Утренний сюрприз

      До ежегодного Инадзумского фестиваля Иродори остается всего несколько дней, и Камисато Аято как никогда поглощен работой. Он сам очень любит этот фестиваль и искренне хочет подарить инадзумцам повод радоваться долгожданному приходу весны, поэтому просто обязан лично проследить за организационным процессом. Тем не менее, бумажная работа, неизменно сопровождающая комиссара Ясиро, тоже никуда не делась, а значит, после половины дня, проведенного на фестивальной площадке, Аято вынужденно возвращается в свой кабинет.       И все же сегодня бюрократия досаждает молодому господину больше обычного — в его кабинете не хватает одной маленькой (на самом деле даже очень большой, больше самого Аято) детали: его возлюбленный управляющий куда-то запропастился, и чай комиссару приносят другие слуги. Каждый раз слыша щелчок седзи, Аято с надеждой поднимает взгляд и тут же разочарованно его опускает. Каждый приход Томы для Аято равносилен восходу солнца, а пасмурная погода в такие дни, как сегодня, лишь больше вгоняет в тоску. Аято не слышал звонкий голос, не видел любимые зеленые, словно молодые листья на деревьях, глаза и пшеничные волосы, в которые тут же бы зарылся носом, если бы Тома навестил его и позволил обнять, всего сутки, но уже очень, очень скучает.       Закончив с бумагами, Аято выходит на террасу. На улице дождь, и комиссар полной грудью вдыхает влажный прохладный воздух, приводящий в чувство отяжелевшую от потока информации голову. Камисато опускается на чуть влажные доски и медитирует до самого захода солнца, расслабляя тело и разум.

***

      На следующее утро Аято просыпается от того, что кто-то покрывает его лицо мелкими частыми поцелуями и пальцами расчесывает растрепанные после сна волосы. Камисато нехотя открывает глаза, и тут же его встречают чужие — такие зеленые-зеленые, лучащиеся теплом и любовью, родные глаза Томы. Аято улыбается, ловит его лицо в ладони и сам целует юношу в губы.       — Какое поистине доброе утро — видеть тебя при пробуждении, — улыбается комиссар, и Тома слегка краснеет.       — С днем рождения, вака, — шепчет Тома, сгребая комиссара в объятия.       День рождения? О… У него ведь и правда день рождения, а Аято совсем об этом забыл. И все же, такому человеку, как Камисато Аято, хватает пары секунд, чтобы сориентироваться и с хитрой улыбкой начать дразнить ничего не подозревающего Тому.       — Так значит, ты мой подарок? — рука комиссара плавно скользит вниз по плечам, спине, проходится по пояснице и останавливается аккурат на округлой заднице управляющего. Тома мгновенно покрывается совсем не скромным румянцем и выворачивается из чужих объятий, отскакивая от футона. Аято наигранно обиженно надувает губы.       — Нет, вака, — стараясь не смотреть на полуобнаженного господина начинает Тома, — мы с госпожой Аякой подготовили для тебя сюрприз и сейчас… — он нервно сглатывает, — нам нужно идти, она ждет, когда я вернусь с тобой.       — Тома, — Аято садится на постели и нагадзюбан будто случайно падает с плеч, — уверен, моя дорогая сестра не будет против, если мы немного задержимся. Иди ко мне. — Тома мнется, стараясь настоять на своем, — Это мое праздничное желание, Тома. Неужели ты откажешь мне в его исполнении?       Глядя на наглую полуулыбку на губах Аято, совершенно не сочетающуюся с его жалобным взглядом, Тома сдается. Ему нужна пара минут, чтобы развязать ботинки и скинуть верхнюю одежду, после чего он в одних штанах забирается на футон и падает в теплые объятия Камисато. Аято тут же зарывается носом в пшеничные волосы и вдыхает запах свежеиспеченного хлеба. Пока Тома нежно целует его в шею, оглаживая широкими теплыми ладонями бока и живот, Аято думает о том, что в такие моменты он по-настоящему счастлив, а значит, все, что он делает, стоит того.       Тома скользит ладонями ниже, отодвигает полы нагадзюбана и, невесомо скользя пальцами по бедрам, опускается поцелуями по груди. Аято подбрасывает бедра, потираясь о колено партнера и тихо посмеивается, наблюдая как Тома, несколько минут назад противившийся их общим желаниям, судорожно выдыхает, опаляя горячим дыханием кожу Аято, и прижимается плотнее. Камисато жестом велит Томе приблизиться, тот послушно поднимается к чужим губам и несдержанно целует розоватые губы. У Аято сбивается дыхание, но он не отстраняется, лишь перехватывает инициативу, возвращая спокойный ритм. Ладонь с тонкими пальцами скользит по торсу вниз и сквозь ткань обхватывает чужое возбуждение. С губ Томы срывается несдержанный стон. Аято смеется и валит Тому на бок.       — Тебе нужно остыть, — выдыхает он в горячие губы, совершенно не способствуя предложенному, — Мы ведь не хотим, чтобы Аяка нас потеряла?       — Вака… — голос Томы звучит жалобно, однако он согласно отодвигается, выравнивая дыхание. Аято гладит его по волосам, и мягко, успокаивающе целует в лоб. Сам Камисато едва держится и все же… у них еще будет время сегодня.