Зной.

Стоит прохладная, звездная да туманная ночь. Днем ливень уже прошелся по полям, поливая посевы и разрыхляя сухую почву. Скоро уже можно будет собирать первый урожай – лук-батун, укроп, редис... По одному из таких пустых, бескрайних полей скачут псы государевы, утаптывая высокую траву и присвистывая. Впереди других скачут Алексей Басманов с сыном, Афанасий Вяземский, что едет по левую руку от старшего Басманова, обговариваясь с ним об чем-то и Генрих Штаден, что недавно поступил на службу опричною и сейчас хохочет на пару с Федей, увлеченный обсуждением. Как только пятеро въезжают во двор, Федор пускается мотать круги, чуть не сметая своей прытью деревянные лавки, что ждали предстоящей ярмарки, но сейчас пустовали. Через пару минут он все же спешивается, отдавая коня своего конюхам и подходя к опричникам, что стояли чуть поодаль, уже привыкшие к Фединым полуночным выходкам. Он заливается смехом, глядя на лица отца своего и немецкого товарища, что изображают совершенно разные эмоции и оттого выглядят столь комично. “Весь двор перебудишь, и тогда..” – Начал было Алексей, да лишь поднял сжатую в кулак руку и чуть пригрозил сыну, давая ему понять, что же случится “тогда”. “Перебужу, конечно! Вот и заутреня близится, пораньше встанут - лучше будут петь!” – Усмехается Федор, откидывая взмокшие пряди от лица. Его бровь вздымается вверх с небольшим вызовом, на что отец отвечает тем же. Семейная привычка, ничего не скажешь. Алексей-то и хочет было ответить, спустить отрока с небес да подавить его нахальное поведение, не маленький уже. Он грозно хмурит взгляд, будто бы ожидая, что Федор свой отведет, да не бывать тому. В конце концов опричник вскидывает руками и направляется к лестнице, что ведет в сами стены слободы. Вскоре Федя следует примеру отца, хватая Штадена под руку и утягивая с собой, не давая шанса улизнуть. “-Занят чем, а?” – Интересуется он, всматриваясь в выражение лица немца взглядом, полным интереса и какого-то детского проворства. “-Нуу вообще..” – Изо всех сил старается выдумать себе дело Штаден, уже совсем выбившись из сил ночным “дозором” и желающий провести сокровенный час перед службой в тишине. “-Вот и отлично, значит слушай..” *** Заутренняя служба прошла так, как проходила каждый день в Слободе. Четыре утра, толпы опричников в темных облачениях, духота внутри небольшого помещения святыни. Все это сопровождалось также и хором. Монотонным, басовым хором. Это ли не было чудом Господним – то, что смесь грубых, глухих голосов, полных своих изъянов, могла в итоге превратиться во что-то настолько слаженное и спокойное, как церковный хор? И вот Федор, не спавший уже второй день, зевающий и с заплетающимся языком, выходит из храма. Продирая глаза, он смотрит вокруг. Солнце уже давно зашло и сейчас сияло над одной из слободских белых стен, ослепляя любого, кто решит потаращиться на него с минуту. Федор застыл на месте, оглядывая природу вокруг, с интересом отрока которым он был, когда впервые сюда попал. Давно-ль это было..? А столько изменилось. Одно не меняется – как приехал мальчиком, у которого даже усы еще не росли, так и живет тут юношей, что не допускает и мысли о том, чтобы начать что-то да отращивать на своем прекрасном лице. Этой мысли он усмехается, что не выскальзывает из взора Вяземского, что проходил мимо. Он чуть вертит головой и сплевывает себе под ноги, после чего продолжает свой путь. Басманов так бы и простоял тут Бог невесть сколько, покуда-б не почувствовал тяжелую руку, что опустилась ему на плечо. Он тут же вздергивает голову, кудри его оттого вздымаются вверх, прежде чем снова упасть на плечи. Царь одаривает его холодным взглядом, вскидывая бровь в недоумении. Глаза опричника невольно таращаться на лицо государя в неком осознании происходящего, прежде чем он отвешивает ему земной поклон, да так, что чуть не валиться с ног. Не совсем в контроле за своим телом, Басманов-младший хватается за рукав одеяния Ивана, крепко сжимая его в кулаке, покуда он пытается восстановить баланс. Царь не говорит ему ни слова, только медленно переключая взгляд между слугой своим и рукой его мраморной, что вцепилась государю в предплечье. Как только Басманов твердо стоит на ногах, он инстинктивно ослабляет хватку, но не отпускает ее полностью. Теперь уже они оба перескакивают между глазами друг друга и перстами Федиными. Так бы и стояли, не отводя взгляды, не давая слабину и не отдавая контроль, если бы не был Иван царем, что не может и пяти минут провести на воздухе так, чтобы никто не хватал его за подол одежд и не начинал молить о милости, говорить об изменах или войне. Вот и теперь, три минуты погодя, если не раньше, к ступеням подлетает Малюта, что почти скалится Басманову, опровергая тот шелковистый голос, с которым он обращается к государю. Федя усмехается, вскидывая голову назад и заключая взгляд Ивана в своем еще на секунду, прежде чем сбежать с каменного выступа, да побрести в сторону белых, величественных стен Александровской слободы, торопясь на подготовку к утренней трапезе, который должен был руководить..