Kawaii

— Восславь божье творение. Став лицом к лицу с миром, сумей победить самого себя. До чего же легко быть трудным! Достаточно отойти подальше от других, и уже никогда не будешь страдать. Не познаешь больше риска неразделённой любви, не будет ни разочарований, ни несбывшихся мечтаний. Как легко быть трудным! Можно не обременять себя необходимостью отвечать на телефонные звонки, не морочить себе голову мыслями о тех, кто нуждается в нашей помощи, о добрых делах и милосердии. Как легко быть трудным! Достаточно запереться в башне из слоновой кости, чтобы никогда в жизни не пролить больше ни слезинки. Достаточно до конца дней своих жить, играя некую роль. Как легко быть трудным! Достаточно отрешиться и выбросить из своей жизни всё самое лучшее, что есть в ней.

***

— Это Ёнтан, наш щеночек. Чимин подносит к камере телефона собаку с чёрными глазами-бусинками, что тяфкает, вертясь. — Познакомься с Юнги-хёном! Он молчун, но его брови, когда они не скрыты чёлкой, всегда подсказывают, какие эмоции он испытывает. Мин тут же прикрывает лоб ладонью, со звонким шлепком. Чимин смеётся, опуская шпица на пол. — Вообще, Тэхён его папочка, а мы няньки на подхвате. Этот клубочек шерсти любвеобилен, и всем достаётся… Знаешь, иногда так хочется чего-то маленького, хорошенького, чтобы кто-то ждал с работы и развлекал, умиляя. Чтобы было кого погладить и обнять. Юнги открывает рот, замирая. Он сидит на кухне перед тарелкой с салатом на ужин, и понимает, что всё это время ему было нужно просто завести домашнее животное. — Хён?.. — А. Да, это… Мило. — Что-то не так? — Я кошатник. Собаки для меня слишком энергичные. — Ожидаемо. — Не делай вид, что ты меня знаешь сто лет, Пак Чимин. — Но ты и сам как котик! — И что тебе известно о котах? — Не многое… Я люблю их, но у меня аллергия на кошачью шерсть, это не сочетается. — У меня был кот. И он многому меня научил. — Кот? Не наоборот? — Его звали Генералом. Самый осуждающий взгляд в моей жизни. Коты умные, и могут запоминать значение произносимых слов, и даже выполнять команды. Важнее, правда, для них интонация. Им не нужно посвящать стихи, достаточно говорить какие-то обычные слова, но вкладывая смысл голосом, каждый раз. — Ты признавался в любви Генералу? — Что? Не слышу? Чимини? Что-то со связью, — притворяясь, Юнги изображает подвисание. Чимин начинает корчить рожи, и Юнги не сдерживается, рассмеявшись. — Главным образом коты учат тому, что они не созданы для развлечения, это отдельные личности, с характером и интеллектом. Это не игрушки, удобные и всегда готовые обниматься. — Мне нравится, что ты понимаешь, что это не бездушный аксессуар, которым хвастаются. — Я бы не хотел, чтобы ко мне так относились. Поэтому не отношусь так и к животным. — А сейчас у тебя есть кто-нибудь? — Секунду… Юнги отходит к комоду, чтобы взять синий горшок с бонсаем. — Так, это Наму, идеальный слушатель. — О чём ты ему рассказываешь? — В основном, он слушает музыку… Рядом с ним стоит проигрыватель, и на мой выбор он не жалуется. — Для тебя важно совпадение музыкальных предпочтений? — Было бы не плохо. — Ставил ему что-нибудь из моего репертуара? — Это ты так пытаешься выяснить, как часто я слушаю твой голос? — Часто? Чимин ложится на кровать, держа телефон в вытянутой руке над собой. На нём футболка в жёлтую полоску, волосы распушились, обрамляя голову как облачко. — Что за вид сверху… Покажи свою комнату? — Приезжай. Не обязательно прямо сейчас, а когда-нибудь. Здесь есть гостевая спальня… Встав, младший выходит в коридор, и толкает дверь напротив, заходя в скудно обставленную гостевую — в ней кровать и пара тумбочек. Садясь на широкий подоконник, Чимин переводит камеру на внутренний двор — со второго этажа частного дома видно в свете уличных фонарей зелёный газон и светлую дорожку, упирающуюся в высокие ворота. — Это проход через заднюю часть. — Кто тебя учил флиртовать, ребёнок? — Это факт, а не флирт. Если тебе что-то мерещится, то это исключительно твои проекции. — Ну-ну. Когда в последний раз гости оставались в этой спальне? — Не помню. Тут так пусто… Я же не приглашаю кого попало. — Твои соседи не против? Если гости начнут шуметь? — Спальня Джина внизу, а Тэхён редко ночует дома, он как кочевник следует за своей звездой. — Он в отношениях? — Да. — А Сокджин? — Нет. — Странно… — Красота это благословение и проклятье. — У нас вся страна повёрнута на внешности, даря пластические операции на совершеннолетие. Родиться с таким лицом и телом это огромное преимущество. — Как же он говорил-то… Там, где есть обожествление, нет места пониманию. Слепая влюблённость ему давно приелась и наскучила. Сокджин-хён не только ослепительный красавчик, он ещё заботливый, и всегда готовит покушать для нас всех. И у него невероятно дурацкие шутки. — Интересный набор качеств ты выделил. Твои приоритеты? Чимин прикладывает палец к губам, и с чмоком отстраняет. — Процитирую одного загадочного мистера. Это уже будет спойлером. — Я передумал. В спойлерах нет ничего ужасного. — Ты шутишь? Люди специально не заходят в сеть, когда выходит ожидаемый фильм. — Если весь смысл фильма только в его финале, то, пожалуй… Какой-нибудь детектив интересно смотреть, самостоятельно строя предположения, кто убийца. Но в остальном… Детские сказки всегда заканчиваются фразой о том, что жили они долго и счастливо. Зная это наперёд, всё равно наслаждаешься историей. Или, представь, что ты собираешься в отпуск. Копишь деньги, выбираешь город, отель. Просматриваешь отзывы, планируешь, куда сходить. Летишь в самолёте, делая фоточки облаков… Весь процесс, весь путь, он тоже важен и составляет немаловажную часть впечатлений. Ты не оказываешься на пляже по щелчку пальцев. Понимаешь, существует предел того, насколько всё может быть плохо, это смерть. Но нет предела в том, насколько всё может оказаться хорошо. Спойлер — ты летишь на Бали. Влияет ли это кардинальным образом на твои эмоции? Нет. Ты знаешь точку назначения, и что придётся оттуда вернуться домой. Мешает ли это тебе проводить отпуск? — Это… Это самый твой долгий монолог, что я слышал. — Чимини? — Таким глупым себя чувствую. Я постоянно с тобой как наэлектризованный и не особо соображающий. — Нужно сбросить напряжение? — Ох, я зарёкся это делать самостоятельно. — Спойлер — я с удовольствием тебе в этом помогу. Ночью Юнги снится странный сон, вызванный разговорами с завуалированными намёками и прямыми предложениями. Всё происходит так, будто бы на самом деле — Мин просыпается в своей кровати, потягивается, ленится какое-то время, открывает дверь, и видит сидящего на полу, спиной к нему, Чимина. В коротких обтягивающих шортиках из латекса, с широким кожаным ошейником на шее, его волосы тёмные, и в них что-то шевелится… Юнги подходит поближе, и трогает тёплые, дрожащие, треугольные ушки. Чимин подставляется под прикосновение, поскуливая, и в прорези шорт Юнги замечает и маленький хвост, что возбуждённо движется из стороны в сторону. Чимин безмолвен, он не может говорить, лишь доверчиво заглядывает в глаза, и, облизав ребро ладони, медленно насаживается ртом на длинные пальцы… Его розовый язычок шершаво проходится по фалангам, а глаза абсолютно чёрные — он закрывает их от наслаждения, а за окном сияет яркое солнце, и лианы, с дикими, огромными и пёстрыми цветами, пробираются по небоскрёбу вверх, разрастаясь, и заполоняя собой весь вид на Сеул. С тихим треском ломается стекло, Чимин обхватывает руками ноги Юнги, прижимаясь и утыкаясь лицом в пах, часто и поверхностно дыша. Растения проникают в дом, оплетая мебель, и откуда-то появляются бабочки, кружащие под потолком. Чимин задирает ткань нижнего белья, вылизывая бедро, трётся щекой о член, всё быстрее и интенсивнее. Вокруг царит хаос, змеи выползают из кухонной раковины, попугай хлопает крыльями, приземляясь на спинку кресла, слышится раскат грома вдалеке, отчего ушки Чимина встают торчком — они проколоты, в них несколько серебристых серёжек. Чимин царапает коготками низ живота, пытаясь не глядя снять трусы, и в момент, когда он цепляет резинку, чтобы потянуть вниз, Юнги просыпается снова и стонет от разочарования и боли между ног. Он принимает холодный душ, чтобы унять возбуждение, после с подозрением оглядываясь — всё на своих местах и целое, такое же, каким он и оставил вчера. Планшет на столе, футболка на пуфике, в раковине не помытый стакан, половинка граната подсохла на разделочной доске. Юнги в прострации принимается готовить завтрак, а за окном начинается ливень. Хосок вновь забирает его из дома, и они едут с выключенным кондиционером, притормаживая у почерневшего здания, что вчера горело. Почти не разговаривая, подверженные дождливому настроению, они добираются до бизнес-центра, добежав до входа под одним зонтом, и у лифта встречают Чхэён, что пытается незаметно пригладить влажные волосы. В офисе Юнги поглощают рабочие задачи, рутинные, важные, в которых он почти незаменимый винтик, исправно выполняющий свою функцию. Ближе к обеду он чувствует голод, и звонит Чимину из курилки, чтобы узнать, смогут ли они поесть вместе. Младший перезванивает, опаздывая к назначенному времени, и со вздохом сожаления просит прощения,.. Юнги ждёт его в том самом японском ресторане, без аппетита ковыряясь палочками в тарелках и говорит официанту завернуть не тронутые порции напротив — с собой. …Чимин тянет к нему руки, игнорируя пакет с едой и крепко обнимает, с благодарностью и виной. — Посидишь со мной, хён? — В вашем офисе? — Сегодня почти никого нет, кто на совещании в агентстве, кто на местном производстве… Чимин уговаривает, и Юнги не много неловко проходит в просторное помещение, сразу удивляясь тому, что довольно громко звучит музыка, а какой-то парень танцует у телевизора в юбке, натянутой поверх джинс. — Не обращай внимания, это нормально, — хихикает Пак, заводя в отдельный кабинет с двумя приставленными друг к другу столами. От обилия предметов рябит в глазах — на стенах висят постеры и эскизы, на стуле гора из одежды, на полу коробки, в углу стоит манекен, а стол, к которому подводит Чимин, будто витрина канцелярского магазина — там есть всё. — Боже, — непроизвольно вырывается у Юнги. — Это всё Тэхён, — отмахивается Чимин, и достаёт из-под стола табуретку, садясь на неё и начиная крутиться. Юнги занимает кресло, мельком смотрит в монитор, облепленный стикерами и с открытой таблицей с цифрами, хочет положить руки на подлокотники, но их нет. — Мда. Ни колёсиков, ни подлокотников, тебе в таком удобно? Потянувшийся было к еде Чимин застывает, приподнимая брови и улыбается, но его улыбка не достигает глаз, получаясь холодной и какой-то хищной. — Проверим? Всё происходит стремительно, Юнги моргает, и вот уже Чимин разворачивает кресло, перекидывая ногу через его бёдра и седлает, впиваясь требовательным поцелуем в губы, оттягивая пальцем нижнюю челюсть и скользит языком внутрь. Мин опасается, что кто-нибудь войдёт к ним, или что из носа опять потечёт кровь... Он обнимает Чимина за талию, что перемещает его ладони себе на ягодицы, и — боже, Хосок был прав, это идеальное совпадение, большие руки сжимаются на большой заднице, и младший постанывает в рот, начиная двигаться, притираясь ближе. Когда Юнги отрывается от пухлых губ, чтобы сделать глубокий вдох, он абсолютно опьянён — сдерживаемая до этого похоть затуманивает сознание, зубы смыкаются на мочке уха с металлическим звуком из-за серёжки, в то время как Чимин водит ладонью по груди круговыми движениями, задевая напрягшийся сосок. Становится так жарко, что хочется раздеться, но Чимин упирается в плечи, удерживая на месте, активнее работая бёдрами, и запрокидывает голову, предоставляя доступ к шее, чем пользуется Юнги, оставляя влажные следы. Чимин пахнет сексом, сильнее сдавливает пальцами, комкая ткань футболки, и услышав болезненное шипение, меняет положение, поворачиваясь спиной. Насколько позволяют шорты, Юнги раздвигает ягодицы, прижимая к своему члену, и закусывает щёку изнутри, когда волнообразные движения возобновляются. Это похоже на приватный танец без музыки, и без запрета на то, чтобы трогать. Кресло под ними скрипит в такт. Чувствуя, что скоро кончит, Юнги давит ладонью между ног Чимина, где горячее всего, второй рукой забираясь под кофту, чтобы коснуться напряжённого живота, водит пальцами по рельефным мышцам, размазывая пот, и вцепляется зубами в плечо с глухим стоном, опрокидывая Чимина на себя и додрачивая ему резко и грубо, останавливаясь только после нескольких судорог и когда младший полностью расслабляется, становясь тяжёлым верхом на нём. Голова всё ещё кружится, Юнги пытается выровнять дыхание, гладя Чимина, широко расставившего ноги и затихшего. — Охренеть, — очнувшись от поцелуя за ухом, Пак стекает с колен, пошатнувшись и пересаживаясь на табуретку, что крутится, и он падает на пол с забавным писком, — Да ну Господи! — Чимин? Юнги в полном беспорядке, в поте, слюне, сперме, от подобия укладки наверняка ничего не осталось, но он счастлив. Младший смотрит на него с пола, тоже потрёпанный, удовлетворённый, раскрасневшийся, сияющий. — Что? — Ты мне нравишься.