Браконьер

Мне не впервые шесть лет. Знаю, смелое заявление и крайне сомнительное для большинства адекватных людей. Однако на учёте у детского психиатра я пока не стою. Может, хорошо притворяюсь, а может, говорю правду. Кто знает, вам решать. Сегодня был важный день. А если точнее - важное утро. Почему? Я бы тоже хотела знать. Я ещё понимаю почему вчера, в день начала учебного года и вступительной церемонии, мама взволнованно бегала по дому, наводя суету, но вот что сейчас было не так, я решительно не догоняла. Сидя на краешке низенькой детской кроватки в одном носке и ночнушке с улыбающимися апельсинами (очень плохое дизайнерское решение, что б вы знали), я равнодушно наблюдала за носившейся по комнате мамой. Хочу заметить, отвлекаясь от происходящего сумасшествия, что спаленка у меня была очень миленькая, в мягких светло-зелёных и бежевых тонах. Она находилась под самой крышей и потому наружная стена сверху шла под углом. По утрам, большую часть года, комната озарялась солнцем, чем приводила меня в восторг. Ну, да мы отвлеклись. Моя мама - Нагахаме Маими - женщина или, вероятно, переносная атомная электростанция (если честно, я так и не разобралась). В прошлом профессиональный пловец, сейчас - не менее профессиональная мать и, по совместительству, тренер в секции по плаванию. Может, потому что у меня никогда не было матери, может, потому что, как я поняла из туманных разговоров взрослых, родители долго лечились от бесплодия, мне казалось, что родители слишком опекали меня. И дело было даже не в здоровье - оно у меня ого-го, хоть сейчас в космос отправляй. Как позже я поняла, меня, оказывается, просто любили. Интересное ощущение. - Хлебушек мой, - ласково пропела Маими, садясь напротив меня на колени - сегодня очень важный день. - Вчера же был, - зевнула я, чувствуя как мама натягивает мне на ноги гольфики. - Этот тоже, - сказала женщина, положив мне руки на колени и заглянув в глаза - сегодня ты пойдёшь на свои первые уроки и поближе познакомишься с одноклассниками. На самом деле, на вчерашней церемонии поступления я вообще никого не запомнила. Дети как дети. Да мы толком-то и не видели друг друга. Все жались к своим родителям, и я не исключение. За маминой юбкой спокойнее, чем в бомбоубежище. Судя по весёлым огонькам в тëмно-карих глазах мамы, она была очень счастлива, представляя, как мне будет интересно учиться в школе. Что ж, разочаровывать её я не хотела. Формы в младшей Кудамо не было. Это меня приятно удивило, ведь блузки я просто терпеть не могла. Они постоянно мялись, пуговицы отрывались, так ещё и следы от ручки не отстирывались - беда. Однако, тогда я недолго радовалась, ведь мама протащила меня по нескольким торговым центрам, накупив мне вещей на объем гардеробной какого-нибудь японского айдола (а то и целой группы). - Какая ты у меня красивая, виноградинка, - счастливо вздохнула Маими, крутя меня перед зеркалом. - Да, - покивав, согласилась я - вы с папой постарались. Разумеется, мама преувеличивала. В зеркале отражалась вполне симпатичная (спасибо генам Маими) девочка с большими интенсивно-черными глазами и того же цвета густыми волосами, длинной доходившие примерно до середины шеи. Несколько прядей мама собрала заколочками с вишней и теперь с довольным видом разглаживала юбку лимонно-желтого сарафанчика. Поскольку весна выдалась не шибко жаркой, под него меня заставили надеть белую кофточку. В начале я подумала, что белые рукава и я - нечто несовместимое, но потом вспомнила, что писать мы будем в основном карандашами и успокоилась. Неожиданно я услышала всхлип и подняла голову, уже зная, что увижу. Внимание, вопрос: кто ревёт? Варианты ответа: мой отец, моя мать или конаки-дидзи. Время пошло. А хотя ладно, тут и думать не о чем... - Пап, ты плакса, - заявила я, невозмутимо глядя на стоявшего в дверном проёме родителя. - Просто ты, - дрожащим голосом произнёс мужчина, прикрывая ладонью глаза - ты уже так выросла. Я страдальчески вздохнула. Нагахама Таири - высокий и тощий, как жердь, мужчина с островатыми чертами лица и ранней сединой в чёрных волосах. Он носил очки в тонкой оправе, которые так нравилось мне в детстве слюнявить. А ещё отец начинал очень прикольно щурить узкие чёрные глаза, когда ползал попой кверху, пытаясь отыскать свои очки, которые я спрятала среди игрушек. Поведение, конечно, недостойное, но тогда такие шутки казались мне просто уморительными. - Ещё совсем недавно ты жевала мои пальцы, когда у тебя резались зубки, - шмыгал носом отец. - Может, хватит? - закатила глаза я, понимая, что сейчас начнётся. - А сколько деталек лего ты позапихивала мне в нос... - Однажды нам даже пришлось везти твоего отца к врачу, - коротко рассмеялась мама, сидя на полу возле зеркала. - Сколько вы ещё мне будете это припоминать? - помассировала виски я, прикидывая, как бы не сгореть со стыда. - Помнишь, как здорово мы отдыхали на море? Строили песочные замки, купались в прозрачной водичке, - перечислял Таири, капая слезами на мягкий ковёр - а потом ты выловила лопаткой медузу и шмякнула её мне на грудь, пока я дремал на солнышке. - Точно-точно, - подтвердила Маими - нам ещё тогда пришлось срочно ехать в больницу. Ожог оказался таким серьёзным. - И за это я уже неоднократно извинилась, - напомнила я и решила перевести тему - что же будет, когда я замуж выйду? Ты превратишь Японию во вторую Атлантиду? Отец оказался настолько ошарашен моим вопросом, что прекратил сотрясаться в беззвучных рыданиях и отнял руку от лица. На меня воззрились его покрасневшие от слез глаза. Затем он перевёл взгляд на маму и поражëнно сказал: - Ты не говорила, что моя дочь выйдет замуж. - А как у нее, по-твоему, появятся дети? - усмехнувшись, приподняла брови Маими. - Кто-кто? - вытаращился на жену Таири. Дурдом. Можно мне уже в школу?