Ты моя семья

***

      — Ты просишь что?       — День выходного нам с Гарри.       — И зачем, позволь поинтересоваться?       — Ну, Мерлин!       — Я настаиваю.       — Я уже говорил тебе.       — Рокси мне не верит. Мне нужно ещё раз это услышать, потому что, если честно, я сам не уверен, что правильно тебя понял.       — Чтобы пойти к моей сестре на концерт в честь дня Матери… Ну вот не надо тут смеяться!       — Кошмар, просто ужас. Артур оставляет агентство, чтобы пойти и посмотреть на детишек в трико.       — Я тебя очень уважаю и благодарю королеву за возможность иногда напоминать себе, что ты живой, когда ты смеёшься, но, блять, прекрати! Это школа искусств, где в трико будут только дети с хореографического отделения. А Дейзи на инструментальном.       — Бедная миссис Анвин.       — Мерлин!       — Ладно-ладно… иди уже отсюда. И чтобы до понедельника не появлялись. Оба!       — Ты — чудо! Я завтра вечером скину Рокс запись, так что можешь полюбоваться.       — Галахад!       — Уже убегаю!

***

      — Тебе не кажется, что приглашать меня на выступление твоей сестры — это слишком… серьёзно?       Эггси никогда бы не поверил, что сам Гарри Харт умеет волноваться, если бы сейчас не мог видеть, как, собирая по крупицам маску холодности, мужчина тихо интересуется этим вопросом, косясь на мать Эггси, сидящую с другой стороны от парня и нарочито увлечённо изучающую брошюру с программой сегодняшнего концерта. За это Эггси ей в крайней степени благодарен, потому что у его бойфренда неожиданно появились некоторые дурацкие трудности.       — Что ты имеешь в виду?       — Это концерт, в котором участвует твоя сестра, в которой ты души не чаешь. Здесь сидит твоя мама, на благополучие которой ты тратишь все свои деньги.       — Так…       — Тебе не кажется… — замолкает, чуть приосанивается и отводит взгляд на других людей, располагающихся на своих местах, спешащих к началу концерту. В кое-то веки Гарри не опоздал, — не кажется ли тебе, что ты меня очень стремительно впускаешь в свою семью?       Всё, что Эггси сейчас умеет — он всё подчерпнул из огромной банки с надписью Гарри Харт. Он у него учится манерам, у него учится этикету, у него учится красиво одеваться, говорить, у него учится быть шпионом, у него учится быть любовником, у него учится быть джентельменом, у него учится делать укладку, у него учится делать правильный мартини. С ним читает классику, с ним ходит в театры на оперы и балеты, с ним ездит на задания по внедрению в высшее общество. Гарри Харт его грёбаный проводник в этой жизни. И сейчас Эггси думает, что Гарри Харт грёбаный идиот, раз считает, что очень стремительно впускаешь семью а) стремительным и б) странным.       Не сдерживая смешка, Эггси чуть усмехается, широко улыбается и прикрывает глаза рукой. Мельком ловит слегка пораженный взгляд. Как у Гарри получается быть искренним в таких странных местах. В любви признался на задании, предложил начать отношения в лазарете. Теперь обсуждает свои опасения на счёт… эм… Эггси так и не понимает на счёт чего, но сам факт того, что Гарри Харт сейчас сидит в своё прекрасном костюме в школе искусств среди обеспокоенных родителей и говорит, что ему кажется, что он, Эггси, очень стремительно впускает в свою семью.       — Знаешь, Гарри, это прозвучит просто безумно, но ты полный кретин.       — Эггси!       — Мам, спокойней, этот джентльмен заслужил этот статус, — успокаивает свою мать Эггси, почти полностью отворачиваясь от Гарри к ней, но нарочито громко продолжает, — знаешь, он считает, что мне не стоило его приводить сюда.       — Это совершенный абсурд! Я настаивала, ты ему говорил, дорогой? — Эггси ей кивает и уже порывает повернуться к мужчине, но продолжает слушать мать. — Я бесконечно рада, что он пришёл.       Мишель наклоняется в сторону, чтобы увидеть Гарри, и лучезарно ему улыбается.       В зале гаснет свет.       Выпрямившись в кресле, Эггси чуть ближе придвигается к Гарри, но не спешит смотреть ему в глаза. Мама — чудо! Стоит запомнить, что в следующий раз нужно принести ей букет чего-нибудь поизящнее.       Первым в программе что-то на флейтах, что именно — Эггси не запоминает, потому что вступительная речь директора вгоняет его в сон. Пускай он и научился у Гарри манерам, но сейчас эти манеры хочется засунуть далеко и надолго, хотя бы по причине того, что он вернулся с миссии только семь часов назад и поспал только два. Неожиданно парень чувствует очень близко аромат духов мужчины и тут же приходит в себя.       — Прости, Эггси, — шепчет ему мужчина.       — Не стоит, — тут же тихо отвечает ему парень и поворачивает голову к Гарри.       В полумраке и под нежные голоски флейты, всё это выглядит как в сказке, а Эггси расплывается в улыбке как идиот и читает по губам благодарю.       Бесконечные поздравления от директора между каждым номером, в которых он пытается выжать по максимуму свои артистические способности, но, как выясняется, он мастак лишь играть на фортепиано. А конкретно что-то из Шопена (Это ноктюрн номер один, си бемоль минор — Щеголяй своими знаниями в музыке на приёме у королеве, а мне дай поспать).       К слову, это только четвёртый номер.       — Я признателен, что ты меня пригласил.       Честно, Эггси уже хочется взвыть в голос от того, что они никак не могут уже уйти от этой темы. Но в нём почему-то просыпается джентльмен, и парень лишь тяжело вздыхает, пока объявляют ансамбль скрипачей.       — Ну, что ты… — шепчет парень ему на ухо. — Мама в тебе души не чает. Дейзи всё пытается узнать, когда плинц Галли уже плийдёт.       Тихий смех Гарри разбивается о стремительного Баха.       Больше всего в музыкальных номерах Эггси нравится наблюдать за тем, как пальцы левой руки Гарри совершают неведомый танец на его бедре, который, как парень догадывается, отстукивание не ритма, а нот. Точно, как он мог забыть, что у идеального Гарри Харта, просто идеального Галахада и не менее идеального Артура, идеальный слух.       А ещё я синестет — это, если что…       О, Гарри, не настолько Эггси глуп. Он уже давно залез в личное дело, обошёл все коды доступа, а всю оставшуюся интересующую информацию выведал у Мерлина. Про эту самую хромостезию (с такими названиями и язык сломать недолго!) статью почитал и не одну, так что теперь Эггси во все оружия.       К седьмому номеру у Эггси поднимается настроений — играют Рахманинова «Итальянская полька». Честное слово, парень не понимает, кто подбирал репертуар для концерта в честь Дня Матери, но русский композитор это что-то с чем-то.       — Знаешь, Гарри…       — Да?       У мужчины нежная улыбка, мечтательный и расслабленный взгляд, блуждающая по лицу радость. Смесь всех эмоций такая новая, такая непривычная, что хочется Гарри немедленно сфотографировать, а лучше просто продолжить вглядываться в эти бесконечно бездонные глаза, в которых потерять себя проще, чем что-то найти.       Седьмой номер сменяется неуклюжим стихотворением и затем — Ральфом Воан-Уильямсом. Кто он такой — Эггси смутно помнит, но скрипка сейчас звучит как нельзя кстати.       — Ты всё-таки часть моей семьи. Ты моя семья…       Если бы в Kingsman ставили зачёты за самое красивое признание в любви — Эггси бы был пожизненным победителем в этом экзамене. Он видит, как чуть вспыхивает Гарри, как у него округляются глаза, как улыбка распадается из идеальной на совершенно широкую и благодарную. Правая рука Гарри нащупывает ладонь Эггси и сжимает. Мужчина большей фривольности себе не позволяет, тогда как парень во всю хочет прижаться к нему сильнее, хотя бы лбом к плечу, что уж говорить о поцелуях.       Гарри лишь шепчет на грани слышимости да, семья…       Эти пятнадцать минут самые приятные пятнадцать минут в жизни Эггси. И даже заунывный романс не клонит его в сон — грубоватые пальцы Гарри поглаживает его ладони, и от этого нежного и скрытного жеста хочется растаять, запищать и полностью раствориться во всепоглощающем наслаждении.       И всё-таки, Эггси приваливается через подлокотник к плечу мужчины, совершенно сокращая расстояния между ними, и им даже не нужно поворачивать головы или наклоняться, чтобы что-то друг другу сказать.       В абсолютной тишине зала, когда наступает короткая и нежная пауза, Эггси слышит биение своего сердца. Колено, на котором лежат их сомкнутые ладони нагрелось, а духи Гарри уже окончательно въедаются в рецепторы — он дышит ими.       — Вторая часть концерта чуть скучнее.       — К большому сожалению, вынужден с тобой согласиться.       Парень чуть самодовольно улыбается краями губ, но продолжает смотреть на, не верится, девочку пятнадцати лет в длинном бордовом платье, слишком серьёзно и сосредоточенно наблюдающий за пальцами левой руки, нежно скользящими по грифу.       Десятый номер — парни постарше в глубине сцены, девочки помладше чуть ближе к середине сцены. Все в килтах. Парни играют на волынках. Девочки танцуют незамысловатый шотландский танец. Свободной рукой Эггси зажимает рукой рот и молится всем богам, чтобы это кто-нибудь снял, потому что, он уверен, Рокси сможет во всех красках передать, какое у Мерлина будет лицо.       — Господи, Эггси…       — Я сам не знал! — оправдывается парень, пытаясь не рассмеяться во весь голос, пока Гарри сам еле сдерживается.       Эггси бы если знал — пригласил бы и Мерлина на концерт.       Девочки оказываются очень проворными юными танцовщицами, так что, если не считать бесконечно, как кажется, попыток парня не засмеяться, выступление было просто чудесное. Особенно та часть, когда Эггси понял, что у парней под килтами ничего нет…       В голове уже зреет план, как заставить Мерлина натянуть такую вещицу. Не без помощи Рокси, разумеется.       И, наконец, двенадцатый номер.       Дейзи, в объёмном, но удивительно лёгком и воздушном малиновом платье выходит на сцену, потряхивая своими золотыми кудрями, вместе с ещё одной девочкой. Эндрю Ллойд Уэббер — этого Эггси, к своему удивлению, знает.       Рояль звучит божественном. Эггси уверен, не будь там этой второй девочки-брюнетки, то всё звучало бы так же чудесно. Дейзи чудесная.       — Если я не ошибаюсь, то это «Призрак оперы», так?       — Ты прав.       — Сколько Дейзи лет?       Эггси усмехается. Да, он согласен, что такие произведения не под стать маленьким девочкам, но в таком возрасте и Лолита уже стала целью Гумберта Г. Гумберта, а мир с предрассудками — скучный мир, пускай этот сомнительный шедевр Набокова парень презирает. Не в этом суть.       — Двенадцать.       — Символично.       Мишель рядом с наслаждением смотрит на дочь и утирает текущие слёзы. Эггси бы тоже всплакнул, но Гарри рядом. Не положено.       — Она прекрасна.       — Дейзи или мелодия?       — Дейзи. Она просто чудо.       — Если она узнает это — она захочет жениться на тебе. А это, вроде как, мой план.       Со всей присущей парню игривостью, он подмигивает Гарри, который в некоторой растерянности оборачивается на него. В груди разливается невыносимо прекрасное тепло. Эггси позволяет себе прикрыть глаза и склонить голову к плечу мужчины. Ему комфортно: осознание того, что его младшая сестрёнка постигает науку, которую её брат бросил в самом начале, заставляет его гордиться, что хоть она растёт сразу с хорошими шансами, а не получает их от старых мужчин — друзей отца. Звучит бесстыдно двусмысленно, но Эггси улыбается себе, ловя ритм дыхания Гарри и начиная ему вторить.       Они заканчивают играть столь быстро, Эггси даже не успевает замечтаться о тёплой постели и горячем Гарри.       После четырнадцатого номера Эггси довольно разминает затёкшие плечи, пока стоит в холле школы и вместе с Гарри ждёт, когда же мама и Эггси закончат свой, кажется, бесконечно долгий диалог с преподавателем девочки.       — Эггси?       Рядом появляется миловидная женщина с той самой девочкой-брюнеткой, что играла вместе с Дейзи в четыре руки.       — Здравствуйте, Лили.       — Ох, здравствуй, дорогой. Рада тебя видеть. Давно сестрёнку не забирал.       — Ох, это всё работа, — парень притворно вздыхает и мило улыбается в ответ на трескотню женщины.       — Понимаю, понимаю…       — Ваша дочь просто чудесно сегодня сыграла.       — Благодарю! Это всё Дейзи — она просто чудо. Это всё она помогла Кристи с её партией. Девочке очень повезло с братом и отцом.       Она обворожительно улыбается Гарри, быстро прощается и упархивает со своей дочерью.       — Ох, так ты теперь папочка? — Эггси так и льнёт к Гарри, как только женщина скрывается за дверью. Чуть приобнимает за талию и почти падает всем телом.       — Эггси, прекрати сейчас же, — строго одёргивает его Гарри, с холодностью смотря через линзы очков, — а то костюм свой помнёшь раньше, чем мы домой приедем.       Холодность взрывается фонтаном горячей пошлости. Эггси вызывающе облизывает нижнюю губу и прикусывает её, не прекращая улыбаться.       — Можно мне заслуженный поцелуй?       — Нет, а то твоя сестра обидится, что её брат забрал у неё принца, и семья развалится.       — Гарри!       Девочка виснет у мужчины на шее, стоит Эггси сделать шаг назад. Гарри подхватывает её за талию и кружит. Кажется, можно даже вычленить из того, что он сказал ей в приветствии, что-то напоминающее принцесска и красавица.       — Ты чудно сыграла сегодня, — Гарри ставит её на пол, и пока она поправляет весь свой сбившийся малиновый фатин, мужчина бесстыдно подмигивает Эггси.       — Да что Вы… Это Вы ещё не слышали как я Рахманинова играю.       Девочка горделиво вздёргивает подбородок и самодовольно улыбается. Гарри поглаживает её по макушке и приглашает пройти в его машину.       — Мишель, ты не против, чтобы все вместе заехали в ресторан и как следует отпраздновали твой праздник и дебют Дейзи? Я угощаю, — и лучезарная улыбка.       — Конечно нет, Гарри. Только «за».       Покачивая головой, Эггси думает, что навык обольстителя у Гарри просто так не украсть. Нужно постараться, но так и не сотрёшь из его ДНК умение флиртовать и угождать всем и вся.       — А я хочу домой и спать!       — Эггси, пожалей юную леди и её прекрасную маму. У них обеих лишь три праздника в году, а у тебя что ни день, то праздник, — Гарри придерживает дверь всем троим и незаметно поглаживает по спине идущего последним парня.       — Так я каждый день могу умереть. Надо жить каждый день, как последний, — почти шепчет Эггси, чтобы не шокировать и так подозрительную девочку.       Гарри лишь загадочно улыбается и отходит вперёд к Дейзи, спрашивая у неё какие же успехи у Вас, юная леди, кроме сегодняшнего столько замечательного концерта?       Выпендрёжник.       — Тебе удалось его переубедить? — вкрадчиво интересуется о недавней ситуации Мишель, оставшись наедине с сыном.       Парень приобнимает мать за плечи и чуть поодаль идёт за Гарри и сестрой, которая увлечённо рассказывает о конкурсе во Франции, куда её хотят отправить.       — Я, кажется, сделал ему предложение, — растерянно отвечает Эггси, понизив голос до еле слышимого. Женщина чуть заметно ойкает.       — А он что?       — А я, кажется, согласился.       Идеальный слух, чтобы его побрал, у лучшего шпиона агентства, Эггси проклинает сейчас больше, чем самого Гарри, мать его, Харта и его грёбаную улыбку.

***

      — Галахад, я Вас отстраню.       — Ну и пожалуйста.       — На полгода.       — Вперёд.       — Я не шучу.       — Охотно верю.       — Не раскаиваетесь?       — Что?! Ни капельки! Это лучшее, что я видел за последние несколько лет, а видел я, сам знаешь много всякого. Да и эти полгода у меня вполне будут разумно заняты подготовкой к свадьбе.       — Галахад, не смешите меня, кто Вас такого…       — Ага.       — Эггси?..       — Ага.       — Он рехнулся?       — Наверно.       — Пора искать нового Артура… И Галахада тоже. Я вас двоих видеть не хочу.       — Да ничего такого не произойдёт…       — Мне иногда кажется, что вы с Рокси даже не знакомы.       — Хемиш, да как Вы посмели оскорбить Роксану своим отказом?       — Галахад! Сейчас намерено загружу на ближайшие лет десять, лишь бы Вас с континента сюда не пускать.       — Да всё, всё… полгода отстранения, так полгода отстранения…

***