Служанка

      На утро вся прислуга была в недоумении от новости, которую принесла Джису.       — Не могу поверить, — сказал Чан, грустно опустив голову. — Бедная Ханыль, представляю, как она расстроена.       — Ничего не будет, — пытался поддержать всех Джисон, — она всегда выпутывается. У неё десять жизней, как у кота.       — Нет, — возразил Бан, сурово посмотрев на парня, — у кота семь жизней.       — Семь? — удивился Хан.       — Нет, у неё их девять, — вмешалась в бесполезный спор Рюджин, на что Джисон пожал плечами и, махнув рукой, сказал:       — Какая разница: семь, девять или десять? — оптимизм Джисона зашкаливал. — Вот увидите, с ней будет всё в порядке.       — Не знаю, не знаю, — покачала головой старшая Шин. — На этот раз всё серьёзно. Её не защитила даже госпожа Чон.       — Да, что вы все «Ханыль, бедная Ханыль», — фыркнула Юна, — дайте позавтракать спокойно.       — А ну, заткнись, — накинулась на неё Джису, — доедай и иди работать.       На это Юна лишь показала язык, передразнивая.       — Ханыль пошла к старухе попрощаться. Потом придёт сюда, попрощаться с нами, — стирая слёзы с глаз, сказала Чхве.

***

      Ханыль тихонько постучалась в комнату старушки и, услышав «кто там?», открыла дверь, осторожно просовывая в проем только голову, грустно улыбаясь:       — Это я, бабуся. Пришла попрощаться.       — Не нужно было, — махнула рукой та, пытаясь показать равнодушие. — Я не люблю прощания.       — Хорошо, — вздохнула Ханыль, прикрыв за собой дверь, — Знаете что, бабуся? Вы меня разочаровали.       — Я тебя разочаровала? — удивлённо спросила Чон.       — Да, вы...       — Да как тебе хватает смелости говорить мне такое? — Лицо старушки приобрело багровый оттенок.       — Я не знаю, есть ли у меня смелость, но я думала, вы другая... — Ханыль говорила тихо, в её голове не было претензий, только грусть и разочарование.       — Я тебе не позволю...       — Дайте мне закончить, — сказала она и, поняв, что старушка её слушает, продолжила: — Я выросла в детском доме, и господин Ча Сону без усталости повторял, что людей ценят по тому, какие они, а не по положению.        Он говорил, что не одежда делает человека, но, по-моему, вы считаете, что как раз одежда делает человека. Вы увидели, как я была одета, когда вернулась из клуба, и согласились со своей невесткой. Вы не имеете права вешать мне ярлык.       — Ты понимаешь, что ты была не одета, а раздета? — чуть не заикаясь от негодования, сказала Чон.       — Я не была раздета.       — Да?! У тебя всё вылезло наружу!       — Нет, бабуся, ничего не было видно.       — Видно было почти всё!       — Что у меня было видно? Что? — Ханыль не могла стерпеть подобное в свой адрес, — Грудь? Что по-вашему мне нужно было сделать? Отрезать её или перевязать?       — Ты же знаешь, что Джихё не хочет видеть тебя здесь, — смягчилась старуха, — Моя внучка тебя ненавидит. Даже мой сын хотел тебя уволить. Но ты ошибаешься насчёт одежды. Для меня ты такая, какая ты есть.       — А какая я? — уже совсем спокойно спросила Ханыль.       — Ты простая, веселая, — наконец, на губах Чон Гымсун заиграла добрая улыбка, — Иногда слишком озорная.       — Ладно. По крайней мере, вы меня не ненавидите. Счастливого нового года, — Ханыль направилась к двери, и, уже держа ручку, добавила: — Знаете, бабуся, мне понравилось быть вашей внучкой, пусть даже несколько дней.       Неожиданно дверь открылась, чуть не ударив девушку по носу. Вошедший Хёнджин был взволнован, это было видно по его лицу и нервным движениям.       — Привет, — сказал он, придержав отшатнувшуюся от двери Ханыль, чтобы не упала.       — Привет, я ухожу, — грустно сказала она, подняв на него глаза. — Вам тоже счастливого нового года. Извините.       Поклонившись, она вышла. Хёнджин же с недоумением смотрел на бабушку, а та, всё поняв, лишь пожала плечами и с навернувшимися на глаза слезами сказала:       — Не смотри на меня так! Я не могу одна бороться против всех.       Хёнджин, поняв, что бабушка ничем не поможет, чтобы Ханыль осталась, поспешил за девушкой.

***

      Ханыль, встретив Донсока, спускающегося в гостиную, тихонько озвучила ему свою просьбу. Тот, лишь вздохнув, сказал:       — Пойдем... Потом не забудь зайти к господину Минхо.       — Хорошо.       Спускаясь, они услышали слова Йеджи:       — Ты гений, мама, — улыбалась девушка, похлопав мать по руке, — наконец-то хоть кто-то решился прогнать эту потаскушку из нашего дома.       — Госпожа Джихё, уволенная служанка уходит, — церемонно заявил управляющий, — но ей бы хотелось повидаться с вами.       — Нет, пожалуйста, Донсок, — ответила Ли, даже не удостоив дворецкого взглядом, — избавь меня от этого, скажи ей, пусть уходит.       — С вашего позволения, — Донсок поклонился и ушёл, а Ханыль обошла диван, на котором сидели женщины, вставая перед ними:       — Простите, госпожа, я не буду вас ни о чём просить, — обратилась к старшей Ханыль, поклонившись. — Я пришла попрощаться и пожелать вам счастливого нового года. Вам обеим.       — Спасибо. Иди, — махнула Джихё ладонью, показывая, что больше не намерена ничего слушать.       — Ты нас не растрогаешь, — сказала Йеджи, высокомерно отвернувшись. — Если хочешь, пришли нам открытку.       Ханыль уже поклонилась, собираясь уйти, как с лестницы послышался голос Хёнджина:       — Мама, Комени никуда не уйдёт.       — Комени... — уже собиралась возмутиться Ханыль на это прозвище, как Хёнджин прервал её взглядом, показывая заткнуться:       — Я прошу у тебя прощения.       — Что это с тобой? — удивилась Йеджи, вскакивая и через спину показывая на Ханыль пальцем. — Ты извиняешься перед этой?...       — Йеджи, ты не хочешь поплавать? — предложил ей брат, прерывая её гневные слова. — Пожалуйста, я прошшу тебя...       — Да, конечно, — сказала она, поубавив пыл, — самое время.       — Спасибо, Йеджи, — поблагодарил Хёнджин удаляющуюся сестру, на что та лишь кивнула, не обернувшись.       — Я тоже ухожу, — сказала Ханыль, направившись на выход из гостиной.       — Ты никуда не пойдёшь, — возразил Хёнджин. — Иди сюда.       — Пусть уходит, — сказала Джихё. — Она больше не работает здесь.       Нет, Хёнджин этого не допустит:       — Почему ты её уволила? Потому что она вернулась домой поздно? Это моя вина, с меня и спрос.       — Как это ваша вина? — Ханыль недоуменно на него посмотрела.       — Твоя вина? — Джихё не могла понять, при чём здесь её сын.       — Да, спроси Ханыль, с кем она была в клубе. Скажи, с кем ты была в клубе? Ты была со мной?       — Д-да, но...       — Скажи да или нет? — настаивал он, всем видом показывая, что она должна ответить. — Ты была со мной?       — Д-да.       — Прекрасно...       — Ты был в клубе? — Джихё аж подскочила с места, — Ты ходишь в такие места?       — Чем мне плеснули в лицо, Ханыль? — словно не слыша мать, Хёнджин продолжал задавать вопросы девушке.       — Это произошло по вине... — замялась она, всё никак не понимая, он хочет ей помочь или наоборот унизить ещё больше. — Я...       — Чем ты плеснула мне в лицо? — отчеканивая каждое слово, спросил Хван.       — Шампусиком, — заламывая пальцы сказала она.       — Это шампанское, мама, — пояснил он, заметив непонимание на лице матери, на что та понимающе вздохнула, — как видишь, мама, Ханыль была со мной, когда мне в лицо плеснули шампанским.       — Но...       — Никаких но, мама, — как бы его аргументы ни звучали абсурдно, они подействовали на Джихё. — Если ты её прогонишь, это будет несправедливо. Я буду чувствовать себя виноватым. Взамен обещаю никогда не ходить в клуб со служанками.       — Ладно, пусть остаётся... — вздохнула Ли, не позволит же она своему сыну быть обязанным или виноватым перед какой-то девчонкой.

***

      Вся прислуга была несказанно рада, что Ханыль всё-таки не уволили. Они её поздравляли, а Джисон сказал:       — Я же говорил, что Ханыль, как кошка, многожизненная!       Все засмеялись на новое слово, а Ханыль радостно ударила Джисона бедром:       — Да, я такая...       Она переоделась снова в форму и пошла к старушке, ведь надо возвращаться к своим обязанностям, а очередной лекции по «кульиуре поведения юной леди» ей не избежать.       Завернув за угол второго этажа, она чуть не закричала от испуга, когда мужские руки схватили её за талию:       — Ханыль...       — Сошёл с ума? — возмутилась она, увидев Минхо. — Ещё раз меня напугаешь, я заставлю тебя сожрать инвалидную коляску.       — Почему ты не пришла ко мне? Я хочу поговорить с тобой.       — А я не хочу. Я тебе всё сказала в клубе: перестань играть роль паралитика, понял?       — Иди сюда, — он потащил её в свою комнату. Всё-таки у братьев есть что-то общее... Как минимум, неожиданные появления и привычка тащить в свою комнату.       — Что ты делаешь? Отпусти меня, — она била его по рукам, но безрезультатно.       Минхо усадил её на кровать:       — Послушай меня...       — Я не понимаю, — никого она не собирается слушать, — почему ты попросил Донсока позвать меня.       — Потому что хотел предложить тебе квартиру, в которой ты могла бы спокойно жить.       — Мне? Квартиру? — тыча в себя пальцем, удивлённо и в то же время с возмущением спросила она. — И ты думаешь, я её приму? Послушай, если я уйду из этого дома, то вернусь в детский дом.       — Ладно, в любом случае, в этом уже нет необходимости. К несчастью тебя спас мой кузен.       — Почему к несчастью?       — Он солгал, потому что ты позволила ему солгать. Ты была не с ним в клубе, а со мной, — в голосе Минхо была ревность, злость и обида.       — Минутку, приятель, ты говоришь, что я позволила ему солгать, а что я должна была ему сказать? — Ханыль встала с кровати и подошла к парню, с силой тыча указательным пальцем ему в грудь. — Что весь вечер танцевала с паралитиком, да?       Это Минхо показалось довольно забавным, поэтому он пустил тихий смешок, что не было незамеченным девушкой.       — Смейся, а вот мне совсем не смешно. Скажи всем правду, и тогда я скажу, что была с тобой.

***

      Йеджи, послушав брата пошла к бассейну: вода успокаивала, умиротворяла. Включив на колонках музыку, она нырнула в воду. Проплыв несколько раз туда и обратно, она неожиданно услышала сигнал входящего сообщения. Выбравшись из бассейна и насухо вытерев руки, разблокировала экран: Зануда Не позволяй ему обманывать тебя, Йеджи! SPEARB не твой водитель.

Красотка

Да, это он.

Зануда Нет, уверяю тебя это не так. У меня есть прекрасный способ доказать тебе, что это не он.

Красотка

Какой способ?

Зануда Парень, который в тебя влюблён, сегодня в пять часов снова посвятит тебе песню. Послушай её в машине вместе с водителем и поймёшь, что это не он.       Отложив телефон и накинув халат, она направилась в гостиную, по пути попросив дворецкого позвать водителя.       — Госпожа Йеджи, вы меня звали? — кланяясь, спросил Джисон, войдя в гостиную.       — Да. Это правда, что ты поёшь? — спросила она, стоя к нему спиной, что ему пришлось обойти её, чтобы в очередной раз доставить себе удовольствие, видеть её прекрасное лицо.       — Пою... Пою и танцую.       — Не остроумничай, Питер.       — Ну, я, конечно, не профессиональный певец, — замялся он, но потом мечтательно произнёс: — Я пою только, когда влюблён. Исключительно в этом случае.       — Какое отношение имеет влюблённость к пению?       — Как это? Когда человек влюблён, люди кажутся красивыми, цветы цветущими, звёзды сверкающими. Любовь меняет всё. Любовь заставляет меня петь лучше.       Он направился в сторону бара, продолжая жестикулировать и воодушевлённо говорить:       — Вы меня разоблачили. Знаете, вы очень умная. Я знал, что вы красивая, но не знал, что такая умная. Как вы догадались, что я пою?       — Я послушала твой голос, сравнила, как ты произносишь некоторые слова, а ещё мне сказал Чан.       — Чан? Ух! Поганый язык этот Чан. Я ему сказал: ничего не говори госпоже Йеджи, — Джисон положил в стакан несколько кусочков льда, залив его виски, — хотя знал, что однажды это раскроется. Но просил его ничего не говорить до шестнадцатого, но он не выдержал. Тебя устраивает шестнадцатое?       Он сделал глоток из стакана, причмокнув. Дорогое виски. Это тебе не пиво из круглосуточного.       — Шестнадцатое что? — не поняла Йеджи.       — Я имею в виду день нашей свадьбы. Людям нужно дать время купить подарки...       — Питер, не говори глупости! — покачала головой она, забирая у него стакан. — Приготовь машину, через пять минут мы уезжаем.       — Но если вас не устраивает суббота, в таком случае я не против воскресенья...       — Вон! — рявкнула она и пошла переодеться.       Когда она подошла к машине, то услышала из открытых окон:       — Таинственный SPEARB посвящает эту песню своей любви, тебе, Джи... — а затем заиграла знакомая мелодия.       — Великолепно! Это же я! — воскликнул Джисон.       — Как это ты? Знаешь что, Питер, ты обманщик! — сказала она, садясь в машину.       — Нет, я не обманщик, — произнёс он, быстро прокручивая в голове, что можно придумать, чтобы убедить её.       — Как красиво! Мне даже не обидно, что он назвал меня Джи, — мечтательно сказала Йеджи, когда Джисон сел за руль.       — Послушайте, госпожа, эту запись я сделал сегодня утром...       — Не говори глупостей. Отвези меня на радио, я хочу увидеть этого мужчину, понятно?       Дочь Хван Минхёка практически без проблем пропустили к продюсеру радиопередачи. Джисон увязался следом:       — Позвольте мне войти с вами.       — Подожди здесь, — она оставила его за дверью в кабинет, благо что он мог наблюдать за ней через стекло.       Вдруг кто-то обратился к нему:       — Джисон?       Он повернулся и поклонился:       — Господин Чанбин...       — Что ты здесь делаешь? — удивился Со.       — Ничего, — ответил тот и кивнул в сторону окошка в двери, — госпожа Йеджи приехала, чтобы встретить своего тайного воздыхателя.       Продюсер заметил Чанбина, поэтому Со ему кивнул в знак приветствия.       — Как это? — Чанбин изобразил непонимание.       — Есть парень, — равнодушно сказал Хан, — который посвящает ей песню, и она приехала к нему.       — Хочет познакомиться? — глаза Чанбина наполнились надеждой, а сердце застучало о грудную клетку, норовя пробить насквозь.       — Нет. Не хочет, — вздохнул Джисон. — Хочет дать ему пощёчину. Она в ярости и ненавидит его.       — Да? — Чанбин бросил взгляд в окошко, и, увидев, что Йеджи встаёт, поспешил уйти. — Ну, ладно, я пойду...       В этот момент продюсер показал рукой в сторону окна, а Йеджи, обернувшись, счастливо улыбнулась, быстро попрощавшись с мужчиной и выйдя к Джисону:       — Питер, оказывается, это правда — ты её записал, — восхищённо, словно маленькая девочка, которой подарили долгожданную игрушку, пролепетала она. — Мне нравится песня, которую ты поёшь, Питер.       В глазах Джисона загорелся огонёк надежды:       — А я нравлюсь?