Одно прикосновение, и я исчезну

17 октября 2014 года

      Что может быть прекраснее, чем сидеть на балконе в дождливую погоду с чашкой ароматного кофе, кутаясь в тёплый плед и наслаждаясь спокойствием? Особенно, когда наблюдаешь за происходящим из окна. Геллерт мог проводить большую часть дня в таком положении, отвлекаясь лишь на творчество. Поэтому перед ним, на небольшом столике, и лежал альбом, уже наполовину изрисованный.       Гриндевальд всегда был поглощён творчеством. С ранних лет он привык выплёскивать свои эмоции на листы бумаги. Сначала его чувства находили своё выражение в рисунках, а потом – в песнях. Только вот если в музыке он не отражал своих внутренних демонов, то именно этот альбом был ими заполнен. Может поэтому сейчас перед Геллертом лежал рисунок, изображающий улицы города, заполненные людьми без лиц, которых постепенно пожирает тьма, густыми чернильными каплями падающая с неба на прохожих.       Гриндевальд не может сдержаться и не пролистнуть на пару страниц назад, когда всё ещё было нормально. Когда не было столько тёмных тонов, когда он хотел запечатлевать более счастливые моменты. Моменты, восхитившие его в своё время. На одном из листов была нарисована женщина у холста, чрезмерно увлеченная своей работой, на другом – мать, кормящая младенца, а на третьем – юноша. Он выглядел так безмятежно и беззащитно, будучи полностью нагим.       Возможно, Карл и правда мог бы быть настоящим счастьем в жизни Геллерта, если бы всё время спал и не открывал свой рот. Гриндевальда эти мысли смешат. Он вновь закуривает, стараясь отогнать от себя образ бывшего, который преследует по пятам. Даже сейчас Геллерту кажется, что тот всё ещё рядом. Стоит за его спиной, сжимая удавку на шее, пока губы шепчут: «Ты всё ещё мой». И вместе с чувством удушья тьма подбирается к Гриндевальду, затягивая в своё глубокое чёрное озеро, из которого не выбраться.       Гриндевальд резко открывает глаза, понимая, что у него начинается приступ паники. Он осознает, что физически нет никакой тьмы и чёрной жижи на его теле, но эти ощущения столь реалистичны, что Геллерт даже хватает ртом воздух, пытаясь выбраться, всплыть. Только действительность снова ускользает от него. Перед глазами всё рябит, а дыхание сбивается.       Гриндевальд знает, что это очередная паническая атака медленно охватывает его. Он пытается выровнять своё дыхание, делая глубокие вдохи. Приходится концентрироваться на прохожих, которых видно с балкона, думать о чём-то другом в надежде отвлечься, переключить внимание, только бы снова не подвергаться этой пытке, от которой хочется выть и сдирать кожу с груди, лишь бы избавиться от всех мучительных ощущений и боли.       Как же кстати по всему балкону раздаётся мелодия, оповещающая владельца телефона, что кто-то решил нарушить его одиночество своим звонком. Геллерт бросает взгляд на экран сотового, увидев надпись «Сумасшедшая женщина». Говорить с ней в таком состоянии особо не хотелось, но это была та возможность, та соломинка, за которую мог ухватиться Гриндевальд.       Ему понадобилась пара секунд, чтобы собраться и спрятать свои страхи под замок. Только после этого он принял вызов. К несчастью, Гриндевальд не учёл, что ему звонили по видео. Стоило лишь провести по экрану, как Геллерт тут же увидел знакомое лицо с мелкими морщинами. Ей было где-то около пятидесяти, но стоило отметить, что выглядела она хорошо.       Они оба не говорили ни слова, каждый просто смотрел на своего собеседника. Руперта явно была занята тем же, чем и Гриндевальд. На её тонких пальцах можно было заметить следы краски. Она выглядела сейчас совсем по-простому в синей майке и в очень широких тёмных штанах. Лишь яркий платок, которым женщина обвязала свою голову, бросался в глаза, но всё равно можно было заметить выбивающиеся из-под него пепельные волосы.       — Итак, — Роберта развалилась в кожаном кресле, опершись головой на согнутую руку. — Он всё же решил мне ответить, — яркие синие глаза внимательно осматривали Геллерта. Тот всё же постарался скрыть своё состояние, но вряд ли от Роберты могло утаиться то, как дрожат пальцы Гриндевальда, когда тот подносит к губам сигарету и делает затяжку.       — Нет, тебе показалось. Я лишь твоя иллюзия, — хрипота в голосе раздражает Гриндевальда, и он слегка прокашливается, надеясь, что это поможет. — Звонишь убедиться, что я жив? — Геллерт уже давно ни с кем не разговаривал на немецком, по крайней мере, в адекватном состоянии. Разговор с Карлом две недели назад уж точно не стоило считать за что-то нормальное, что уж там говорить про адекватность.       — Я знаю, что ты жив. Я же на тебя подписана, — Роберта и сама достаёт сигареты. Кажется, её вообще не смущало, что Гриндевальд при ней курит. — Видела фото с вашего концерта. Видимо, музыка тебе приносит куда больше удовольствия, чем краски и холст, — Геллерт готов записать где-то, что уже давно следовало бы добавить эту женщину в чёрный список, чтобы она не следила за ним.       — Музыка для меня нечто сакральное. Ей я отдаю все свои силы и лучшие эмоции. Холст и краски куда больше подходят для моих внутренних демонов, — Гриндевальд лишь заикается о своих проблемах, но Роберта и так всё понимает. В конце концов, именно она отправила Геллерта подальше от этого психа, который ей совершенно не нравился. — Забавно, что сейчас не получается написать и строчки, — Гриндевальд грустно усмехается своим же словам.       — Когда неспокойно тут, — Роберта кладёт руку себе на грудь. — Тогда здесь – полная неразбериха, — теперь же она показывает на свою голову. — Всё придёт, мой золотой мальчик. Совсем скоро, — во взгляде Руберты можно увидеть нежность и беспокойство, которое так присуще матерям. — К тому же, хочу тебя обрадовать, — Гриндевальд был готов молиться, чтобы она снова не начала говорить о... — Я не удивлена тому, что стала свидетелем полной сумятицы в твоей жизни. Она у тебя с семнадцати лет, — Роберта эмоционально взмахнула рукой, не обращая внимания на пепел, сыплющийся с сигареты. — Только вот что-то светлое вошло в твою жизнь. Или кто-то. Я пока не поняла. Только это принесёт в твою жизнь перемены. Такое прекрасное сочетание карт в одной личности...       — Мама, — Геллерт был готов рычать. Ну не верил он в подобное. — Я сколько раз просил не делать эти глупые расклады? Не верю я в это, — Гриндевальд слегка сполз по спинке кресла. Кажется, однажды она предсказала ему какие-то разрушения, боль и разбитое сердце, но Геллерт все равно каждый раз хотел сжечь эти карты.       — Пусть ты и не веришь, а я буду верить. Думаешь, мне нравится смотреть на тебя такого? Чёртова засранца следовало посадить в тюрьму или же переехать на машине. Он ведь ещё и не отстаёт от тебя, я в этом уверена. Пока ты сам от него не избавишься, ничего хорошего из этого не выйдет, — иногда Роберта была слишком эмоциональной. Особенно, когда дело касалось Карла. Не то чтобы мать знала о личной жизни Геллерта, да ей и не надо было. Хватило лишь увидеть в каком состоянии находился сын год назад. — Он не делал ничего противозаконного. И я не общаюсь с ним уже давно, — Гриндевальд не собирался рассказывать о сексе по видеосвязи, после которого Геллерт чувствовал себя использованной шлюхой. — Мне не до этого. У меня работа в салоне, друзья, группа,в конце концов.       — Друзья? Ты редко кого-то считаешь другом, так что не морочь мне голову, — Роберта фыркнула на такие заявления. — Может Алекс и славный парень, но тебе нужно что-то другое, — телефон Гриндевальда пиликнул. Сначала он не обратил внимания, подумав, что написал кто-то из группы. Только мельком он увидел текст, который заставил его опешить. Всё, что успел прочитать Геллерт: «Альбус Дамблдор». Где-то он слышал это имя...       — Обязательно схожу в церковь и подружусь со святошей. Это точно будет что-то другое, — Гриндевальд чиркает зажигалкой, пытаясь вспомнить, кто же такой Альбус Дамблдор. Только когда Геллерт снова хотел повторить своё действие, резко остановился. В голове всплыл образ рыжеволосого парня, которого он доставал как мог. Юноши, явно любящего попадать в неприятности. После того вечера они разошлись, и Гриндевальд даже забыл про эту косулю или оленя.       — Мелкий паразит, — Роберта прищуривается, но всё же сдаётся. — Покажешь свои рисунки? — Геллерт переводит взгляд на альбом, где всё ещё открыт разворот с зарисовкой обнажённого Карла. От одного его вида бросает в дрожь, так что Гриндевальд резко переворачивает страницы, желая хотя бы так избавиться от ненавистного образа.       — Не дождёшься, — и снова пиликанье. Геллерт вновь видит это имя, даже часть текста. А так же аватарку, на которой изображён сам Альбус. — Слушай, мам, я правда в порядке, но мне нужно идти, — Роберта собирается возразить, но Гриндевальд и слова не даёт ей сказать. — Кажется, я и правда нашёл святошу. Пока-пока, — Геллерт поскорее сбрасывает вызов, пока его снова не втянули в долгий и утомительный разговор.       Телефон, который всё это время лежал на столе, теперь оказался в руках Гриндевальда. Он провёл большим пальцем вниз по экрану, чтобы посмотреть уведомления. И всё же ему не показалось. Более того, на дисплее высвечивались оповещения о новых сообщениях, продолжающих приходить от Дамблдора. Первое уведомление гласило: «Альбус Дамблдор хочет добавить Вас в друзья». А дальше уже шёл текст, который заставил Геллерта усмехнуться.

Альбус Дамблдор

Чёрт, прости, я не хотел.

Случайно нажал на кнопку. Я честно не следил за тобой, просто так получилось.

Если хочешь, я удалю заявку. Я правда не маньяк.

      Гриндевальду было до ужаса любопытно, что именно Альбус искал на его странице. В голове сразу представился образ этого рыжеволосого недоразумения, которое сидит и нервничает. Геллерт не смог сдержать смешок от такой картины. Как и интерес. Поэтому Гриндевальд не стал отказывать себе в удовольствии зайти в диалог, но в первую очередь для того, чтобы перейти на страницу пользователя. Тут уже хотелось кричать или плакать.       Ничего удивительного, что Геллерт снова увидел на аватарке Дамблдора в обнимку с книгой. Всё же, они тогда не обменялись контактами, чтобы Гриндевальд отправил фотографию с крыши. Только внутренний голос будто бы шептал: «А стоит ли это делать вообще?». Таким, как Альбус лучше держаться подальше от Геллерта. Поэтому Гриндевальд и завис на пару минут, обдумывая, отвечать ли ему. А вот Альбус же не мог успокоиться, продолжая рассыпаться в извинениях и объяснениях.

Альбус Дамблдор

Я просто не знал, чем себя занять, пока сидел. Мой друг снова устроил мне свидание с парнем. Вот я и заходил на страницы друзей. А у Оливии в друзьях и ты.

Правда, извини.

Геллерт Гриндевальд Пиши номер, книжный маньяк.       Геллерт всё же не выдержал. С одной стороны ему было жалко этого парня, а с другой – он просто хотел повеселиться. Поэтому, когда пришло новое сообщение, Гриндевальд тут же позвонил. Гудки шли всего пару секунд, прежде чем Геллерт услышал голос Альбуса. Тот столь удивлённо произнёс «Алло?», что Гриндевальду потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы не засмеяться.       — Значит так, — Геллерт говорил вполне спокойно. — Ты сидишь с ними рядом, и они не знают, что я тебе звоню? — когда Гриндевальд получил в ответ утвердительное мычание, то решил продолжить. — У тебя пара секунд, чтобы придумать правдоподобную легенду о том, кто тебе звонит, а после этого сбежать. Время пошло, Бемби.       — Что? — Дамблдор явно был шокирован таким заявлением, Геллерт в это время прикуривал очередную сигарету, зажимая её между губ. — А... мистер Диппет? — Гриндевальд не сдержал смешок. Оставалось лишь надеяться, что хотя бы легенду Альбус сможет выдумать. — Ох... Прошу меня простить. Я сейчас же всё исправлю.       — О, обязательно исправишь. Твои фото просто поражают весь мой извращённый мозг. Я в ужасе, Дамблдор, как так можно, — Геллерт засмеялся в голос, когда услышал недовольное покашливание. Всё же этот Альбус мог вызывать в нём непонятные чувства, а развлекаться с этим чудом было одно удовольствие. — Вали скорее, ничего не объясняй, — конечно же, Гриндевальд слышал, как Дамблдор пытается поскорее уйти, но, тем не менее, оправдывается перед кем-то.       — Да-да, я сейчас же прибегу к Вам. Прошу, только дождитесь, — в трубке раздаётся шорох, тихий голос Альбуса, продолжающий приносить извинения неизвестным, а потом и хлопок двери. — Подожди ещё пару секунд, я сейчас... — Дамблдор ойкает, кажется, чуть не выронив телефон. Геллерт и правда ждёт, совершенно не думая о том, чтобы сбросить вызов, особенно, после такого героического спасения. — Я тут, всё, — теперь Альбуса хорошо слышно, как и шум улицы. — Я не знаю, как тебя благодарить даже. Это... это было неожиданно.       — Видишь, какой я хороший. Спас принцессу от ужасного принца, — Гриндевальд наконец-то поднимается с кресла, чтобы после зайти в квартиру. Он сразу же скидывает с себя плед, а телефон переводит в громкий режим. — Что, твой друг всё никак не может успокоиться? — взгляд падает на часы, которые стоят на кухонном гарнитуре. Геллерт понимает, что пора бы готовить ужин.       — Он просто посчитал, что я расстроен неудачным свиданием, и решил свести меня со своим знакомым из команды пловцов, — Дамблдор пропускает мимо ушей первую фразу. — Вообще, он меня обманул. Обещал угостить ужином после пар, а сам повёл знакомиться. После такого аппетит точно пропадёт, — Гриндевальд тихо смеётся, слыша обиду в голосе Альбуса.       — Ух ты, так принцессу даже не покормили? Какой ужасный принц, — Геллерт подходит к холодильнику, осматривая содержимое. Когда Гриндевальд видит разделанную рыбу, то в голову приходит странная, даже дикая, для него идея. — Слушай, а ты случаем не вегетарианец? — судя по заминке с ответом, Дамблдор не ожидал такого вопроса. — Просто если принц, который плыл до тебя столько времени, не смог тебя покормить, то это может сделать хотя бы злой дракон.       — Что? — Альбус окончательно запутался в прозвищах, но медленно до него начало доходить. — А, ты... — Геллерт молча ждал ответа, всё так же стоя перед холодильником. — Геллерт, не стоит, — почему-то услышав своё имя, которое произнесли даже чересчур нежно, Гриндевальд почувствовал себя неловко. Этот рыжик абсолютно точно вызывал непонятные эмоции. — Ты ведь и так мне помог, не хочу тебя отвлекать от важ-...       — Не отвлекаешь, — Геллерт решил прервать эти глупые оправдания. — С меня ужин. Уж будь добр явиться и попробовать моё творение, — Гриндевальд начинает доставать продукты из холодильника. Только через секунду ему приходит мысль, что Дамблдор мог не так понять его предложение, поэтому приходится добавить. — Я ненавижу ужинать в одиночестве, а ты голодный. Тем более, надо что-то решать с твоей любовью к книгам. Меня это уже пугает.       — Это просто самые удачные фотографии, — Альбус тяжело вздыхает, понимая, что у него в целом нет никаких дел, а предложение выглядит заманчивым. Что бы там ни было, но Геллерт вызывал в нём некое любопытство. А ещё неловкость. Страх. Где-то раздражение. Хотя, стоило отметить, что Дамблдору было комфортно с этим человеком. Даже просто вот так разговаривать по телефону. — Хорошо, я приеду. Могу я тогда хотя бы взять что-нибудь к чаю?

***

      Альбус не то что переживал... он находился на грани паники. Дело было даже не в странном приглашении, а в последовавших далее сообщениях. К счастью, добраться до квартиры удалось за небольшой промежуток времени. Только вот Геллерт сразу же сообщил Дамблдору код от домофона и попросил зайти без стука, не дожидаясь, когда ему откроют дверь. Альбусу на секунду показалось, что вся эта идея – сомнительна.       В голове Дамблдора уже начинали мелькать картины того, как он будет сначала оправдываться в полицейском участке за взлом и незаконное проникновение в жилище, потом – перед отцом, а уже после этого – терпеть шутки брата. Оставалось лишь надеяться, что Гриндевальд не настолько ненормальный, чтобы так подставить нового знакомого. Хотя, Геллерт хоть и создавал образ бунтаря, но всё же был неплохим человеком, как показалось Альбусу.       Поэтому, пришлось собрать всю волю в кулак и всё же открыть входную дверь. Дамблдор сначала заглянул в щёлку, а уже после зашёл. Уже с порога у него создалось впечатление, что квартира, в которой он оказался, Гриндевальду не принадлежит. Часто Альбусу вбивали в голову, что такие проходимцы, как Геллерт, живут в полном хаосе. Повсюду должен быть мусор, разруха и где-то обязательно шприцы. Последнее утверждал именно Элфиас.       На самом деле, Дамблдор увидел хорошую квартиру с качественным ремонтом, чистую, где всё было на своих местах. Хотя не стоило бы делать поспешные выводы, все жё из небольшого коридора сложно было рассмотреть остальное помещение. Альбусу таки пришлось снять с себя пальто, чтобы пройти дальше, шурша пакетом с фруктами. Он бы принёс сладости, но Геллерт наотрез отказался.       Квартира хоть и была небольшой, но довольно уютной и светлой. В дизайне не наблюдалось обилия пёстрых красок, в обстановке преобладали светло-серые тона, начиная от кухонного гарнитура и заканчивая маленьким диванчиком, чуть темнее. Дамблдор так же заметил и две двери, что были закрыты. Скорее всего, одна вела в комнату, а другая – в ванную. Только вот не это заинтересовало Альбуса.       Пусть квартира и была лишена ярких красок, но кое-что разбавляло невыразительный интерьер. В этой комнате, которая объединяла в себе и кухню, и гостиную, висели три картины. Все они были уж очень яркими, поэтому мгновенно приковывали внимание. Особенно та, на которой были изображены женщина и ребёнок. Сам фон был тёмным и на нём красными всплохами выделялись цветы. Вокруг женщины словно рассыпался яркий свет, который окутывал и ребёнка, крепко прижатого к ней, их фигуры отчетливо выделялись, составляя идейный центр композиции.       Дамблдор подошёл к картине, дабы рассмотреть её внимательнее, что-то в ней притягивало взгляд. Он погрузился в созерцание настолько, что совершенно позабыл о присутствии в квартире ещё одного человека. И пока Альбус любовался данным творением, за ним активно наблюдали с балкона. Геллерт снова устроился в кресле, выкуривая сигарету. Его взгляд скользил по фигуре Дамблдора, подмечая некие мелкие детали. Только сейчас, когда тело Альбуса не скрывало пальто, можно было рассмотреть пропорции.       От Гриндевальда не утаилось, что это чудо – обладатель неплохой задницы, которую сейчас обтягивали, пусть и несильно, серые джинсы. Белый свитер придавал ещё больше невинности образу Дамблдора, но при этом не скрывал ни тонкую шею, ни ключицы, на одной из которых можно было заметить небольшое родимое пятно.       Было забавно наблюдать, как Альбус подпрыгивает от резкого шума. Геллерт не собирался подкрадываться, он спокойно толкнул балконную дверь, которая неожиданно распахнулась с громким звуком. Гриндевальду даже показалось, что Дамблдор испытал облегчение, когда увидел хозяина квартиры.       — Быстро ты, — Геллерт прошёл к кухонному столу, чтобы продолжить готовку. Ему осталось лишь разобраться с рыбой, и блюдо будет готово. — Неужели спешил ко мне со всех ног, пока пловец тебя не догнал, — о, этого явно не хватало. Недовольный взгляд Альбуса так и прожигал Гриндевальда.       — Очень смешно, — Дамблдор поставил на стол пакет с фруктами. — Ты запретил приносить сладкое, так что я принёс фрукты. Хоть какая-то благодарность за сегодня и... тот случай, — Альбусу жутко было даже вспоминать их побег от тех ненормальных. Геллерт же ничего не сказал в ответ, лишь хмыкнул, во всю занимаясь рыбой. — Знаешь, после твоих шуток и... твоего образа... Не в смысле, что он чем-то плох,— Дамблдору хотелось прикусить себе язык. — А в смысле, что... в общем, я ожидал увидеть, что угодно, но не такую квартиру.       — Только не говори Оливии, иначе она перестанет меня кормить, — Гриндевальд указал на стул, намекая Альбусу уже сесть наконец-то, а то он просто стоял и мялся на месте. — Но скажи ты раньше, я бы персонально для тебя подготовился. Раскидал вещи, мусор, может быть пустые бутылки от дешевого пойла.       — Всё так очевидно? — Дамблдор и правда садится на стул, стоящий возле круглого обеденного стола. Ему нравится отсюда наблюдать за Геллертом, который спокойно готовит. Гриндевальд выглядел действительно по-домашнему. И дело не в большой белой футболке или чёрных штанах, а в мимике, движениях, даже во взгляде. Сейчас даже светлые волосы были собраны в небольшой пучок.       — Очевидно же, что ты домашний мальчик, который не знаком с таким миром, в котором живу я. Не будь ты геем, я бы поставил на то, что в будущем ты бы стал прилежным мужем с обложки журналов для домохозяек, — Геллерт обжаривает рыбу с двух сторон, но явно без масла, хоть шум и стоит на всю кухню. Из-за этого приходится говорить громче. — А ещё ты точно не умеешь отказывать, иначе бы сбежал с очередного свидания.       — Но ведь это невежливо, — на Альбуса точно посмотрели, как на умалишённого. — Меня не так воспитывали. В конце концов, Элфиас хочет как лучше. Я думаю, он считает, что это поможет мне раскрыться, — Дамблдор тяжело вздыхает, понимая, что его слова звучат глупо. — Я бы не отказался быть, как ты или он. Тебе не составило труда пригласить незнакомого человека к себе, помочь ему. Хоть я и повёл себя глупо, отправив заявку.       — Ой, да забудь ты про эту заявку, — Гриндевальд раздражённо откидывает лопатку. — Тебе вряд ли нужно быть таким, как твой друг, который решил, что он купидон. Не хватает только памперса и лука, — Геллерт чувствует себя неуютно, когда продолжает. — А у меня столько тараканов и тьмы, что иногда хочется сгинуть, да побыстрее. Ещё и...       Гриндевальд замолкает. Он уж точно не желает делиться подобным с человеком, которого видит второй раз в жизни. Геллерт редко кому рассказывает о своём, как он считает, недостатке. Только Альбус понял, что что-то не так. Слишком уж Гриндевальд напрягся, даже взгляд стал более отстранённым. Дамблдору показалось, что руки Геллерта начинают дрожать.       — Эй, — Гриндевальд вздрагивает, когда слышит голос совсем рядом. Тёплая рука касается его плеча, заставляя обернуться к Альбусу. — Понимаю, что вряд ли ты захочешь делиться со мной, но... иногда ведь проще рассказать всё человеку, которого ты почти не знаешь, — такое лёгкое прикосновение через одежду, но что-то явно было не так. Геллерт не любил, когда его касаются лишний раз. Только вот, смотря в эти голубые глаза, видя, что Дамблдор действительно встревожен, даже не хочется сопротивляться.       — Тут и нечего рассказывать, — Гриндевальд замечает, что что-то изменилось в квартире с приходом Альбуса, но что? — Мы с тобой просто два проклятых. Один не вписывается в общество, которое втягивает его в себя насильно, а второй...— Геллерт хочет воспротивиться, но не может. Что с ним вообще? — Знаешь, мне нравится, как ведутся на образ отбитого парня, которому плевать на правила, который может говорить, что хочет, который ни от чего не зависит. Только вот зависит... от чёртвого инсулина.       — Но это ведь не определяет тебя, как личность, — рука Дамблдора всё ещё на плече. Гриндевальд хочет смахнуть её, но почему-то не может. — Я не могу представить насколько невыносимы тяготы такого положения. Только это не отменяет того факта, что ты бросился на помощь человеку, которого даже не знал. Как по мне, это хоть болезненная для тебя, но особенность. Пусть у книги, по твоему мнению, и неидеальная обложка, на её содержание данная составляющая никак не влияет.       — Ещё раз заикнешься в моём присутствии о книгах, и я выкину тебя с балкона, — Геллерт угрожающе направляет лопатку на Альбуса, на что тот смеётся. Гриндевальду нравится этот смех. Как и присутствие Дамблдора. — И это не особенность, Альбус, а слабость. Моя личная слабость. Потому что если не поем, то умру, если не сделаю укол, то умру. Если переборщу, то тоже могу умереть.       — Тогда тебе придётся ускориться с приготовлением, потому что я не знаю, как оказывать первую помощь, — Дамблдор убрал руку, но остался всё так же стоять рядом. Геллерт, в принципе, был не против. Только он бы не отказался вернуть это прикосновение. Что-то в нём было. Что-то светлое. Что-то, избавляющее его от тьмы. Только он не понимал природы этого ощущения до конца. Да и какая разница?       — Если захочешь со мной дружить, то придётся узнать, — Гриндевальд сказал лишь в шутку, но Альбус вполне серьёзно согласился на это. Весь его вид был сейчас таким беззаботным. Дамблдор облокотился о столешницу своими, весьма неплохими бёдрами, ещё и руки на груди скрестил, смотря на Геллерта с некой добротой. — Слушай, а ты случаем не сын каких-то сектантов там? Может священника, не знаю.       — Нет, — Альбус снова смеётся, пока Гриндевальд выключает плиту. По ходу разговора, он добавлял в блюдо ещё ингредиенты, только Дамблдор за этим особо не следил. — Мои родители в молодости работали в юридической компании, а потом бросили это всё и переехали на ферму, — Геллерт чуть не выронил тарелки, которые только что достал. — Она принадлежала дедушке, но с возрастом ему стало тяжело. Родители хотели лишь временно помочь, но, кажется, втянулись.       — Погоди, что? — у Гриндевальда в голове никак не складывался образ заучки и фермера в одном лице. — То есть, козы, свиньи, куры, коровы и ты? — Альбус на это лишь кивает и забирает приборы у Геллерта, чтобы разложить их на обеденном столе. — Ты совсем не похож на сельского мальчика, который вырос в такой среде. Хотя, мне становится понятно, чего ты вечно с книгами.       — Ну, мы жили не в селе, а за городом. Мои родители понимали, что это их выбор жить на ферме, но мы вольны выбирать, какой путь для себя избрать дальше. Поэтому, они были рады, когда я пошёл по специальности «Английская литература». Младший брат же хочет продолжить дело родителей, а сестра – юное дарование балета, — Дамблдор с таким теплом рассказывал про свою семью, пока раскладывал приборы.       Гриндевальд внимательно его слушал, хоть и отошёл в другую комнату. Порции уже были распределены, так что Альбусу оставалось лишь поставить их на стол, дожидаясь хозяина квартиры. Стоило отметить, что аромат, исходящий от блюда, был изумителен. Дамблдор не знал, что Геллерт добавлял, но попробовать хотелось. Ещё и живот неприятно заурчал, смутив Альбуса.       — Как много Дамблдоров, — Гриндевальду пришлось говорить громче, чтобы Альбус его услышал. Тот же не собирался идти за Геллертом, понимая, чем он занят. К счастью, Гриндевальд вернулся быстро, что-то выкидывая в мусорку. К этому моменту Дамблдор уже достал свой телефон, протягивая Геллерту. Тот сразу же увидел семейную фотографию, кажется, сделанную на Рождество. Альбус выглядел мило, сидя рядом с матерью, на которую был так похож. С другой стороны сидел младший брат, прямо между родителями. У Гриндевальда он особого интереса не вызвал. Больше всех Геллерту понравился улыбчивый мужчина с густой бородой, который крепко обнимал довольно милую девочку. Стоило отметить, что от образа отца прям исходила энергетика некого счастья и доброты. — А сестра-то у тебя красавица.       — Даже не думай. Такого, как ты, отец и Аберфорт близко к ней не подпустят, — Дамблдор берёт со стола вилку, пока Гриндевальд делает вид, насколько его задели слова Альбуса. — А что насчёт твоей семьи? — Геллерту нравится наблюдать за удивлением Дамблдора, который попробовал первый кусочек. Вряд ли он догадывался, что Гриндевальд так хорошо готовит.       — Ну, я не фермер, — Геллерт отдаёт телефон, начиная ковыряться вилкой в тарелке. Аппетит у него отсутствовал, но надо было поесть. — Отец у меня так себе. Я его видел последний раз вроде года три назад. У него была манера выражать свою любовь деньгами, а не присутствием, — Альбус внимательно следил за мимикой и жестами Гриндевальда, но тот говорил абсолютно безэмоционально, словно прогноз погоды на завтра рассказывал. — А вот мать у меня – чокнутая женщина. Она художник, ещё и повёрнутая на эзотерике, мистике, мифологии, религии. К счастью, не особо верит, но изучает. Сейчас она больше путешествует. Всё мечтает вернуться в Индию. Кажется, буддизм её привлёк.       — Ух ты... — Дамблдор смотрит на картину, которая привлекла его внимание, как только он зашёл в квартиру. — Это она нарисовала? — Геллерт лишь кивает. Он всё ещё пытается заставить себя съесть всю порцию, совсем не наслаждаясь ужином, в отличие от Альбуса.       — Все картины в моей квартире её, — Гриндевальд вспоминает образ матери, которая точно написала ему ещё несколько сообщений. Он обязательно их прочитает. Потом как-нибудь. — Возможно, от неё мне и досталась тяга к творчеству. Сначала я тоже хотел посвятить себя чему-то подобному, но музыка меня завлекла. Так что теперь выступаю с группой в барах и пытаюсь написать что-то стоящее.       — То есть ты... — Дамблдор ненадолго приоткрывает рот, пытаясь что-то вспомнить. — Ты тот солист группы, который переехал из Германии год назад? — Геллерт не выражает изумления к тому факту, что про него рассказывали. — И тот, который вечно опустошает холодильник Оливии? — и это тоже не удивляет. — И тот, кто решил, что искупаться в фонтане после окончания концерта – отличная идея?       — Да ради всего святого, эта дамочка вообще язык за зубами держать не умеет? — Альбус не сдерживает смех, когда видит возмущение на лице Гриндевальда. Тот ещё долго будет проклинать Оливию и Алекса за все постыдные истории, что они рассказывали Дамблдору, но сейчас... сейчас он готов просто наслаждаться ужином с пока ещё мало знакомым ему человеком.