесняться друг перед другом, особенно сейчас. — Я не стесняюсь, — соврала девушка. Просто она и так себя ощущает маленькой, а грудь напротив раза в два больше собственной. Её, конечно, не давит зависть — свой неполный второй вполне устраивает, — вот только сталкиваться так близко с грудью, которую она привыкла видеть только издалека или в интернете у каких-нибудь актрис, ощущалось необычно. — Со мной не нужно ничего стесняться. Даже если ты не хочешь этого признавать, я же всё вижу, — мягко сказала девушка, а робкий взор Се Лянь обратился на неё. Сердце споткнулось об нежную улыбку, совершило несколько особенно громких ударов и ухнуло вниз. Не от срока отношений зависит реакция на человека, а от твоих чувств к нему. Сколько бы времени вместе они ни проводили, старшая будет замирать снова и снова, засматриваясь на обычно язвительную и высокомерную Хуа Чэн в искреннем, милом и по-детски озорном амплуа. Иногда кажется, что та, кто дружит с её братом, и та, кто находится с ней наедине — два разных человека. Но это всё — Хуа Чэн. Се Лянь теряет с ней голову. Ей нет покоя с самого их знакомства. Из взрослого человека с вечно холодной головой она превратилась в юную девушку, впервые познавшую прелесть влюблённости. Подростка, творящего глупые вещи, без конца смущающегося и несущего всякую чушь от волнения. Это не контролируется. Рядом с Хуа Чэн и её дерзкими, вгоняющими в краску шутками не получается по-другому. Она поймала себя на осознании, что последние несколько месяцев жила как будто только ради неё. Мысли о скорой встрече придавали сил, взращивая за спиной крылья, которые унесли бы к девушке. Серость однотипных дней разбавилась ярким всполохом эмоций, подаренных Хуа Чэн. Се Лянь жила от встречи к встрече, и не думая упрекать себя в том, что это неправильно. Её сердце гулко билось, лёгкие наполнялись кислородом, а душа ликовала. Упустив, сколько по времени они стояли, молча смотря друг на друга, она очнулась только в тот миг, когда губы мягко накрыли чужие — Хуа Чэн, как и ей, было сложно сдерживать порывы любви, когда они вместе. Старшей хватает небольшой заминки, чтобы спустя недолгое время содрогнуться от накатывающего медленно возбуждения, что с Хуа Чэн могло обрушиться сверху, как цунами. Она удивлённо хватает ртом воздух, когда чужие пальцы ненавязчиво скользят по позвоночнику, и сбивается с темпа, потерявшись, а после приходит в себя и сама углубляет поцелуй, чувствуя более жёсткую хватку на талии. Раз за разом Се Лянь задыхается от неё, но будто смертник, играющий с огнём, льнёт своим прекрасным мучениям навстречу. Найти ладони Хуа Чэн на себе не составляет большого труда, а переплести пальцы, послушно перекрещивающиеся с её — тем более. Получившиеся замки приковывает к холодной, мокрой плитке на стене, как и саму девушку, не оставляя ей пути для отхода. По затылку бегут мурашки, стоило заключённому между ними сдавленному стону прозвучать прямо в губы. От силы старшей у Хуа Чэн подкашиваются ноги. Её цзэцзэ не так проста — по-настоящему опасна и сильна. Это — истина, которую девушка повторяет себе раз за разом, но всё равно спотыкается об эту аксиому, как только дело доходит до практики. После занятий плаваньем и танцами кое-какая сила в хрупких на вид руках ещё осталась, и она не стесняется её использовать, в который раз выбивая воздух из чужой груди. Стоит Се Лянь утвердиться в своих желаниях, действия становятся решительней, а поцелуи напористей. Разница в росте позволяет без неудобств переключиться на белую, как фарфор, кожу на шее, где уже успели проступить следы их недавних игрищ, и накрыть её губами. Хуа Чэн не пытается сопротивляться, хотя сама ранее утверждала, что на сегодня с них хватит. Самой себе противореча, она позволила старшей продолжить и, пылая щеками, примкнуть к груди с отчетливо выпирающими бусинами сосков, начать ласкать их языком вновь. От повысившегося градуса в кабинке стало до невозможного жарко, стекающая сверху вода продолжала лизать Се Лянь спину, поэтому девушка её выключила, только на несколько мгновений вырвавшись из захвата и послушно вернув руку обратно, чтобы снова переплести пальцы. В звенящей тишине остались только они и эхо поцелуев, отражающееся от стен, перемешавшееся с глубоким дыханием Хуа Чэн. У неё есть предположение, чего именно девушка добивается, но не перечит ей, только наблюдая, как постепенно она опускается всё ниже. Было понятно по тому времени, что они знают друг друга, что если Се Лянь чего-то захочет, её и десять лошадей не остановят, а недавнишнее намерение научиться и попробовать самой сделать приятно было очевидно, как и то, что на пути к цели она лишит себя препятствий, приковав руки девушки к нагревающейся плитке. Минутами позже старшая уже предстала перед Хуа Чэн на коленях, вытянувшись на ногах, и воззрилась своими большими, красивыми глазами вверх. От неё исходила не просто жажда вожделения, а искреннее желание доставить удовольствие. Это не похоже на то, что было между ними до, когда она только и пыталась найти лазейку, чтобы близость между ними наконец случилась. Се Лянь любит Хуа Чэн от начала и до конца своей души, потребность сделать ей хорошо через секс — одна из немногих вещей, которые она хочет и может сейчас дать. Настойчивость взгляда и твёрдость намерений дают понять, что девушка настроена как никогда серьёзно. С губ срывается: — Научи, — сказано это было настолько жарко, а лицо находилось так близко к идеально гладкому лобку, что Хуа Чэн едва не подавилась воздухом, сделав неосторожный вдох. — Попробуй сделать так, как чувствуешь, я подскажу, если что, — с трудом совладав с голосом, ответила она. Се Лянь с той же решимостью опустила голову, сильней сжала её пальцы в своих и на пробу провела языком между смеженных половых губ. Кончиком она коснулась промежности и неосознанно пустила дрожь по телу Хуа Чэн, собрав естественную смазку, выделение которой не было удивлением после их долгих поцелуев. — Напр… — хотела было сказать девушка, но несдержанно ахнула, ведь Се Лянь, словно прочитав её мысли, напрягла кончик языка и сделала уверенное движение снизу вверх по клитору. Обычно спокойная Хуа Чэн едва не привстала на цыпочки от столь неожиданной волны удовольствия и сильней вжалась в стену. — Не убегай, — говорит старшая, вызывая у той смешок. Есть подозрение, что со временем Се Лянь станет наглей, переняв некоторые привычки и манеру разговора Хуа Чэн, но кто ж знал, что лёгкая игривость и нотка дерзости во время куннилингуса могут добавить столько пикантности моменту. Неумелые движения старшей становились с каждым последующим более уверенными, а вместе с поступающими советами доставляли гораздо больше удовольствия, так что уже спустя пару минут их «урока» стоять смирно было куда сложней, чем поначалу. У Се Лянь прежде не было опыта в подобном, но для новичка справлялась на твёрдую четверку с плюсом, совершенствуясь и двигаясь в нужном направлении, судя по реакции сверху. Будто чувствуя, что этого недостаточно, она отрывается и как бы невзначай спрашивает: — Какая твоя любимая буква в алфавите? Хуа Чэн усмехается. — Как насчёт квеста найти её самой? — Так нечестно, я рассчитывала на твою помощь, — без доли обиды говорит Се Лянь, оставляя поцелуй на покрывшейся мурашками коже. — Непослушная цзэцзэ пошла против меня и сделала всё по-своему, поэтому я не намерена ей помогать, — тянет уголок губ девушка. — Можешь не беспокоиться, ты уже знаешь эту букву. И без моей помощи поняла, что именно нужно «писать». Решив, что подумает над тем, какая же это буква, позже, старшая припадает губами к чуть набухшему от возбуждения, затвердевшему органу, желая довести начатое до конца, и, кажется, начинает понимать ненасытность Хуа Чэн и её неудержимость. Разомкнув ладони, она впивается пальцами в упругие ягодицы, намертво приковывая чужое тело к себе, и языком начинает играть с темпом, то замедляясь, то наоборот делая более размашистые и неторопливые движения. От тягучего, моментами мучительного наслаждения девушка довольно мычит, смежив брови у переносицы, и всё отчётливей чувствует, как постепенно накрывает с головой удовольствие. Молчать становится невозможно. — Цзэцзэ… чувствуется, что ты была отличницей… схватываешь налету… — запинаясь между сбитыми вздохами, говорит Хуа Чэн, а после содрогается в крепкой хватке старшей, застыв с распахнутыми в немом стоне губами. Се Лянь неуверенно поднимает голову, на всякий случай уточняя: — Ты… — Ты молодец, цзэцзэ, — задыхаясь с блаженной улыбкой, отвечает на её недоговорённость Хуа Чэн и наклоняется, подхватывая за руки, чтобы поднять, вместе с тем одновременно накрыть влажные от слюны и смазки губы, пошло причмокнув, и наброситься со страстным поцелуем. Тело Се Лянь расслабляется, утратив былую напористость. Окольцевав руками шею девушки, она пылко отвечает, не контролируя расцветшую на лице улыбку, и шумно выдыхает, когда к шее припадают с не меньшей настойчивостью. Что-то ей подсказывает, что кабинку в ванной они не покинут ещё минут десять в худшем случае, в лучшем — останутся здесь наедине навсегда. И пусть весь мир подождёт.

***

numb — jessi

Стоит ночи окончательно вступить в свои права, вместе с луной и звёздами проснулось чувство голода и желание пойти чем-то похрустеть. Ближе к двенадцати часам, оставив затею любить друг друга в не самой удобной душевой кабинке, девушки решают помыться по-человечески отдельно, а после пойти перекусить. Се Лянь, оставшись в душе после того, как брюнетка закончила, мельком бросила взгляд на запотевшее стекло, когда фигура Хуа Чэн в чём-то светлом вернулась через время в ванную и оставила сменные вещи на раковине, сказав, что будет ждать её внизу. Одевшись во всё свежее и высушив волосы полотенцем, старшая спускается на первый этаж и сразу идёт на кухню, где приглушённо играла какая-то попсовая музыка. Издалека она видит, что же такое белое мелькнуло наверху — оказывается девушка облачилась в мягкий, плюшевый костюм, состоящий из коротких шорт и топа с длинными рукавами и капюшоном. Волосы так же, как и у Се Лянь, были влажными и струились вдоль спины. От вида такой милой Хуа Чэн старшая была на грани, чтобы не запищать, но подойдя вплотную всё же не сдержалась и, разулыбавшись, протянула тоненькое «кхи-и-и-и», обнимая её со спины. — Какая ты мягкая, — сама-то она была в шортах до колена и футболке, которая была едва ли не как сорочка для неё. Лишь секунд пять спустя, пока девушка над ней смеётся, приходит осознание, что после мокрых волос Хуа Чэн белая футболка тоже намокнет. Пришлось так же шустро отстраниться и встать рядом. — Как ты смотришь на мини-шашлычки и фрукты в стекле? — Шашлычки на ночь? — округлила в недоумении глаза Се Лянь, наблюдая за тем, как Хуа Чэн нарезает на небольшие кусочки мясо и картошку, чтобы после их поджарить на сковороде, и одновременно с этим ставит маленькую кастрюльку с водой и размешанным сахаром на плиту, чтобы растопить его и получить карамель для десерта. — Мы же перекусить хотели, а это вряд ли можно назвать чем-то лёгким… — И что? — оборачивается на неё девушка. — Вкусно жить не запретишь, к тому же, я сделаю не так много, чтобы объесться до отвала. — Ты меня такими темпами откормишь, — вздыхает беззлобно старшая, негодуя. — Я так много с тобой ем… — И что? — повторяется. — Разве это плохо? Мне нравится, что цзэцзэ хорошо кушает в моей компании. — Цзэцзэ уже года два пора насесть не на булки, а на приседания, — вырывается со смешком у Се Лянь. Украв помытую клубнику из тарелки и отправив её в рот, Хуа Чэн пару раз мотнула отрицательно головой и, жуя, сказала: — Неа, — после чего проделала то же самое со старшей, вручив ягоду и ей. — Я видела предостаточно за последние сутки и с уверенностью могу сказать, что цзэцзэ может есть столько, сколько душе угодно, без страха испортить фигуру. Не желая с ней спорить на эту тему, Се Лянь, пожалев, что вообще упомянула это, молча прожевала клубнику и помогла насадить кусочки ягод на шпажки, среди которых были как раз клубника, банан и кубиками нарезанное киви. Решив, что еду нужно будет чем-нибудь разбавить, она поставила на плиту чайник, захозяйничавшись, и спросила: — Где у тебя стоит чай? В ответ ей прозвучал короткий смешок, за которым последовало пояснение: — У нас дома не бывает чая в пакетиках, — с тёплой улыбкой повернулась Хуа Чэн к опешившей девушке. — Считай это подтверждённым стереотипом о типичных китайцах, но чего мои родители никогда не поймут, так это вкуса обычных чаёв после натуральных, да ещё и правильно заваренных. Если хочешь чай, я тебе его сделаю, только дай мне пару минут. — Может, я могу чем-то помочь тебе? — Сможешь сама сделать фрукты в стекле? Я объясню как. — Можно попробовать. Обрадовавшись, что может быть полезной, Се Лянь поменялась с Хуа Чэн местами, встав с другой стороны от плиты, где вскоре должна закипеть карамель. Получив поручение набрать в большую пиалу холодной воды и добавить туда льда, старшая всё выполняет, а пока девушка колдует над мини-шашлычками, источающими чарующе-аппетитный аромат, решает спросить: — Не сочти мой вопрос глупым и похожим на заезженный туристический стереотип… Но правильная заварка чая проводится разве не на чайных церемониях? — Нет, — вопрос и правда для коренного жителя Китая оказался немного забавным и заставил коротко посмеяться. — Не обязательно. Церемония — это церемония, этикет, традиции и прочая дребедень. А чай — это чай, ты его пьёшь и тебе хорошо, без каких-либо обязательств в виде поклона, речи и проверки заложенности носа. — Проверки заложенности носа? — переспрашивает Се Лянь. — Одно из правил этикета во время чайной церемонии — обязанность оценить аромат напитка, который тебе предложили. Я, когда приходилось нюхать, постоянно чихала из-за аллергии на некоторые сорта чая, поэтому мне делали поблажки и позволяли это больше не делать. — Как интересно, — у старшей аж глаза загорелись. Было видно, что ей хочется попросить рассказать об этом подробней, поскольку весь Китай — то, что до жути интересно, и с чем Хуа Чэн может познакомить не благодаря информации из интернета или наличию определённого образования, а потому что она на себе, как житель этой страны, ощущала всё в полной мере большую часть жизни. — Хочешь, чтобы мы устроили чайную церемонию? — догадалась по чужому виду брюнетка, скосив взгляд со сковороды на старшую. Та разулыбалась, активно закивав, и с тихим вздохом Хуа Чэн пришлось это принять. Всё же заставлять цзэцзэ улыбаться приносит гораздо больше удовольствия, чем интим. — Тогда устроим. Се Лянь, довольная, обняла девушку сбоку, тесно прижавшись к ней в качестве благодарности, а как услышала над ухом «карамель кипит», настолько резко отпрянула, что снесла по неосторожности ёмкость с холодной водой, разлив её на пол и вскрикнув от испуга. Поняв, что нужно подготовить новую, но карамель уже кипит, она много раз извиняется перед отступающей со сковородной в руке подальше от ледяной воды на полу Хуа Чэн, выключает конфорку, где стояла кастрюлька, и с дуру хватается за ручки, тут же ошпарившись и дёрнув руки на себя, при этом почти поскальзывается на ровном месте и чудом удерживается на ногах. — Воу-воу, стихийное бедствие Се Лянь, полегче! — смеётся, наблюдая за сей картиной девушка. — А то вместо чайной церемонии будем тебе швы на расшибленную голову накладывать. Ты как? — Обожглась, но не страшно, — сжимая и разжимая кулаки, чтобы снять жжение, отвечает старшая и с помощью прихватки таки убирает кастрюльку от нагретого места подальше. Опустив голову на пол, она обречённо охает. — Прости. — Ничего, бывает. Отставив сковороду в сторону, Хуа Чэн нашла место возле Се Лянь, где воды на полу не было, и потянула её на себя за запястья, чтобы бережно осмотреть покрасневшие ладошки. — Сильно больно? — Нет, всё хорошо, я же успела убрать руки. Зато сейчас охлажу их, пока буду полы вытирать, — подняв улыбчивое лицо на девушку, пожимает плечами старшая. — Больше я этим нежным ручкам готовку не доверю, — тепло говорит и заботливо поглаживает большими пальцами чужие ладони, вызывая смех у Се Лянь над собой и своей неуклюжестью. — Ведро и швабра в кладовой под лестницей. Пока старшая разбиралась с учинённым ей же беспорядком на кухне, Хуа Чэн успела справиться с приготовлением еды и, проходя мимо протирающей последний раз пол Се Лянь, легонько ущипнула её за зад, игриво клацнув языком. — Сначала поедим, потом чай? Или наоборот? — уточняет она, привалившись бёдрами к столешнице. — М-м-м, первое. Расположившись на барной стойке, сделанной в одном стиле с интерьером кухни, девушки спустя пятнадцать минут наконец добрались до еды. Хуа Чэн с нескрываемым наслаждением закатила в блаженстве глаза, довольно промычав от вкуса тающего мяса во рту. — Что такое этот ваш оргазм? Вот! Вот что такое настоящее «о-о-опа-па-па-ба-па», — придерживая длинную шпажку с двух концов, говорит она, а Се Лянь не может с ней не согласиться, кивнув пару раз со смешком. Решение становиться на сладких фруктах в стекле, всё равно вселяло уверенность, что любое блюдо приготовленное Хуа Чэн имеет восхитительный вкус. — Я тебе завидую, — внезапно говорит старшая, покручивая шпажку с оставшейся клубникой. — Хах? — удивилась, жуя, Хуа Чэн и повернула голову к ней. — Почему же? — Ты родилась и выросла на Родине. Я же всю жизнь только к ней стремилась, но так и не достигла. Несмотря на столь грустную истину, слова звучали без капли яда, искренне и со слабой улыбкой, с которой обычно смотрят на то, что дорого сердцу. Если взять в учёт тот факт, что оно заходится от одной только мысли о Хуа Чэн, что говорить о моментах, когда они вот так стоят друг напротив друга? — Что мешает тебе посетить Китай сейчас, в осознанном возрасте? — Нет, наверное, такой мотивации как раньше. Да и одной как-то… Не так. Я могла бы предложить слетать туда вдвоём, если ты не против, но нужно подобрать дату и взять отпускной. Прожевав нежное мясо, Хуа Чэн после возникшей тишины, нарушаемой тихой музыкой, заявила: — Родители сказали, что когда вернутся, мы полетим в Китай праздновать моё окончание учебы. Хочешь с нами? Дома всем места хватит, — а следующие слова добавила с многозначительной ухмылкой: — К тому же мама — я уверена — будет не против, если я прихвачу с собой подружку, — вскинув на последнем слове брови с намёком, затем пояснила: — Когда я рассказывала им о тебе, их не смутила наша разница в три года и, казалось бы, отсутствие общих увлечений. Как минимум нашу дружбу они одобрили. — Сказала так, будто у нас разница в возрасте десять лет, — закатила глаза Се Лянь, ответив с сарказмом. — Зря смеёшься, — серьёзно заявила девушка, шире раскрыв глаза для убеждения в подлинности своих слов. — У меня есть знакомая из Таиланда, она перешла щас на последний курс в Нью-Йоркском ВУЗе, у неё однокурсник — тоже приезжий, кореец, — встречается с мужчиной, который старше него на двенадцать лет. — Двенадцать? С ума сойти… из-за денег? — Да нет, — пожимает плечами Хуа Чэн, — там вроде реально любовь до гроба. — Бывает же, — восхищённо пробормотала Се Лянь и застыла, когда ей протянули нетронутую шпажку с мясом и картофелем. — Мне хватило фруктов, спасибо. — Хотя бы одну. А потом, если хочешь, поработаем над тем, что тебе в себе не нравится, без ограничений в еде. Идёт? Вздохнув, старшая принимает шпажку, а Хуа Чэн, чмокнув её масляными губами в щёку, удалилась к шкафчикам, чтобы достать оттуда всё необходимое для чайной церемонии. Се Лянь с досадой строит гримасу боли и недовольствует: — Жирными губами… а я только умылась. — Извини, — хмыкает без тени сожаления девушка. — От десерта я отказалась, но твои щёчки куда слаще любой карамели. «Ну хорошо, красивыми словами ты отмолила себе прощение» — подумала Се Лянь беззлобно, но оставшуюся еду всё же оставила на тарелках в стороне. Она действительно наелась. Хуа Чэн, находясь у одного из шкафчиков, открыла его и начала постепенно доставать оттуда чайные принадлежности, очень хрупкие на вид. — Я могу чем-то помочь? — проследила за ней старшая. — Обещаю, в этот раз погром не устрою. — Нет, побудь здесь или иди посиди в гостиной, пока я всё принесу. Хотя нет, знаешь, — повернулась в сторону озвученной локации девушка, задумавшись, — можешь убрать всё со столика. Во-о-он того. И перенести его к дивану. Он не тяжёлый. — Хорошо. Получив поручение, Се Лянь шустро перенесла невысокий столик, стоящий у стены, в гостиную к дивану, протёрла его и, оставшись без дела, стала наблюдать за ходящей туда-сюда брюнеткой, переносящей всё необходимое для церемонии. В последнюю очередь она ушла в сторону кладовки, а вернулась с двумя небольшими футонами. — Прошу, — положив один к Се Лянь, а другой у себя, указала ладонью Хуа Чэн, а когда они расположились друг напротив друга на коленях, решила рассказать о самих церемониях. В Китае есть несколько видов чайных церемоний — гунфу, сычуаньская церемония, дзен, ву-во, тоха и свадебная. Во время гунфу, что означает «искусство», используют благовония, специальную посуду из исинской глины и листовой зелёный чай. Сычуаньская проводится чайным мастером, владеющим навыками акробатики и кунг-фу. Чай разливается из медного чайника высотой 1,2 метра так, что при этом и одна капля не должна упасть мимо чашек. Дзен — сочетание будийских практик c чайной культурой. Проводится монахами буддийских монастырей и включает в себя более 10 ритуалов, в том числе вступительную речь настоятеля, бой в барабан, приглашение гостей в зал, приветствие Будде и Лу Юю, обжаривание и взбивание чая, разливание по чашкам и декламацию стихов. Ву-во переводится, как «выражение собственного эго». Во время этой церемонии незнакомые люди собираются вместе в одном помещении, заваривают чай и угощают им друг друга. Традиционно полагалось угостить три человека слева и принять напиток от трёх участников справа. Тоха — своеобразный конкурс, участники которого должны угадать десять сортов предложенного чая и тип воды, на которой он приготовлен. Свадебная — традиционный ритуал, в ходе которого жених и невеста подают напиток родителям друг друга, отмечая этим, что члены двух семей становятся родственниками. — Сейчас используют в основном свадебную церемонию и дзен — в монастырях. Многие люди — например, как я, — беззлобно закатила глаза Хуа Чэн, усмехнувшись, — не углубляются в особенности каждой церемонии и проводят её общепринятым способом с небольшими изменениями в зависимости от случая, поскольку чайные церемонии можно было устроить как на праздник, так и в качестве извинения или благодарности. Но чаще всего это просто поддержание традиций, поэтому никто особо не заморачивается. Се Лянь настолько внимательно слушала, что не заметила, как воодушевлённо улыбается, смиренно ожидая продолжения. Такое поведение заставило Хуа Чэн насилу сдержаться от визгов умиления, и она продолжила: — Мастера, устраивающие чайные церемонии обязательно должны были поведать о том сорте чая, который подаётся гостям, оставаться при этом уверенными и спокойными, будто спустившиеся с Небесного Олимпа небожители, толкующие простым смертным о высоких ценностях. Это задаёт определённый настрой гостям, расслабляет их и позволяет получить эффект, который чаще всего преследуется во время процессий — умиротворения, осознания себя и спокойствия. Многие погружаются в своеобразную медитацию во время распития, это считается хорошим знаком, — остановив рассказ, девушка усмехнулась. — Извини, просто вся информация, которую мне давали в школе, вдруг решила выйти сейчас. Это, наверное, звучит очень нагруженно душно. — Нет-нет-нет! — принялась отрицать Се Лянь, замотав головой, и едва не подскочила с места. — Что ты! Мне очень интересно. Продолжай. — Хах, ладно. Рассказав ещё немного об истории чайных церемоний, характере их проведения и тонкостях — таких как определённый вид воды и её кипячение, — девушка перешла к самому процессу. — Правила подачи посуды так же важны, как и каждое твоё движение во время чайной церемонии. Один неверный взмах рукой — и посчитают, что ты проявила неуважение к хозяину дома, — старшая молча впитывала информацию и следила за движениями Хуа Чэн, как она легко и изящно брала одну низкую чашу за другой и ставила сначала одну в центре перед ней, а потом другую там же со своей стороны. — В первую очередь чашка всегда подаётся гостю. Если это кто-то очень важный, то первым будет он, а потом начнётся раздача по часовой стрелке. Но мой главный гость сегодня цзэцзэ, — улыбнулась девушка, — поэтому звание важного гостя я присвою ей. Несмотря на строгость правил, о которых говорит Хуа Чэн, Се Лянь себя чувствует спокойней воды в пещерном озере и отзеркаливает чужую мимику, замечая, что за последние сутки мышцы лица уже приятно немеют от улыбки. — Чай заваривается в несколько этапов, — насыпав ложечкой определённую часть улуна в заварочный чайник. — Сначала заварку полностью заливают кипятком в исине, чтобы он наполнился ароматом, потом через время выливают воду в чахай. Этот этап называют первым завариванием, а когда это делают повторно — настоящим завариванием, — наполнив исин кипятком снова, в этот раз уже наполовину, девушка оставила чай завариться. — При подаче тоже стоит быть весьма осмотрительной. Нельзя поднимать исин слишком высоко, чтобы чай расплескался на стол или гостей, и начинать разливать нужно именно с них, — взяв глиняный чайничек в правую руку, а левой приложив небольшой платок, чтобы предотвратить стекание капель с него, Хуа Чэн наполнила сначала чашку Се Лянь, а после свою. — Чтобы завариться чаю хватает пятнадцати секунд, поэтому ждать долго не приходится. До краёв его доливать нельзя — подумают, что ты хочешь поскорее насытить гостя и спровадить его. Поэтому налить на две-трети будет в самый раз. Се Лянь счастливо рассматривала красивый золотистый напиток в своей чаше и после вернула всё внимание девушке, подмечая то, насколько идеальна её осанка во время процесса, как красиво и легко выглядят её движения при подаче и разливании чая. Работа тонкая и весьма завораживающая. — Правила питья тоже не исключены. Здесь запомни важную деталь, — поднимает указательный палец Хуа Чэн, — наливаешь и подаёшь всегда сначала гостю, но первой отпиваешь ты. А также, что бы ты ни передавала кому-то, обязательно делай это двумя руками в знак уважения, — с этими словами она передала пин-бэй старшей, не отрывая от неё пленительного взора, и добавила: — принимаешь от хозяина всё тоже двумя руками по той же причине. Кивнув, Се Лянь исполнила сказанное как подобает. — Как я уже говорила, перед тем, как испить, нужно насладиться ароматом, угадаешь с трёх раз зачем? — Выказать уважение хозяину, — с иронией прозвучало от старшей в тон девушке. Догадаться было несложно. — Почти — благодарность. Вообще, по правилам сначала чай наливают в ароматические стаканчики как раз для этого, но во время уборки я половину сервиза разбила, а новый набор никак не куплю, — неловко усмехнулась Хуа Чэн, а Се Лянь беззвучно засмеялась, обречённо закрыв глаза. Всё же в чём-то они похожи — обе любят наводить суету на кухне. — Поэтому момент с запахами пропустим. — Хорошо. Как нужно держать пин-бэй? — Держать нужно большим и указательным пальцами, а снизу придерживать другой рукой. Мужчины это делают средним пальцем, а женщины — безымянным. Вот так, — подождав, пока девушка повторит её позу, она, одобрительно промычав, продолжила. — Пьётся чай по правилам этикета в три этапа, вернее три глотка. Первый — ознакомительный, второй — основной, и последний — финальный, который оставит послевкусие, в котором и будет не-ве-ро-ят-но-е раскрытие вкуса, — в шутливой манере протянула Хуа Чэн, а после отпила, как следует, и сочла нужным добавить: — Кстати, при подаче, если хочешь показать ещё большее уважение, — продолжая иронизировать, выделила она, — можешь смотреть гостю, которому подаёшь чай, в глаза. В этот момент старшая припомнила, что именно это при подаче — неосознанно или намеренно — Хуа Чэн и делала. На душе стало приятно волнительно от этой мысли, а по рукам невольно побежали мурашки. — Есть ещё специальные подставки под чашки, что тоже послужило бы знаком почтения, но у меня их, к сожалению, не нашлось. Как тебе чай? Отпив из пин-бэй, Се Лянь распробовала вкус напитка и, немного подумав, тепло сказала: — С такой безупречной подачей он не может быть плохим. Спасибо, А-Чэн. — На здоровье, — улыбнулась девушка. Должно быть, благоприятная атмосфера или идеальность проведённого вечера вместе с Хуа Чэн превратили Се Лянь в незатыкающуюся болтушку, у которой бесконечно созревали новые мысли в голове. — Тебе часто приходилось присутствовать на таких церемониях? Старшая испытывала восхищение эстетикой восточной страны, вот и не могла прекратить говорить об этом, в то время как её собеседница, явно недолюбливающая такое развлечение, как чайные церемонии, была готова отречься от звания истинной китаянки. Хуа Чэн, конечно, временами скучает по Родине, однако мысли ограничиваются на людях, которыми она дорожит, любимыми блюдами, местами и домом, но уж точно не затрагивает действо, которое хотелось стереть наждачкой из памяти. Из-за насилу привитого обычая проводить традиционные чайные церемонии, ненависть к ним возрастала с каждым годом всё больше. Вот уж точно то, к чему она не хотела возвращаться. — В школе нас к ним приучали с самого детства. Чтобы не забывали традиции и чтили их. В средней школе мы с Кианг потихоньку прогуливали подобные мероприятия, потому что эта деланная вежливость уже поперёк горла стояла, а мы были детьми с шилом в заднице и желанием играть, а не сидеть смирно несколько часов. — Кианг это твоя подруга? — улыбается Се Лянь. — Да. Я тебе о ней рассказывала. Она была единственным человеком, который меня понимал и разделял мои взгляды. Встретить единомышленников среди полчища учеников китайской школы — задачка не из лёгких: людей очень много и это сильно давит. Я какое-то время сторонилась других, предпочитая быть самой по себе, но дома всегда ждала Кианг, с которой мы гуляли. Потом она перевелась в мою школу, мы стали больше проводить времени вместе, и я была уже не такой зажатой, — о тех годах девушка вспоминает с улыбкой на лице. — Сказала бы, что я боялась толпы и жалась по углам в юные годы? — Нет. — А так и было, — пожимает плечами Хуа Чэн. — Кианг давала почувствовать себя в своей тарелке. Мы частенько с ней что-то прогуливали, а потом получали затрещины от родителей, но это не мешало нам сбегать с уроков снова и снова. Чайные церемонии мы тоже почти всегда пропускали, вместо этого шли тратить карманные деньги в игровых автоматах или компьютерных клубах. — Здорово, — только шире растянула губы Се Лянь. Для неё очень ценно узнавать вот такие простые истории из жизни девушки. — Да… — на выдохе согласилась та. — Культура Китая… очень сильно отличается от американской. Здесь намного проще. Ты не следишь за каждым своим вздохом, а просто делаешь, что хочешь. Понимаю твоё рвение туда, но, пожив там какое-то время, ты можешь передумать там оставаться, — наплевав на правила приличия и этикет во время церемонии, Хуа Чэн села на футон и притянула одну ногу к себе, обняв её руками и опустив на колено подбородок. — Из-за строгости? — Угу, — кивнула. — Возможно. Я привыкла, что здесь у меня развязаны руки, но и привыкнуть к менталитету там было бы не так сложно при том, что родители много рассказывали о культуре и правилах. Многое я знаю от них, а ты можешь рассказать о тонкостях, которые могли быть ими упущены. Подстроиться нетрудно, трудно отвыкнуть от свободы, которая присуща Америке. — А ты серьёзно задумываешься над переездом в Китай? — Не знаю, — неопределённо ведёт плечом Се Лянь. — Можно было бы попробовать. Пожить пару лет в том же Пекине или Гонконге, а там посмотреть… — внезапно она воспряла духом и подняла улыбчивое лицо на девушку. — Тем более, с таким хорошим учителем китайского и прекрасным наставником мне точно будет всё ни почём. — Ты знаешь, что я пойду за тобой куда угодно, и пользуешься этим, — в шутку пожурила Хуа Чэн. — Я готова сделать для тебя то же самое, — запротестовала старшая. — Куда хочешь отправиться? Первым делом мы полетим туда. — Неважно где. Важно с кем. А если я буду с тобой, то готова познать даже все прелести выражения «с милым рай и в шалаше». — Ну уж нет! — натурально встрепенулась Се Лянь, став резко серьёзной. — До такого мы себя не доведём. Никаких шалашей. Романтика это, конечно, хорошо, но не в данном случае. Хуа Чэн, понаблюдав за чужим возмущением, не могла не счесть свою цзэцзэ милой и в то же время по-настоящему зрелой и мудрой, не ведущейся на сопливую фигню из устойчивых выражений даже в шуточном контексте. Она хочет им только комфорта и процветания, и это трогает, побуждая стараться ради них и их совместного будущего. — А когда приедут твои родители? — спрашивает Се Лянь, дождавшись, пока девушка подольёт ей чай, и тут же берёт пин-бэй в руки, как надо, привыкнув к этому. — На неделе, я думаю. Они не говорят точной даты, хотят сделать сюрприз. Учитывая то, что в последнее время старшая частенько пребывает у них в доме, сюрпризом это могло оказаться не только для Хуа Чэн. Такую встречу с её родителями старшая точно боялась представить — уж слишком неудобно получается. Если бы была возможность подготовиться к этому, она бы обязательно сделала это. — Я хочу им рассказать о нас, — заявляет девушка, отстранённо поглаживая кромку чаши указательным пальцем. — Но не знаю какой будет их реакция. До этого я не говорила о том, что была в отношениях с девушкой, они только знали, что я могу с парней переключиться на них ради разнообразия и всё. Для мамы это не более, чем дурость по молодости, а папа не выразил возражений, предоставив мой выбор мне. Поэтому даже не знаю… — её голос стал вовсе неуверенным и блёклым, конец фразы даже не дошёл до ушей Се Лянь, настолько неуверенно та бормотала. — А-Чэн, — твёрдо зовёт старшая, поднимая робкий взор с чашки на себя. — Что плохого случится, если вдруг они будут против? — У них испортится отношение к тебе. — Наверное, это сейчас прозвучит небрежно, но и что с того? Разве у нас от этого что-то поменяется? И не смотри на всё через призму провала. Кто знает, может, они одобрят твой выбор. Ведь вариант не один, а два, и один из них хороший. Второй чуть похуже, но после него не случится трагедии. Вот скажи: ты бы тут же рассталась со мной, если бы встретила неодобрение в лице семьи? — Нет, — не тратя время на раздумья, ответила Хуа Чэн. — Ну вот, видишь? — тепло улыбнулась Се Лянь, а после встала с места, обошла столик и села рядом с Хуа Чэн. Убрав длинные волосы на одну сторону, она надевает на неё мягкий капюшон с медвежьими ушками, затем притягивает её за плечи к себе и заключает в успокаивающих объятиях. Та охотно шла навстречу, устроившись головой на чужой груди и окольцевав талию руками. Девушку нечасто увидишь настолько неуверенной и тревожной, пригреть её у себя и успокоить кажется сейчас жизненно-важным для старшей. Куда приятней слушать смущающие шутки и интересные истории от Хуа Чэн, чем наблюдать за её терзаниями. — Цзэцзэ, почему ты не поела? — нарушила воцарившуюся тишину последняя. При разносе сервиза оставленная тарелка с едой просто не могла быть ей не замечена. От поставленного вопроса Се Лянь почти растерялась, едва не прекратив поглаживания ладонью по чужой голове, но быстро взяла себя в руки и уклончиво ответила: — Я наелась. — Врушка, — выдыхает Хуа Чэн и, раскатисто зевая, повторяет: — Ты такая врушка. — Давай всё уберём и пойдём спать? День был утомительным, нужно отдохнуть. — Но ведь эта кровать не для сна, Белла, — говорит с наигранной актёрской интонацией девушка, усмехаясь устало с Се Лянь. — Вампиры, да даже боги и демоны иногда должны отдыхать, — мягко отвечает она. — Что уж говорить о нас? — О нет, Белла, ты что, всё ещё человек?! — так же тихо изумляется Хуа Чэн. — Поняла, в следующий раз смотрим «Сумерки». Брюнетка широко улыбается, приглушённо засмеявшись, и остаётся довольной, а после встаёт вместе с Се Лянь и помогает ей прибраться, прежде чем они обе пойдут спать.

***

Зайти с жаркой улицы в прохладное помещение оказывается ничем иным, как благодатью. Сегодня днём было на редкость жарко, и к вечеру ситуация мало поменялась. Се Лянь благодарит высшие силы за существование кондиционера в супермаркетах. Возможно, Цинсюань, идущая рядом, посетовала бы на её наряд, немного не соответствующий погоде, но идти с работы и менять брюки на шорты или юбку не было желания. Приходилось довольствоваться чем есть, да ещё и нести на согнутом локте пиджак. Радовало только то, что блузка была без рукавов и из дышащей ткани. Ну и ещё хватило ума собрать волосы в высокий хвост. Подруга же со своей девушкой будто совсем не ощущали на себе прогрева с небес, и шли как ни в чём не бывало. Цинсюань-то понятно почему — она была в футболке и шортах, а вот Хэ Сюань — в кофте с длинным рукавом и таких же шортах, выглядывающих из-под неё, — выглядела отстранённой настолько, что источала лёд, который, видимо, и остужал её. — Блин, кто делает такие высокие полки? — возмущается Цинсюань, вытянувшись во весь рост у одного из стеллажей, но это ей едва ли помогает с ростом чуть выше, чем у Се Лянь. Хэ Сюань бы тоже не дотянулась, будучи повыше, и стоя рядом наблюдала за попытками своей девушки добиться успеха, сложив руки на груди. Раздражённо поставив руки в боки, та вздохнула, а после, придумав что-то, подвела никого не трогающую Хэ Сюань к стеллажу. — Присядь. — Может, позвать сотрудника на помощь? А?.. — с сомнением тянет Се Лянь, наблюдая за тем, как подруга садится своей девушке на шею, и та её ловко поднимает, позволяя добраться до заветной полки со снеками. — Цинсюань, тебе же не шестнадцать, — обняв себя руками, она, склонив голову вбок, подпёрла её кончиками пальцев, несколько раз поражённо моргнув. — Плевать! Возраст это всего лишь цифра, а я всего лишь хочу те чипсы, — отвечает та, кряхтя и тянувшись к нужному вкусу, а потом обращается к Хэ Сюань, опустив голову на неё: — Как хорошо, что ты качаешься, зай, — и смеётся, чувствуя себя победителем с любимыми чипсами в руках. — Идём на посадку или ещё что-нибудь сверху посмотреть? — Слезай, пока нас отсюда не вывела охрана, — попросила Се Лянь. — А с каких пор у нас запрещена езда на людях?! — Я тебе не лошадь, — соглашается с подругой Хэ Сюань, медленно опускаясь, чтобы девушка слезла. — Ну не знаю, дома ты так не говоришь, когда мы практикуем «наездницу», — поправляя одежду уже стоя твёрдо на своих двух, говорит Цинсюань, не замечая, как Се Лянь качает с улыбкой головой. — Кстати, о наездницах, — поворачивается к последней она, а как подхватывает её и Хэ Сюань под руки, продолжает: — Я уже давно хотела предложить: как вам идея сходить на двойное свидание? — и вертит головой от одной девушке к другой, ожидая реакции. — Зай? — Я не против. — Се Лянь? — Разве это не будет считаться обычной прогулкой парочек?.. — с сомнением протянула та. — А что тогда такое простое свидание? — Прогул… — осекается, поняв, что секундой ранее сморозила глупость. — Не знаю, я бы сходила, но нужно спросить у Хуа Чэн, согласна ли она. К тому же, нам хорошо было бы подгадать день, когда все выходные. — Необязательно. Достаточно будет того, что Хуа Чэн будет свободна, потому что она одна из нас работает на два часа дольше, а вот мы можем сразу после работы собраться, смотаться домой и часиков в семь встретиться в каком-нибудь кафе. Всё, решили! Звони ей прямо щас! — Она на работе и может быть занята. — Ну тогда пиши. Се Лянь, я не понимаю, почему твоим мозгом сегодня выступаю я. Создаётся впечатление, что тебе не понравилась эта затея и ты ищешь предлог, чтобы не втягивать в это Хуа Чэн. — Нет, я просто думала написать ей по этому поводу дома, — более не протестуя, девушка достаёт из небольшой сумочки, с которой ходила на работу, телефон и открывает нужный диалог, замечая, что пользователь был в сети несколько минут назад. В ходе небольшого диалога, завязавшегося благодаря тому, что Хуа Чэн была на перерыве, Се Лянь улыбается и отвечает подруге: — Она за. — Отлично! Когда она не работает? — Завтра работает, потом два дня выходные, — выучить график девушки, ориентируясь по их встречам, было не так сложно. — Тогда послезавтра и встретимся. Нужно только определиться где. — Ну, это проблема не первостепенной важности. Можно будет, если что, на ходу сориентироваться. — Хорошо, тогда я потом посмотрю, куда можно будет сходить. Се Лянь согласно мычит в ответ, а после хлопает себя по лбу ладонью, когда Цинсюань заявляет, что ей прям кровь из носа понадобились мармеладки именно с верхней полки, и попросила Хэ Сюань ей снова помочь. «Могла бы просто сказать, что понравилось кататься на чужой шее, зачем так усложнять?» — подумала девушка, наблюдая за покорно наклоняющейся подругой. Такие мелочи в их отношениях всегда до глубины души трогали довольно синтементальную Се Лянь. Наблюдать за тем, как упрямая и несгибаемая Хэ Сюань послушно исполняет порой глупые капризы своей девушки, умиляет, ведь это совершенно не в её характере — быть покладистой и уж тем более выступать в роли лошади, чтобы кто-то дотянулся до верхней полки. Возможно, из-за этого Цинсюань немногим позже после начала их отношений и стала немного наглеть, пользуясь тем, что ей всё сходит с рук, но всё же она девушка неглупая, знает, когда нужно себя остановить. Даже такие полярные личности смогли ужиться и найти любовь в нежных объятиях друг друга. Се Лянь поначалу не сильно верила, что их отношения продлятся долго, но вот уже скоро пойдёт четвертый год, как они вместе, что не может не радовать. Как правильно говорила Хуа Чэн, может показаться странным, что люди, у которых не совпадают характеры, мировоззрения и интересы, могут дружить и — более того — состоять в отношениях. Но ведь не в этом суть. Человек любит другого человека за то, какой он есть, без причин, просто любит. Поэтому, когда Се Лянь слышит, что та или иная пара рассталась, потому что они «слишком разные», ей хочется прокричать: " Да вы даже не пытались найти комфортный вам обоим вариант!» Конечно, к этому не относятся случаи, когда люди ищут любой повод, чтобы разорвать связь, но при ином раскладе становится обидно, что ни одна, ни другая сторона банально не хочет работать в этих отношениях, предпочитая оставаться в своей зоне комфорта. Прекрасно, когда она совпадает, но так ведь не всегда бывает. Се Лянь надеется, что Хуа Чэн чувствует себя комфортно с ней, а если же нет, то она будет готова что-то менять, чтобы не доставлять неудобства и жить в гармонии. Девушка наверняка сделала бы то же самое. Совсем скоро приедут её родители. Уже не получится заявляться к ней домой, как к себе, придётся быть немного сдержанней в желаниях и осторожничать. Скорее всего Хуа Чэн махнёт рукой (в случае, если родители одобрят её выбор) и скажет расслабиться, продолжив делать всё в своём духе — ну, то есть, вести себя так, будто родители всё ещё находятся за тысячи километров отсюда, а не этажом ниже. Однако Се Лянь так определённо не сможет. Это же родители. Может быть, когда-нибудь девушка это поймёт, ну а до того времени её озорство будет ставить их в забавные ситуации, из которых будут получаться памятные истории. Вернувшись домой к десяти вечера, поскольку завтра рабочий день и у неё, и у подруг, и нужно было лечь пораньше, Се Лянь на своё удивление не находит Се Яна в гостиной у плейстешейшена, как и не обнаруживает его на кухне. Мысленно прикинув места, в которых он может быть ещё (потому что спать в такой ранний час он бы точно не лёг), она прошла в свою комнату, как вдруг у самой двери поняла, что брат никуда не уходил. Более того, он кого-то к ним впустил, чему свидетельствовал ритмичный стук кровати о стену в его комнате и мелодичные женские стоны. Заставать Се Яна с кем-то дома было редкостью, но даже такие моменты давали девушке вспомнить, что её младший брат давно не ребёнок и имеет свои потребности. С горящими ушами попав в свою комнату, Се Лянь взяла сменные вещи и ушла вниз, чтобы принять душ во второй ванной комнате, ибо комната младшего как назло находилась через стенку от ванной на втором этаже. Освежившись и переодевшись, девушка убирает передние пряди волос назад, заколов их на затылке заколкой, и, предварительно закинув костюм стираться, идёт на кухню, чтобы сделать вечерний чай. После напитка, который делала Хуа Чэн несколько дней назад, обычная заварка в пакетиках и правда поменяла свой вкус, став не такой насыщенной и какой-то безвкусной даже с добавлением сахара или мёда. Недолго думая, она пишет ей, чтобы спросить каким чаем её угощали, и отпивает из кружки клубящийся паром напиток, переводя взгляд в сторону лестницы, откуда слышен звук шлёпаюших во время шагов стоп. Се Ян спускался вразвалочку, явно довольный, болтая руками вдоль тела, будто они ему не принадлежат, а увидев сестру на кухне, вскинул брови. — Что ты здесь делаешь? Вопрос настолько удивил Се Лянь, что она даже опешила, замявшись с ответом, а после сказала: — Вообще-то, живу, если ты не забыл. Се Ян заходит на кухню в одних домашних штанах, с голым торсом, не стесняясь сестры, и язвит в ответ: — Действительно, тут забудешь, учитывая твои ночёвки у Цинсюань и Хуа Чэн. Уже, наверное, забыла как собственая комната выглядит. — Тебе так важно моё присутствие здесь? Боишься, что, когда понадобится совет, сестрички рядом не будет? — усмехается над ним Се Лянь. — Я и без твоих советов отлично справляюсь, — улыбается парень, обойдя стол, за которым сидела старшая, и натянуто широко улыбнувшись. Девушка кривляется в ответ, повторив его эмоцию, и тянет многозначительное «м-м-м». — Да уж, я слышала. Се Ян не стал брать во внимание разукрашенную шею сестры, следы с которой почти полностью сошли, а днём скрывались тональным кремом, и отвлёкся на её серьёзное заявление, прозвучавшее следом: — Единственная просьба — мою одежду своим гостьям не давать. — Да кому всрались твои панталоны? — куксится Се Ян. — Там в шкафу из полезного только канат, который ты использовала для выступлений, и то, чтобы повеситься. — Вот свои панталоны им и давай, — миролюбиво улыбнулась девушка. — А мои не тронь. За время пребывания здесь, у меня уже исчезло три футболки. Ещё раз такое повторится — я с кого бы то ни было сниму их и раздеру у тебя на голове, — невозмутимо отпила чай. — А допрыгнешь? — хмыкнул Се Ян. — Стремянку принесу. Последний раз усмехнувшись, парень тянет руку к сестре, тем самым выпрашивая кружку, а как получает, делает глоток. — Тебе мама не говорила, что они хотели приехать в следующем месяце? — спрашивает внезапно он. — Зачем им сюда ехать? — поднимает брови от удивления Се Лянь. Обычно родителей из Сан-Диего не выгонишь, а тут аж сами решили приехать к детям. — Они тут живут, — возвращает сказанные старшей слова Се Ян, мило улыбнувшись. — Соскучились. Так с ними была хотя бы ты, а сейчас вообще никого. Мы же ещё не собирались этим летом вместе на кемпинг, как когда я учился. Они и меня хотят увидеть не через экран телефона. — Ну да… — соглашается девушка и тянет руку к брату, как он к ней ранее. Тот ей порывается вернуть кружку, но, получив отрицательное качание головой, шумно выдыхает носом и выуживает из кармана штанов «дудку», протягивая ей. — Перед смертью не накуришься? — наблюдая за тем, как со вкусом сестра сразу же затянулась, смеётся Се Ян. — При них так не покуришь, — отвечает Се Лянь. Почувствовав, что вкус жижи ей незнаком, она поднимает электронку перед собой, чтобы посмотреть на неё, и понимает, что это не то, что было до этого. — Это не твоя? — Сирена одолжила. Се Лянь страдальчески стонет и отдаёт чужую вещь обратно, побрезговав брать что-то от подружек брата. — Как думаешь, кому из нас первым начнут затирать за отношения и брак? — Какая разница? — говорит старшая. — Всё равно потом с одного на другого переключатся. Дай мне свою, — имея в виду электронку. — Моя наверху в джинсах. Булка, хватит тырить мои курилки, — супится Се Ян. — Я с тобой эпиляционными полосками делилась, и ты поделишься. — Эй! Об этом никто не должен узнать! Ц, щас принесу, — с недовольным лицом парень встаёт с места и уходит в сторону лестницы. — И не оставляй подружек надолго одних после секса — они могут сильно обидеться, — даёт девушка совет брату в след и отпивает чай, которого после него осталось меньше половины кружки. На телефон приходит уведомление, заставляя экран загореться. На дисплее высветилось имя Хуа Чэн и сообщение чуть ниже в облаке. Се Лянь думала уйти спать сразу после того, как попьёт чай, но так уж получилось, что несчастная половина кружки была растянута на полтора часа, а предоставленное братом курево только больше располагало к неторопливой беседе с девушкой. Возможно, наутро она об этом пожалеет, когда будет соскребать себя по частям с кровати после прозвеневшего будильника, но это будет только через восемь часов. Хотя нет, жалеть точно не будет, даже совесть за сбитый режим не замучает, пока сердце трепещет от переполняющей изнутри любви к девушке, отправившей последнее сообщение, перед тем, как уйти спать. Хуа Чэн: Сладких снова, цзэцзэ<3