Юность

На следующий день Лера в школе не появилась, как и через день. Виной была не драматичная сцена у школы, а десятки опубликованных в соцсетях видео, на которых некоторые особо мерзкие людишки, типа Игоря, отметили Лерин аккаунт. Естественно, новость о скандале разнеслась по всей школе. Казалось, только первоклассники не слышали о местной шлюхе Валерии Лебедевой, которая так отвратительно обошлась со своим идеальным парнем. В нашем 11Б особенно остро восприняли новость — Леру и так не очень жаловали, а тут такой позор! Игорь предложил объявить однокласснице бойкот, который готовы были поддержать его дружки. Некоторые держались в стороне: Карина сказала, что эта стандартная подростковая драма, Полине в целом было плевать на Леру и её личную жизнь, Ира собирала ставки: Левин отец ребёнка или всё же не Левин, хотя никто и понятия не имел, кто такой этот Левин. Несмотря на подлые поступки, Лера не заслуживала быть настолько униженной. На сообщения она не отвечала, несколько раз я пыталась позвонить — последний раз трубку взяла её мама. Сказала, что Лера заболела и придёт ещё не скоро. Я была рада, что её мама оказалась современной и понимающей. Этим же вечером я решила поговорить со своей понимающей мамой обо всём, что меня терзало. Я уселась за кухонный стул напротив мамы, размеренно поедающей орешки в тёмном шоколаде. — Хочешь? — мама протянула мне пакет с орешками. Я помотала головой. Мне очень надо было рассказать ей всё, что творилось с моей жизнью последние дни, но я не знала, с чего начать. — Ну рассказывай. — По мне так заметно, что я хочу поговорить? — Ты же моя дочь, — мама улыбнулась. — Случайно не ту ситуацию с Лерой обсудить хочешь около школы? Не смотри на меня так, я не совсем отсталая у тебя, интернет имеется, родительский чат тоже. — Да блин, как ты всё узнаёшь? Родители это тоже обсуждают? — Не просто обсуждают, а думают пригласить в школу психолога. Вам с Катей повезло иметь такую современную маму, а кому-то нет. — Мам, что мне делать? Жизнь какая-то странная — вроде всё хорошо, а вроде и дерьмо. — И что у тебя такого «дерьмового» происходит? Учишься в хорошей школе, поступаешь в Питер, родители живы. — Ну я не об этом! Очень круто, что все живы, просто в моём возрасте личные проблемы на первом месте, уж прости. Я чувствую, что все вокруг меня тупые. Не в плане мозгов, в плане мировосприятия, понимаешь? Лера, вон, переспала с Левиным, хотя он мне нравился, а теперь беременна от него. Ну как можно забыть о гондо… простите, о презервативах, тем более с Левиным? И вообще, у неё Костя такой классный был, а она ему изменила. Вот нафига? А Оля! Сначала мучилась с абьюзером, а теперь встречается с наркоманом. Ну вот где у неё мозг и самоуважение? А я, симпатичная, адекватная, только меня игнорил Лекс, потом отшил Левин, а теперь…, — я обречённо махнула рукой. — Что со мной не так? — Всё с тобой в порядке, доченька, — мама прижала мою голову к своей, — ты у меня самая красивая, самая умная, самая-самая! — Ты сейчас издеваешься, да? — Нет, я поддерживаю. Всё у тебя в жизни будет хорошо — и мальчика прекрасного найдёшь, и в универ поступишь. — Нафиг этих мальчиков, — пробубнила я. — Дочь, ты опять страдаешь? — папа вальяжно вошёл на кухню, взял из корзины яблоко. — Какие у тебя в восемнадцать лет могут быть проблемы? — Ой, пап, отстань! Не мешай мне ныть. И не обесценивай чувства подростков, у нас свои заморочки. — Бе-бе-бе, — папа потрепал меня по волосам и сунул в руку вымытое яблоко, — будешь кушать фрукты — всё будет хорошо. Я закатила глаза, а папа ушёл обратно в комнату. — Как думаешь, у меня получится поступить на дизайн? — Конечно, получится, даже не сомневайся. — А если меня не возьмут, куда мне поступать? — Ну, посмотри программы наших ВУЗов, может, что-то понравится. Да и вообще, сосредоточься на сдаче ЕГЭ и поступлении, постарайся не думать о всяких пустяках. Пусть всякие Леры, Оли и Левины делают всё, что хотят, а ты не трепи себе нервы лишний раз, — сказала мама, чмокнув в меня в макушку. — Да я уже и не думаю о Левине. Ну почти. — О ком-то другом думаешь? — Я не знаю, — я неопределённо дёрнула плечами. Очень хотелось поделиться с мамой мыслями, но не знала, как начать. — Помнишь, на День рождения мне присылали торт? Вот, тот самый парень. Мы с ним хорошо общаемся, но я не знаю, хочу ли я с ним отношений. Точнее, не знаю, хочет ли он. — Поживём — увидим.

***

В субботу утром неожиданно написала Ева. Обычно она звала только на ночные пьянки, но сегодня пригласила с собой зайти к Лере. Кажется, она была единственной, с кем общалась Лера в последнее время. Что удивительно, учителя будто не замечали отсутствия Леры на уроках. После наших расспросов Алла Дмитриевна объявила, что наша одноклассница тяжело болеет и «пару дней» побудет дома. Пара дней растянулись на пару недель. Часть меня скучала по бывшей лучшей подруге, а другая часть, мерзкая и мстительная, тихонько злорадствовала. С Евой встретились на полпути к дому Леры. Город у нас был небольшой, хоть и миллионник, — до подруги дошли минут за двадцать. Лера открыла дверь. Выглядела она хуже некуда. На идеальном лице красовались прыщи, руки в огромной футболке казались тоньше обычного, тёмные глаза смотрели как-то затравленно и очень грустно. Волосы Лера скрутила на затылке в нечто похожее на пучок, когда-то яркие синие пряди выглядели безжизненно. — Девочки, спасибо, что зашли. Я очень рада вас видеть, — хрипло сказала Лера, будто заговорила впервые за несколько дней. — Простите, что в таком виде. Проходите, я сейчас вернусь. Лера махнула рукой в сторону зала и скрылась в ванной. Я по привычке забралась с ногами на диван, расслабленно откинулась на спинку, огляделась. С последнего раза, когда я была у Леры, не поменялось ничего. Уютная гостиная, смежная с кухней, кремовые обои с абстрактным узором, в углу гигантское растение, закрывающее пол окна. Мы с Евой звали его Андреем. На декоративном столике я заметила фотографию. Здание школы. Я стою согнувшись рядом с Лерой, которая нелепо размахивает руками. Мы смеёмся. На обеих дурацкие платья, которые никогда не входили в моду, нелепые длинные чёлки почти закрывают глаза. Я помнила этот день — выпускной после девятого класса, когда мама незаметно сфотографировала нас. Где-то за кадром ржут Светка и Оля: на наших глазах тощий Илюха, тогда ещё в очках, дарит Еве розу, такую же розовую, как её платье с огромным бантом. Илюха был классным парнем, но признаваться Еве в любви было равносильно самоубийству — в своё время она отшила самого популярного старшеклассника, по которому сходило с ума полшколы, а тут простенький Илюха из семьи преподавателей. Я вдруг почувствовала, как в горле становится тесно, глаза начинает щипать. Мерзкое ощущение — скучать по тому, что никогда не произойдёт снова, поэтому я предпочитаю называть это явление «ностальгия в глаз попала». — Ты больше на неё не злишься? — голос Евы вынырнул из тишины. — Я? Не знаю. Я злилась первые несколько дней, потом просто... наступило разочарование в дружбе, что ли. — Во втором классе мне нравился один мальчик, — как-то загадочно начала Ева. — Я ему, помню, на четырнадцатое февраля открытку подарила с признанием в любви, только не написала, от кого. Думала, он всё поймёт, но он подумал, что это от моей подружки. Прикинь, они друг другу нравились, а мне она об этом не говорила. А она, стерва такая, прикинулась, что открытка была реально от неё, и они начали встречаться. Ну как «встречаться» — гуляли вдвоём, делали домашку вместе, а меня подружка выкинула из жизни. Самое забавное, что она знала о моих чувствах к этому мальчику, но всё равно поступила по-свински. — Очень поучительная история, но я не совсем понимаю, к чему она, — усмехнулась я, — в смысле, понимаю, но не узнаю её героев. — Ну, мальчик, который мне нравился, это наш Игорёк, — Ева выдержала драматическую паузу, чтобы дать мне отойти от шока, — а дружила я тогда с Лерой Лебедевой. — Ты сейчас прикалываешься? — Не, всё правда. Просто с возрастом я поняла одну вещь: люди не меняются. Точнее, меняются иногда, но в соответствии с трендами, например, или под влиянием большинства. А если у них нет поводов меняться, то они и не меняются. Остаётся либо смириться, либо выкидывать таких людей из жизни. Только если раньше обиды быстро забывались, то с возрастом всё чувствуется гораздо острее. — И поэтому ты потеряла доверие к парням и ни с кем не встречаешься? — предположила я. — Ага, с детского сада, — хохотнула Ева, — нет, конечно. Это просто история из детства, ничего больше. Несмотря на образ легкомысленной красотки, который она создавала годами, Ева была очень осознанной для своих лет. Может, работала с психологом, а может, имела иммунитет к детским травмам. Вышедшая из ванны Лера сменила растянутую футболку на чёрную водолазку и джинсы, на голове красовался тюрбан из полотенца. Умелый макияж почти превратил Леру в прежнюю жизнерадостную стерву, только уголки губ оставались опущенными, а взгляд безжизненным. Странно, но живота совсем не было видно. — На прошлой неделе я была у гинеколога, — начала Лера, сев напротив нас, — срок был десять недель. — И… Там всё в порядке? — в голосе Евы читалось непонимание. —Тамсегодня исчезнет, — жёстко отрезала Лера, опустив глаза, — через час иду на аборт. — Лера, это же почти сформировавшийся плод, — сипло сказала Ева, расширив от ужаса глаза. — Ты уверена в своём решении? Лера сжала челюсть, зажмурилась, помотала головой из стороны в сторону. Ответила, что уже всё решила, и попросила не задавать вопросов. Ева всё причитала, что это неправильно, что Лера будет жалеть всю жизнь, а я скрестила руки на груди и скептически переводила взгляд от одной к другой. Я понимала решение Леры — не могла карьеристка до мозга костей угробить свою жизнь в восемнадцать лет рождением ребёнка. Лера рассказала, как врач умоляла её не губить сразу невинное дитя, а подумать ещё немного. Поведала врач и про то, что молодым мамам государство обеспечивает прекрасную безбедную жизнь — и деньги платит, и квартиры даёт, и что только не делает для повышения рождаемости! Лера не повелась на уговоры и настояла на своём. У гинеколога я была всего один раз, не считая школьного осмотра в десятом классе. Никогда не понимала, почему девочки нашего возраста так боятся к нему идти. Когда я впервые переспала с Лексом, я сразу же сказала об этом маме. Спокойно сходили с ней на осмотр, я получила рекомендации по ведению половой жизни, брошюру о ранней беременности и каталог доступных контрацептивов. Наверное, не у всех такие современные родители — мои готовы были морально поддержать своих дочерей в любой, даже самой скверной ситуации. У Леры ситуация оказалась сложнее: её мама перестала с ней разговаривать, а папа и вовсе съехал на неопределённый срок, лишь бы не иметь отношения к семейному скандалу. Остались только мы, лучшие подруги, которые сейчас сидели на скамейке в узком коридоре поликлиники, ожидая Лериной очереди. На стене напротив висел плакат о последствиях прерывания беременности с яркими картинками.«ОСТАНОВИСЬ! Не дай себе совершить главную ошибку всей жизни!»— кричал заголовок, дополненный яркой картинкой, на которой к полностью сформировавшемуся ребёнку в матке тянулись щипцы. Лера молча сидела с опущенной головой, плотно сжав губы. Ева держала её за руку, что-то тихо рассказывая. Наверное, про очередное клубное приключение. В этом году Ева особенно зачастила в клубы. Каждые выходные она выкладывала фото из самых пафосных ночных заведений города и каждый раз с новыми лицами мужского пола. Раньше я даже завидовала её популярности, но теперь понимала, что я бы так точно не смогла. Мне важен уют в окружении близких людей, а все эти незнакомцы могли принести только мимолётные эмоции. От размышлений меня отвлёк звук нового сообщения в почте. Внутренности сделали сальто, когда я открыла письмо. Я прошла собеседование и была допущена к последнему состязанию для поступления в Питер. О чём они вообще думали, когда утверждали мою кандидатуру? «Эй, смотрите, это высокомерная социопатка, нам такие крайне необходимы» или «О, она читает фанфики и у неё нет личной жизни — точно будет время на творческое испытание!». Сарказм так и лился наружу вместе с подкатывающим весельем. Я с трудом подавила улыбку и ещё раз внимательно прочитала письмо. Информацию о последнем задании обещали прислать позже, а пока нужно было просто подтвердить свою готовность. Лера торчала в кабинете около часа. Её долго расспрашивали о самочувствии, измеряли давление, ещё раз умоляли передумать. Между приёмами у гинеколога у Леры был сеанс с психологом — примерно с такой же психичкой, которая приходила к нам в восьмом классе. Лерина психичка давила на её «женскую природу» и предназначение женщины, но получила в ответ лишь равнодушное «Я сама решу, как мне жить». После процедуры удаления плода Лере нужно было некоторое время оставаться под наблюдением врача. Наверное, в европейских странах это предполагало отдых в отдельной палате с телевизором или в каком-нибудь лаундже с диванами, но мы следующие два часа просидели в том же коридоре на жёсткой скамейке. Всё прошло нормально, если считать нормальным аборт в восемнадцать лет. После посещения врача мы втроём долго бродили по городу, обсуждая какие-то незначительные вещи: бесконечных поклонников Евы, странный роман Светки с Марселем, грязные остановки. Я старалась забыть о предстоящих экзаменах, о поступлении и о том, что наши пути могут разойтись навсегда.