Амулет

Человек, лежавший сейчас перед ними на небольшом подобии кровати, выглядел так, что все понимали — дни его сочтены. Кто это? Тэхен не мог узнать в нем того монаха, с которым говорил чуть больше месяца тому назад. Он дышал с трудом и с каждым выдохом из груди его вырывался громкий хрип. Лицо и руки были изуродованы шрамами от ожогов, уже затянувшимися, но еще свежими, розовыми, кое-где обезображенными рубцами. Но взгляд остался прежним. Чистым и пристальным. Вот что значит просветленный, подумал каждый находящийся в комнате. Монах посмотрел на всех вошедших и, найдя взглядом Тэхена, удовлетворенно вздохнул с видимым облегчением. Он посмотрел на пожилого китайца, который расположился подле него, чтобы переводить. Тот в свою очередь поспешил сначала объяснить. — Мы признательны и благодарны вам за то, что проделали такой путь. И простите, что пришлось заставить вас сделать это. Намто Лама скрывался от известного вам человека, это так, но не потому, что боялся за свою жизнь, ему недолго осталось, и он знает это. Он сбежал, вернее мы спрятали его здесь, чтобы он успел поведать вам все, что знает. Возможно это поможет вам в поисках. Заранее знаю ваш вопрос - почему он не рассказал сразу, когда вручил вам эти амулеты? Во-первых, он не знал, воспримите ли вы это всерьез. А во-вторых, согласно наставлениям, он может открыть это только вам четверым. Четверым избранным и их помощникам. Он ждал вас. Очень ждал. Даже я не знаю, что он расскажет вам сегодня. Этого никто не знает. Только он один. Я вижу, что некоторые из вас не понимают китайский и ждут перевода. Просветленный говорит медленно, я тоже не буду спешить, чтобы дать возможность перевести слово в слово. Лама протянул изуродованную руку к Тэхену, как будто подзывая его к себе. Тэ посмотрел на переводчика, спрашивая глазами что должен сделать. — Он благодарен Вам за то, что вернулись, и хочет благословить. Тэ приблизился и опустился на колени, склонив голову. Монах едва прикоснулся к ней рукой и еле слышно прочитал небольшую мантру, после чего Тэ вернулся на свое место и Чонгук незаметно взял его за руку. Младший затаил дыхание, все еще боясь поверить в то, что услышал там, над пропастью. Однако когда пальцы Чона переплелись с его и сжали несильно его ладонь, незаметно для других, скрытые под одеждой, сердце Тэхена забилось сильнее и щеки, бледные от усталости, покрылись румянцем. Тем временем Намто Лама начал свой рассказ. Все началось в начале прошлого столетия. Дед Юнга… Да, именно дед Юнга — Ли Бао занимался примерно тем же, чем сейчас его внук, может только не в таких масштабах, но денег имел не меньше. Убить человека для него было все равно, что хлопнуть комара. Бордели, притоны, торговля живым товаром… Будучи сыном китайского чиновника, очень знатного и богатого человека, и унаследовав его должность, Ли Бао беззаконной деятельностью, под прикрытием чиновничьей одежды, утроил состояние отца. Он никогда не связывался с мафией и себя таковым не считал, но действовал подобными методами. Женился он поздно. Никто так и не понял зачем, но видимо только из-за наследника. Жена подарила ему сына и через несколько лет бесследно исчезла. Ее так и не нашли. Сын — Ли Сяо, был копией отца, как внешне, так и по характеру. Еще совсем юным, лет в семь, он составлял ему компанию везде, совершенно не испытывая страха или неприязни. Мало кто знал, но у Ли Бао была одна страсть. Ни женщины, ни деньги, ни даже власть не могли затмить его главную любовь — драгоценные камни. И не просто камни, он мог иметь их сколько угодно, но они его не интересовали. А самые крупные, редкие, уникальные, дорогие и исторически значимые. В его коллекции таких камней было четыре. Изумруд. Он принадлежал последней женщине из рода Чингисхана — Великой Гэнэнпил. Камень украшал спицу бохтаг в ее свадебном головном уборе на церемонии с последним монгольским ханом Богдо. Это был его подарок молодой жене. Прожив в любви с ханом год, она овдовела и, не родив наследника, с большим откупом была вынуждена вернуться в свою семью. Монархия в Монголии вскоре пала. Великая Гэнэнпил стала обычной женщиной и ей надо было как-то выживать. Выйдя замуж снова, она вынуждена была продать несколько своих уникальных украшений, в том числе и драгоценный изумруд из свадебного одеяния. Это было в начале тридцатых годов, еще до социалистической власти в Монголии, после прихода которой женщина была арестована и позже приговорена к расстрелу. Камень, как оказалось, был приобретен Ли Бао. И он был первым. Сапфир. Сапфир достался Ли Бао странным, необъяснимым, почти мистическим образом. Он пришел к нему из Японии. Минималисты по натуре, японцы во все времена отличались строгостью во внешнем виде. Даже женщины на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков упразднили свои традиционные украшения, заменив их на тиары и колье из платины с бриллиантами. Никакого золота. Никаких цветных камней. Но так было не всегда. Японские императоры, их жены и наложницы, во все века поддерживали и пополняли свою казну, предпочитая скрывать богатство от чужих глаз и никак не проявлять его внешне. В шестнадцатом веке Японией фактически правил Тоётоми Хидэёси. Не будучи императором, оставаясь всего лишь регентом и великим министром, он имел власть гораздо более сильную, чем некоторые императоры. Выходец из народа, с уродливой внешностью, он дошел до самых верхов, объединив разрозненную в то время Японию в единое целое государство и, не удовлетворившись этим, умудрился захватить часть соседних государств, таких как Китай и Корея. Хидэёси был талантливейшим полководцем. Он выиграл почти все сражения, в которые вступал. Прознав об этом, правители соседних близлежащих государств стали направлять к нему своих послов с богатыми дарами, дабы склонить на свою сторону и заключить союз. Почти все послы были либо убиты за шпионаж, либо отосланы обратно, однако без даров. Одним из правителей, надеявшихся на союзничество и помощь, был последний падишах Кашмира — Якуб-шах, не сумевший захватить Тибет, потерявший почти половину войска в междоусобных войнах и боявшийся нападения со всех сторон, от Монголии до Империи Великих Моголов, которая в итоге его и поглотила. В подарок Хидэёси Якуб-шах прислал уникальный меч, аналог самурайского, из лучшей в мире дамасской стали. Ножны меча были украшены знаменитыми кашмирскими сапфирами. Самый крупный, не имеющий аналогов в мире, сапфир был вставлен в основание рукоятки меча. Японский правитель, лишь ненадолго взяв в руки это оружие, рассмеялся и, отдав его слуге, заявил послу: — Вот поэтому вы и проигрываете в битвах! Обращаете внимание на мишуру, отвлекаясь от главного — боевых качеств оружия! Утяжеляете его ненужными украшениями. Меч должен быть легким, острым и простым. Я воин! Завистливые чиновники еще долго обсуждали эти слова, говоря, что нищий крестьянин никогда не сможет стать настоящим правителем и оценить то, что попадает к нему в руки. Несколько столетий этот меч пролежал в японской императорской сокровищнице, ни разу, разумеется, не используемый по назначению. Каково же было удивление и шок императорских слуг, когда в начале двадцатого века, перебирая и переписывая казну для оплаты военных действий и вооружения, они обнаружили, что из рукоятки меча бесследно исчез тот самый уникальный кашмирский сапфир. След камня несколько раз всплывал на тайных аукционах, однако никто так и не узнал, кем и когда он был похищен из сокровищницы. В итоге, к концу тридцатых годов, он оказался у Ли Бао. Бриллиант. Знаменитое ожерелье Патиала. Бриллиантовое нагрудное украшение, созданное ювелирным домом Cartier по заказу индийского махараджи Бхупиндер Сингха в двадцать восьмом году двадцатого века. В сорок восьмом году оно исчезло из сокровищницы и было распродано по частям. Самый крупный уникальный бриллиант Де Бирс исчез бесследно и был заменен на аналогичную копию, дабы пресечь ажиотаж, связанный с его поиском. В это время тот самый бриллиант непостижимым образом уже находился в коллекции Ли Бао. К тому моменту у него уже появился четвертый камень. Рубин. С данным камнем связана не менее загадочная и в чем-то даже шокирующая история. Ли Бао хоть по слухам и был официально женат, но никто не мог сказать об этом с уверенностью. Шептались, что у него была жена, которая родила ему сына. Она исчезла бесследно через несколько лет после родов. Про нее ничего не было известно кроме того, что она была красавицей, каких мало. Кто-то уверял, что она японка. Другие отрицали эту информацию. Ходили слухи, что она дочь высокопоставленного чиновника. Но также говорили и прямо противоположное. Якобы это была девушка из одного из элитных борделей Ли Бао, которая обслуживала только его. Но был еще один слух, возможно самый достоверный, но и самый скандальный из всех. Ближе к концу сороковых годов Ли Бао побывал в Индонезии и был официально представлен президенту этой страны — Сукарно. Тот в свою очередь славился своей необъятной любовью к противоположному полу. А если сказать проще — трахал все, что движется. Когда он ранее посетил с неофициальным визитом Китай в сорок седьмом году, на пороге исторических событий, Ли Бао был тут как тут со своим огромным штатом красивых женщин, чем не мог не угодить президенту. Тогда они и познакомились впервые, приватно так сказать. У китайца была своя цель. Он был наслышан о богатстве индонезийской казны. Одним из самых ценных ее сокровищ был бирманский рубин, невероятной чистоты для такого крупного камня. Подаренный когда-то королем Сиама индонезийским правителям, теперь он принадлежал Сукарно. И Ли Бао должен был получить его любым способом. Ни о каких деньгах не могло быть и речи. Как бы ни был богат Ли Бао, с президентом он сравниться не мог. Он начал думать, что может предложить Сукарно, дабы получить желаемое. И судьба подарила ему шанс. В очередной свой приезд в Индонезию, якобы с благотворительной целью, Ли Бао вынужден был взять с собой жену и сына. По этикету все приглашенные на банкет к президенту должны были быть со своей парой. Ли долго не думал и взял ту, которая была под рукой, воспитывая его сына. Лишь только взглянув на красавицу, Сукарно загорелся желанием. А лишь только китаец увидел этот взгляд, он понял, что камень уже у него в кармане. Схема была проста, банальна и избита. Коварный искуситель соблазняет бедную слабую женщину. Та поддается. И в самый ответственный момент их застает муж. Ли Бао был хитрее, он понимал, что один на один он ничего не сможет предъявить президенту. Тот просто откажется от всего. С властью не поспоришь. Поэтому он привел нескольких свидетелей, причем и индонезийцев, и одного китайца, своего верного помощника, но оставил их за дверью, войдя в номер, где предположительно находились изменники, один. — Я опозорен, — сказал он заготовленную фразу, лишь только войдя в номер и застав пару в недвусмысленном положении, сидящими в обнимку на диване. Однако дальше все пошло совсем не по сценарию, заготовленному им. Сукарно, не дав ему разразиться праведным гневом мужа, сразу задал вопрос: — Сколько Вы хотите за развод с этой женщиной? Ли Бао в первую секунду опешил и не знал что сказать. Он и забыл уже, что когда-то, несколько лет назад, в порыве отцовского чувства, проснувшегося к юному наследнику, действительно расписался с его матерью, чтобы у сына была безупречная метрика. — В каком смысле развод? — сразу сориентировался Ли Бао. — Мы поняли, что влюблены друг в друга, — без обиняков заявил президент. — Это произошло внезапно, с первого взгляда, но я готов заплатить любую сумму за Ваш отказ от нее. Клянусь, что не обесчещу ее и не опозорю Вас. Она сменит имя и станет моей четвертой женой. Плевать хотел Ли Бао на эту проститутку и ее честь. Сказать по правде, он и не помнил как ее зовут. Да и собственная репутация его не больно-то волновала. Он просто был в шоке. Он, конечно, знал о влюбчивости и любвеобильности индонезийского правителя, но чтобы вот так быть готовым на все ради какой то женщины, которых у самого Ли Бао по сотне в каждом портовом притоне, обслуживающем солдат, как своих китайских, так и японских... Вот он шанс! Сукарно понял его шок по-своему. Он видел перед собой растерянного мужа, стоящего перед выбором. — Сколько? Я могу дать Вам многое… Подумайте… — проговорил президент. — Деньги мне не нужны, — ответил китаец. — Дело ведь не в самих деньгах, а в их количестве, — снисходительно улыбнулся Сукарно. — Они нужны всем. — Но не мне, — твердо заявил Ли Бао. — Так чего же Вы хотите? — не мог понять индонезиец. — Я отдам Вам свою жену, как бы тяжело мне не было это произносить. Мой сын не заслужил подобного, но раз она сама готова отказаться от семьи… И только президент готов был расслабиться, что отделался так легко, как китаец продолжил: — Но только при одном условии. В противном случае, мы уедем отсюда сию же минуту с громким скандалом, и Вы никогда больше не увидите ее! И я сделаю все, чтобы Вы не могли рассчитывать на помощь моей страны. — И что же это за условие? — напрягся Сукарно. — Бирманский рубин короля Сиама, — четко проговорил Ли Бао. — Деньги мне не нужны, но за камень я откажусь от нее. Президент задумался. Он не был жаден по натуре, и расставался с деньгами, предметами искусства и другими ценностями совершенно спокойно, раздаривая их многочисленным любовницам и просто понравившимся ему людям. Но! Бирманский рубин не принадлежал лично президенту. Он был частью казны страны, исторической ценностью, реликвией, и просто так изъять его из сокровищницы было почти невозможно. Но, видимо, все слухи о его влюбчивости были правдой. Он просто потерял голову из-за молодой жены китайца, действительно японки по происхождению, как выяснилось. Два дня спустя рубин исчез из казны. Правда обнаружили это гораздо позже, когда связать эти два события уже никто бы не смог. У президента появилась четвертая жена с новым именем, для которой сразу же был отстроен большой красивый особняк. Китаец же вернулся на родину с одним сыном и с заветным рубином. И никто так никогда и не узнал, куда исчезла мать ребенка. Все эти события произошли в сорок восьмом году прошлого века. Ли Бао ловко манипулировал своими отношениями с сильными мира сего. Он умудрился всю войну оставаться на плаву, всеми силами помогая китайской армии бороться с японскими оккупантами, в тоже время тайно поставляя оружие японцам. Однако всему, рано или поздно, приходит конец. В октябре сорок девятого года к власти пришли коммунисты, во главе с Мао Дзэдуном. Китай стал Народной Республикой. Все бывшее правительство, вместе с крупными чиновниками, не дожидаясь гонений, переместилось в Тайвань, образовав там новое государство. Однако Ли Бао решил, что ему с ними не по пути. Социалистический строй не может продлиться долго, рассуждал он. Скоро все образуется. И лучше переждать это время в стороне от главных сил. Переведя и спрятав свой наличный капитал по разным местам, оставив везде проверенных управляющих, он, взяв лишь сына и самого верного помощника, отбыл в неизвестном направлении. На самом деле он скрылся недалеко, в одном из монастырей Тибета. Ведя довольно скромный образ жизни, по сравнению с прошлым, они прожили в небольшом доме на территории одного из храмовых комплексов около двух лет. Однако все это время и в Тибете было неспокойно. Шла гражданская война. В пятьдесят первом году китайская народная освободительная армия вошла в Тибет. Опасаясь разоблачения и расправы, Ли Бао снова решился на побег. Продумав все пути, он выбрал Непал, чтобы потом оттуда перебраться в Тайланд или Индию. Но этому не суждено было сбыться. Разделившись с сыном, которому на тот момент уже исполнилось десять, он отправил их со своим помощником и всеми сбережениями, которые у них были с собой, одним путем, сам же на следующий день, взяв лишь немного денег и свои основные сокровища, с которыми не расставался, отправился по другой дороге. Не успел он немного отойти от монастыря вместе с группой монахов, направлявшихся в город, как услышал в небе звук самолета. Буквально в двух шагах от них раздались взрывы. Ли Бао отделился от остальных и попытался скрыться в ближайшем пролеске, но не успел. Бомба, взорвавшаяся совсем рядом, помешала всем его планам. Очнулся он в монастыре неподалеку. Монахи ухаживали за ним как могли, но ранение ноги от взрыва привело к гангрене. Никаких средств для ампутации у монахов, разумеется, не было, а человек у них на глазах умирал. Тогда просветленный Пхупха Лама, настоятель храма в то время, принял судьбоносное решение и приказал принести шкатулку с Сутью Бытия, которая могла творить чудеса в моменты сильной нужды. Он достал амулет и, положив его на грудь раненого, начал петь мантры, со временем впав в транс и не выходя из него целые сутки. Монахи храма также молились за здоровье умирающего. Камень ли, молитвы, или судьба сыграли свою роль, но Ли Бао не умер, ни этой ночью, ни следующей и, казалось, даже пошел на поправку. Придя в себя и взглянув лишь мельком на камень в амулете, лежавшем на его груди, глаза мужчины загорелись фанатичным огнем. Монахи сохранили все его вещи, найденные при нем, сложив их рядом с ложем и даже ни разу не заглянув туда и не зная, что находится в небольшом мешке. Как только ему слегка полегчало, Ли Бао начал продумывать план побега. Просветленный объяснил ему силу амулета, рассказав, что это именно он спас мужчине жизнь. Плевать хотел китаец на всю эту мистическую ахинею. Все, что его интересовало — это камень. Амулет оставался в его небольшой комнате, чтобы продолжать лечение. Сами же монахи уже не находились при нем постоянно, оставляя на ночь одного. В одну из ночей, еще совершенно не окрепший, с сильным головокружением и дикой болью в ноге, Ли Бао взял нож, вынул камень из пазов амулета, положил его к остальным сокровищам и тихо покинул обитель. Далеко уйти он не смог. Боль в ноге усиливалась с каждым шагом и через несколько сотен метров стала невыносимой. У мужчины поднялся жар и начало мутнеть сознание. Все, что он видел перед глазами — амулет, который своим необъяснимым свечением словно тянул его обратно. Он упал на землю, не в силах больше подняться. Все тело горело, словно в огне. Последнее, о чем он подумал, был вовсе не сын, а сокровища, лежавшие в сумке за спиной и досада, что к ним больше не добавится ни одного камня. Усилием воли он смог стянуть сумку с плеч и, кое-как развязав узел, развернул сверток, последний раз взглянув на свои камни. После этого он провалился в темноту и умер, так и не приходя в сознание. Некоторое время спустя его обнаружили монахи, возвращавшиеся в храм. Они узнали своего раненого подопечного, а увидев в руках мужчины сверток с камнями и узнав в одном из них Суть Бытия из своего храма, монахи позвали на помощь и, собрав все вещи, подняли мужчину, дабы похоронить как положено. Узнав о произошедшем, Просветленный Пхупха Лама закрылся в главном зале храма и не выходил оттуда трое суток, читая молитвы и прося Будду указать ему путь. Выйдя, он призвал к себе четверых самых сильных и надежных монахов и отправил их в четырех, известных только им, направлениях. Ни один из пяти камней с тех пор никто не видел. Пхупха Лама посчитал знаком судьбы то, что камни, найденные у китайца, совпадали с теми, что были вставлены в амулет. На этом заканчивается история Ли Бао и начинается история Юнг Ли. Сын Ли Бао — Ли Сяо, вместе с верным помощником отца, смог добраться до Непала целым и невредимым. Со средствами, оставленными им господином, они смогли начать новую, почти безбедную жизнь, но судьба отца и хозяина волновала их и не давала покоя. Почему он не встретился с ними в обговоренном месте? Почему не нашел позже? Куда исчез? Жив ли? Одни вопросы и ни одного ответа. Так прошло еще десять лет. И вот двадцатилетний Ли Сяо с дядей, который заменил ему родителей, вновь приехал в Тибет, чтобы узнать хоть что-нибудь об отце. Однако за это время произошло много тяжелых событий, в результате которых власть в стране сменилась и Далай Лама, с многими другими Ламами, были вынуждены покинуть страну и отправиться в изгнание, обосновавшись в Индии и живя там до сих пор. В числе уехавших был и Пхупха Лама. Хоть Ли Сяо и нашел последнее прибежище отца, и смог поклониться его праху, более ничего он узнать не смог. Приняв решение не возвращаться больше в Непал, так и оставшийся для них чужой страной, Ли Сяо, сменив имя на Сяо Ли, вместе с верным дядей вернулся в Китай. Помощник быстро вышел на нужных людей, возобновил старые связи и наладил прежние дела, в наследство которых вступил Сяо Ли. Все это теперь, в социалистической стране, приходилось делать тайно, подпольно, но от этого прибыль была не меньше, а со временем стала и больше. Единственное, что совершенно не интересовало Сяо Ли, это камни — главная страсть отца. Он в душе даже винил эти стекляшки в том, что они забрали у него родного человека. Мать он таковой не считал, совершенно не зная ее и не помня. Поэтому долгие годы о камнях никто не вспоминал, кроме одного человека. Помощник Ли Бао не мог выкинуть эту историю из головы, помня о ней постоянно. Сяо Ли, как и отец, женился поздно. И в сорок с лишним лет у него родился сын, которого назвали Юнг Ли. Мальчик рос здоровым, сильным, хитрым и очень избалованным ребенком. Он с ранних лет видел жестокость людей отца, поскольку часто бывал у него в многочисленных офисах. И возил его туда вовсе не сам отец. И не мать, которая, родив наследника, все свое время посвящала светской жизни. Главным опекуном и воспитателем мальчика стал названный дядя Сяо Ли, старый помощник Ли Бао, по возрасту и состоянию здоровья уже не имеющий возможности выполнять свои прежние обязанности, но за эти годы ставший для Сяо Ли членом семьи. Именно он с малых лет внушал в сознание ребенка истории о его знаменитом деде. А историй этих было много. И он, не жалея детских ушей и сознания, рассказывал их во всех подробностях. И именно он рассказал юному Юнг Ли о главных сокровищах деда. После чего это стало его навязчивой идеей — отыскать камни и отомстить за деда. Мальчик, потом парень, а следом и мужчина, Юнг Ли был уверен, что деда лишили жизни именно из-за этих драгоценностей. Со временем это превратилось в смысл всей его жизни. И он ищет их до сих пор. И уничтожает все и всех, мешающих ему на этом пути. Парни, выслушав всю историю молча, затаив дыхание, еще какое-то время сидели, приходя в себя. — Но где же на самом деле эти камни? — спросил Джин. — Никто не знает об этом. Этот секрет унес с собой Просветленный Пхупха Лама, оставив лишь несколько подсказок. — А откуда вы узнали все это? — спросил Чонгук. — Ли Бао был тщеславен, — ответил монах. — Он вел дневник, который нашли при нем вместе с камнями. Это была небольшая тетрадь, в которую подробно было записано происхождение каждого камня и история о том, каким образом он попал к нему. Так же там было записано несколько фактов из его жизни, не связанных с камнями, в том числе о его сыне, но этих записей было совсем мало. О самом же Юнге Ли известно всем в Тибете, да он и не скрывает своего происхождения и цели постоянных приездов сюда. — Но где же искать эти камни? — спросил Чимин. — И что это за подсказки? — одновременно с ним, задал вопрос Юнги. — Амулеты, — просто ответили монахи. — Вся информация в них. Но она зашифрована, и никто не знает как ее прочитать. Вдруг Намто Лама издал тихий стон, видимо устав от долгого рассказа. Тэхен подскочил с места и, подавшись вперед, опустился рядом с ним на колени. — Пожалуйста, уважаемый Намто Лама, держитесь! — на глазах паренька выступили слезы. — Потерпите еще немного! Мы вернем вашу реликвию! Чего бы нам это не стоило — вернем! И Суть Бытия сможет поставить Вас на ноги! Вы же сами сказали, что амулет творит чудеса! Только дождитесь нас, пожалуйста! Очень прошу Вас! Не умирайте… Парень заплакал сильнее, и старик посмотрел на него взглядом, полным нежности и благодарности. Все это время Тэхен, разволновавшись, говорил по-корейски, забыв, что его не поймут. Поэтому Чонгук, приблизившись следом, тихо шептал его слова китайцу, а тот в свою очередь переводил все просветленному. — Спасибо тебе! — прошелестел Намто. — Я вижу, что все амулеты у тебя? — спросил он, увидев четыре шнурка на шее Тэхена. — Да, я держу их вместе, чтобы не потерять. — Не нужно. Отдай друзьям то, что принадлежит им. Только все вместе вы сможете дойти до сути, увидев одно сквозь другое. Это завет Пхупха Ламы. Слово в слово. Только одно сквозь другое сможет привести предназначенных к Сути Бытия. Их будет четверо. Чистая безгрешная душа, пришедшая из-за моря и ведущая за собой три такие же души. Они найдут помощников и свою судьбу. Да будет так. Отдай остальные амулеты. Тэхен снял с шеи три подвески и раздал друзьям. Подвеска с белым камнем досталась Чимину, синий камень забрал Намджун, а красный взял себе Хосок. — Почему ты оставил себе изумруд? — удивился монах. — Я люблю зеленый цвет, — смущенно ответил Тэ. — Джун-хену нравится голубой, Хоби-хен любит красный, а Чимин белый. Это разве важно? По гороскопу надо было? — наивно спросил он, вытерев мокрые глаза. — Вы неправильно распределили камни. Дело не в гороскопе, мы не придерживаемся этого пустословия. Дело в самих камнях и совпадении их качеств с владельцем. Твой камень бриллиант. Забери его. Тэхен послушно забрал подвеску у Чимина, отдав ему амулет с зеленым камнем. — Ты зимний ребенок. Твоя душа такая же светлая и чистая, а помыслы прозрачны, как этот камень. Ты самый безгрешный человек, которого я встречал в своей жизни. Твоя аура очень светлая. Твое направление север. Изумруд, который ты отдал другу, он не его, — монах посмотрел на Намджуна. — Это твой камень. Ты, как молодой росток, стремишься к свету и к познанию нашего мира. Но, повзрослев, становишься сильным, раскидистым, зеленым деревом, способным защитить своими ветвями нуждающихся в твоей помощи. Ты летний. Твое направление юг. Намджун, сняв с себя подвеску с синим камнем, взял у Чимина амулет с изумрудом и надел на себя. — Синий камень принадлежит тебе, — проговорил монах, глядя на Хосока. — Ты весна. И ты вода. Ты маленький слабый ручеек, боящийся всего, журчащий мелкой дрожью и петляющий меж камней. Но как любой исток, со временем, с помощью друзей и важных людей в твоей жизни, ты окрепнешь, это уже происходит, наберешься силы и мощи, превратившись в большую, быструю и глубокую реку, способную смыть на своем пути все преграды. Ты весенний ребенок. Твое направление восток. Хосок поменял амулеты, взяв себе сапфир и отдав красный камень Чимину. — Ну а твой камень рубин! — обратился монах к затаившему дыхание Паку. — Ты ребенок осени. И ты огонь. Огонь, способный сжечь врагов, но в тоже время согревающий своим теплом близких людей. Твоего тепла хватит для всех и, особенно, для самого главного в твоей жизни. Ты еще не раскрылся полностью и твой внутренний пожар еще дремлет. Но рано или поздно он проснется. Ты ребенок осени. Твое направление запад, — слегка улыбнувшись, закончил монах, взглянув мельком на Юнги. Надев на себя правильные амулеты, парни как-то сразу почувствовали себя более сильными и защищенными и поверили в то, что смогут закончить начатое. — И еще, — добавил монах. — Эти амулеты настоящие. Юнг думает, что они у него, но это не так. У него лишь копии, хоть и абсолютно идентичные. Но те самые, сделанные самим просветленным Пхупха Ламой, здесь, на вас. Да, подсказкой могут быть и копии. Но силой обладают только эти. Не снимайте их! Они защитят вас и ваших близких в момент самой сильной опасности. Больше мне ничего неизвестно. Я сказал все, что знал. И могу теперь уйти спокойно. — Нет! — снова вскрикнул Тэхен. — Мы вылечим Вас! Мы принесем камень! Вам только нужно нас дождаться! Пожалуйста! Дождитесь нас! — Я постараюсь, — ответил с улыбкой монах, глядя с нежностью на парня. — А теперь идите. Вам нужно отдохнуть. Парни вышли из комнаты еще более задумчивыми, чем вошли туда. Каждый думал об одном и том же. Что вопросов стало меньше, но до сути они так и не дошли. Где искать подсказки? Как разгадать то, что хотел им передать Пхупха? И как теперь скрыть все, что знают, от Юнга? Молодой монах, сопровождающий их, привел всех в более-менее просторную комнату с расстеленными на полу циновками. На маленьком столике стояла большая кастрюля с жидкой рисовой кашей с какими-то пряными травами. Так же здесь стояли стопкой девять мисок с девятью ложками и лежали несколько бобовых лепешек. Царская трапеза для парней, почти не евших последние двое суток. Наевшись досыта, все, утомленные дорогой и рассказом, легли на циновки. Но прежде, чем заснуть, Седжин, под недовольное ворчание Хосока, снял с него носок и бинт, намазал щиколотку мазью и вновь туго перебинтовал. Хоби отвернулся, еле слышно пробормотав: — Спасибо. Чонгук приблизился к Тэхену и тихо прошептал: — Мы справимся. Не волнуйся. Мы вместе. Тэхен не повернулся и ничем не показал, что услышал эти слова, но если бы Чонгук мог увидеть его лицо, то увидел бы на нем счастливую улыбку. Намджун с опаской лег рядом с Джином, но через несколько секунд блаженно улыбнулся, почувствовав голову старшего у себя на плече, и с готовностью протянул руку, подложив ее под его голову, чтобы было удобнее. И пусть она хоть отсохнет к утру, подумаешь, в конце концов у него есть вторая, а Джин такой один! А Юнги с Чимином, пока другие еще укладывались и решали какие-то вопросы, уже сладко спали, заняв самое уютное местечко в углу, прижавшись и крепко обняв друг друга. Что ждало их всех впереди? Кто бы знал… Но главное, что они вместе.