Дневник баскетболиста

1996 год.

Удавалось ли вам ощутить на себе чувство, смешаное со свободой и безвыходностью? Когда ты вроде как свободен, на тебе не лежит никакая ответственность, нет никак обязанностей. Но при этом стоит некая пустота, обозначающая твою бесполезность и нищету. Ты не знаешь, что делать дальше. Куда двигаться. Сидишь на мёртвой точке и надеешься, что что-то изменится. И смешно с самого себя.

Начало декабря 1995 года.

Деньги кончались, а зависимость — нет. И порой две эти вещи сложно объединять, хотя друг без друга они существовать не станут. И мы решили, что найдём выход. Глупым, рискованным и необдуманым способом. Решили ограбить магазин ночью. И чёрт, я только со временем понял, как же тупо это было. Мы пошли туда трое. Я, Мик и Педро. Всё шло неплохо. Удалось вскрыть касы и взять деньги, но тут неожиданно нагрянули копы. Нам с Микки удалось убежать. Но не Педро. Мы... бросили его там, когда офицеры выбили двери. Убежали. Не остались, чтобы потянуть его с собой, а предательски ушли. И долгое время я корил себя за это. Чувствал вину. Сейчас же дела ещё паршивее. Деньги кончились окончательно. Я уже чувствовал, что не выдерживаю. Что ещё немного, и начнётся ломка. А к этому я был не готов. И пришлось идти на крайности. Я пошёл на то, чего не забуду никогда. Не забуду ту рыгальню, что носила название клуба. Не забуду того гадкого мужлана, который дал мне денег. Я никогда не забуду того, как отсосал мужику. Это такое дерьмо, в самом-то деле... Но появились деньги. А за ними — псилоцибин. Руки дрожали от жадающего эффекта и нетерпения. И кода я ввёл... снова стало лучше. Несколько минут меня ещё лихорадило, но потом то, чего так долго жаждал. Небытие. Я откинулся и упал на траву. Посреди баскетбольного поля. А потом я не помнил ничего. Лишь грубый знакомый голос, и то, что кто-то поднял меня. — Твою мать... Кэрролл. Потом отключка. Не знаю сколько времени я был без сознания, но проснулся на кровати в каком-то доме. Сначала долго не мог подняться. Чувствовалась жуткая усталость, ломота в теле и пересохший рот. Но всё же сумел подняться и пойти в другую комнату. А там меня встретило знакомое лицо. — Проснулся наконец. — Реджи? — Не думал, что ты ещё помнишь меня. — Тебя-то забудешь... А что я тут делаю? Это ты меня сюда приволок? — Я. М-да, не зря же подружка твоя так суетилась. — Что? О чём ты? — О том, что ты стал жалким наркоманом и кретином. — Какое тебе ко мне дело? Я не просил тебя о одолжении. — Слушай ты, сосунок, мне, может, извиниться за то, что не дал тебе сдохнуть на снегу в собственной же моче? Две недели я пробыл у Реджи. Две невыносимых и адских недели. Я уже готов был лесть не стены и рвать себе волосы на голове. Редж запирал меня в комнате, а я кричал, срывая голос. Кричал, стонал, сдирал себе ногти и царапал кожу. Никогда мне не было так больно. Меня не ломило к наркотикам, я умирал в адских мучениях. Он морил меня голодом. Нет, не голодом от еды, а от жизненно-необходимого мне. Руки были раздёрты до крови. Никогда я не выглядел настолько дерьмово. И я даже не мог убить себя. И таких припадков было несколько. Я сдался. Решил уйти. Бросить это и продолжить убивать себя другим способом. Более приятным. Я забрал свои вещи, и когда Реджи не было дома, решился уйти. Но уже у двери меня остановил телефонный звонок. Что уж терять? Поднял трубку. На секунду показалось, что я перестал дышать, а сердце пропустило несколько ударов. — Привет, Редж. Как он?