Возвращение домой

      Возвращение домой пахнет теплотой, исходящей от пиро глаза, и морозными семейными узами. Эти два составляющих принуждают Аято выходить с поля боя живым. Напоминание, что дома тебя ждут, оберегает главу клана от любых стрел и клинков, которые тот встречает. Сложить голову и оружие - предать тех, кто с нежным трепетом ожидает возвращения домой юного господина. А поскольку Аято - человек слова, он не может вот просто отступить от своих обещаний вернуться.       А чем же пахнут нелёгкие бои? Потом, кровью, страхом и отвагой? Верой? Признаться честно, Аято не знает. Запахи полностью перестают существовать для него, когда он переступает порог дома комиссии Ясиро. Для него это один из методов решить проблему. Хитрость и находчивость твердят сделать как можно больше, чтобы ни один человек Инадзумы не был без того места, куда можно вернуться. Ему очень знакомо это обволакивающее чувство. Момент, когда ты под покровом ночи открываешь дверь, заходя внутрь, и вновь ощущаешь запахи, нельзя ни с чем спутать. Из кухни пахнет бурлящим крабовым кораяки, наверняка, пока готовится трёхцветное данго к чаепитию. Также отсюда можно почувствовать аромат чистых тканей, которые были аккуратно сложены в плетеной корзине, стоящей на полу. Наверное, Тома как раз хотел пойти вывесить их.       Как только Аято переводит свой взгляд с корзины, то видит, как из поворота коридора торопливо выскакивает управляющий. Он, говорит что-то другим слугам и подбегает к юному господину.       — С возвращением, господин Аято, — выпаливает Тома, как только оказывается рядом. Он в привычной манере стягивает верхние слои одеяния, тут же передавая домашние.       Аято не спешит брать их, вытягивая руки в стороны. Понимая, что господин желает обслуживания, Тома, как можно аккуратнее меняет одежды. Ловкие пальцы запахивают выступающие концы ткани, связывая их неряшливым бантиком на спине. Когда ему остаётся лишь поправить воротник, его пальцы соприкасаются с нежной кожей Аято на шее. Закончив смену одежды, Тома наспех сворачивает их, отправляя в другую корзину для грязного белья. Управляющий, совершенно не замечая других слуг, что вышли поприветствовать Аято, начинает пристально смотреть в фиалковые глаза. Излучая преданность, почти виляя невидимым хвостом, он в ожидании действий своего господина.       — Я вернулся, — наконец отвечает ему Аято, проходя мимо него в зал.       Весь стол заставлен аппетитной едой, ароматы которой щекотали нос. Аяка, держа в одной руке палочки, жестом указала на место напротив себя. Когда Аято присел, девушка тепло улыбнулась и приказала всем слугам расходиться, отправляясь домой, ссылаясь на то, что господин устал и желает побыть в полной тишине. На что те кивнули, поклонились и пошли передавать приказ госпожи другим. Через некоторое время в доме стало тихо. Ушёл весь гул и бурлящий шум из кухни. Входная дверь открылась и закрылась, а после в зал вошёл Тома, присаживаясь рядом с Аято.       — Как всё прошло? — первой начала Аяка, как только управляющий схватился за палочки.       — Дипломатические отношения с такими людьми вести просто невозможно. Они закрыли уши руками, как дети, и совершенно не хотят слушать, — отозвался господин, прихлебывая мисо-суп.       — Господин Аято - заядлый трудоголик, пытающийся договориться со стенкой, — ехидно заметил Тома, отдавая онигири Аяке.       На что Аято улыбнулся. Быть трудоголиком может быть и плохо, но чувство, что тебя вкусно накормят, отогреют, приласкают и окутают любовью, стоит всех бессонных ночей, проведенных за отчётам, и кровожадных битв. Иногда господин задаётся вопросом, почему люди вообще идут против друг друга. Похитители сокровищ, которые планируют ограбить торговые гильдии или простых людей, разве просто не могут подать заявку на трудоустройство? А те невежды, которые не согласны с политикой комиссии Ясиро? Понимают ли они, на какую монету обменивают мирные времена?       — Верно, не могу же я отнимать у тебя работу, Тома.       — Ха! Считаете, что сможете сделать всё лучше меня? — рисуя палочками круг в воздухе, подразумевая свои обязанности.       — Как-нибудь мы проверим это и устроим Томе выходной. А сейчас давайте насладимся трапезой, — улыбнувшись, сказала Аяка.       Они привыкли ужинать вместе, занятые лёгкой беседой. В первый раз Тома выступил инициатором, а после это стало их небольшой традицией. Каждый раз, когда Аято возвращался, весь дом стоял на ушах. Слуги кропотливо работали: убирались, стирали, мыли, готовили. Нет, в обычные дни они тоже это делали, но прибытие господина считалось сродни празднику. Готовились праздничные и любимые блюда, ароматы благовоний разливались в каждом уголке дома. Уже предчувствуя, что как только юный господин зайдёт, можно выдохнуть и готовиться к сбору домой, радостные слуги увлеченно переговаривались меж собой.       Пока Тома убирал последние тарелки, Аяка и Аято остановились в коридоре. Сестра нерешительно попыталась обнять брата и, не встретив сопротивления, обвила его руками вокруг талии. Даря всю свою нежность, теплоту и любовь, сестра желала, чтобы Аято понял эти чувства через объятья. Когда два представителя клана Камисато были на публике вместе, многие считали, что мороз, словно глаз юной госпожи, присущ и их семейным отношениям. На деле же они оба таили друг к другу теплые чувства. Аято бы никогда не смог простить себя, если бы сестра решила отвернуться от него. Для Аяки же Тома и Аято были самыми близкими людьми, которые были рядом. Она ни в каком виде не может представить свою жизнь без них.       — Мы все ждали тебя, — напоследок говорит Аяка, прежде чем расцепить руки и, повернувшись, отправиться в сторону своей комнаты.

***

      В комнате разливается приглушённый свет, когда Тома входит. Некоторое время назад комната проветривалась - свежесть ночной прохлады дала о себе знать. У Аято появилась эта странная привычка, после того, как Тома сделал замечание, что слой пыли на верхних полках книжного шкафа слишком большой. «Вы так пытаетесь облегчить мне уборку» — заметив это, спросил Тома, на что Аято лишь загадочно улыбнулся.       Аято, лёжа на спине, лениво следил за действиями Томы, пока тот невозмутимо выбирал между вкусами масел для тела. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Тома заметно замедлился и стал более нервным.       — Еда совсем разморила вас, господин, — выдыхает Тома, присаживаясь на постель. — Позволите сделать вам массаж?       — Ты можешь сделать кое-что приятнее массажа, Тома.       Аято одной рукой берёт ладонь Томы и кладёт на свой живот. Шелковистая ткань, тихо зашуршала, когда руки начали ходить вверх и вниз. Тому бросило в жар. Всего какой-то один слой ткани отделяет его руку от бархатной кожи господина. Таким соблазнительным и сладким может быть только сон. Но, к счастью, это реальность. Аято был настойчив, поэтому, когда руки дошли до грудной клетки, Тома уже вовлекал господина в приветственный поцелуй. Непозволительно интимно для слуги Тома жадно вглядывается в слегка приоткрытые глаза, надеясь найти ответную реакцию. Но он был прав, когда говорил, что еда разморила господина.       — Как вы хотите сегодня?       — Возьми меня, моё солнце.       Томно выдыхая, Тома начинает стягивать с себя одежду, подставляясь под изучающий взгляд. Когда он развязывает налобную ленту, сдерживающую светлые волосы, то явно замедляя представление. Если так подумать, то парню даже нравилось замечать жадный взгляд господина на себе. На тренировках отчётливо было видно, как красиво перекатываются мышцы, пока Тома управляется копьём. Иногда они сходились в дружеской дуэли, чтобы проверить прогресс развития талантов. Аяка, конечно, обижалась, что на подобные тренировки её не берут, но была не против набираться опыта, смотря со стороны. Единственное, за что она действительно рассердилась на них было, когда она прознала об их тайных отношениях.       В тот вечер за окном был ливень и юная госпожа была как никогда печальна за ужином. Весь день Тома старался выяснить причину такого поведения, на что лишь получал грустный взгляд. Аято, уставший после приезда с битвы, порядком надоел грустный вид сестры, поэтому он в лоб спросил в чём же дело. Момент, когда Аяка готова была достать веер, призвав крио элемент, напрочь забыв о манерах, навсегда запомнится брату. Она вскочила и глядя сверху вниз выпалила недовольство, что узнала лишь второй об отношениях Томы и Аято. Первой была кухарка, что застала прощальный поцелуй управляющего и господина, а после рассказала о нём госпоже.       — Мы, как семья, так почему... — гнев сменился на милость, уступая слезам. — Могли бы сразу сказать!       А после они втроём, точнее Тома и Аяка, плакались Аято о счастливой судьбе.       Как только все верхние одеяния упали на пол, Тома вновь вернулся на постель, нависая сверху.       «Безукоризненно исполнять любой приказ господина» - вот каким был первый урок, усвоенный Томой. Копьём и сердцем он всегда был готов вступиться за юных господина и госпожу Камисато, но иногда так получается, что ему приходится отсиживаться за их спинами. Но в прислуживании ему не было равных.       Напускная ленивость Аято улетучивается, когда подцепляя слой нижних одеяний, Тома склоняется к паху. Обдает теплым дыханием, пошло облизывается и для начала легко мажет бархатным розовым языком. Чтобы уже через секунду засосать налившийся орган в горячий рот.       Пока Аято охал и задыхался из-за переполнявших его ощущений, Тома, глядя на него снизу вверх, придержал его мелко трясущиеся бедра одной рукой, а второй пролез верхние ткани одежды, заставляя ещё больше вжаться в простынь. На подушках Аято откинулся, открываясь и подставляясь. Белоснежные и сильные руки пришлось завести назад и как следует ухватиться за изголовье кровати, пока Тома выписывал языком на стволе у него всякие пошлые картины. Потом, когда Аято крепко вцепился одной рукой в светлые волосы, давая знать, что прелюдия ему надоели, понимая приказ, Тома перестал играть языком и стал медленно насаживаться на естество горлом. Он никуда не торопился, держал ритм и, судя по краснеющему лицу, здорово наслаждался процессом. Как он делал это обычно. Аято сам собой прогнулся в пояснице и поджал пальцы на ногах. Оргазм подступал быстро и обещал быть невероятным, но тут его прервали в самый ответственный момент. Горячий рот с члена исчез, и Аято протестующе замычал.       Почувствовав, что смазанные в чем-то пальцы Томы подступили к внутренней стороне бёдра, Аято выдохнул, предчувствуя новые ощущения. Даже здесь Тома не переставлял удивлять – сначала нежно, почти невесомо, погладил сжимающееся колечко мышц, аккуратно толкнулся на одну фалангу пальца, а после резко протолкнул весь. Господин под ним хрипло застонал, разжимая хватку на волосах и предоставляя свободу действий. Уже через некоторое время разработки пальцев стало на два больше, как и довольной похвалы «для хорошего мальчика Томы».       — Простите меня, господин, но я не смогу вас разработать полностью, поэтому, — Тома одним движением вынимает пальцы. — Давайте сделаем так.       Аято распахнул закрытые в предоргазменной истоме глаза и обомлел. Стянув с себя последние одеяния, Тома бедрами взял в захват талию Аято, нависая сверху. У него стоит не меньше, чем у господина, что второго явно радует. Понимая задумку своего слуги, Аято довольно кивает, отцепляясь от хвата изголовья, тянет руку к его члену. Аято сдвигает крайнюю плоть, открывая розовую головку, из которой уже выступали белёсые капли. Желание немного её царапнуть, вызвав звёздочки в глазах Томы, победило, поэтому Аято покорно его исполнил, несмотря на статус господина. Играть с Томой было умопомрачительно весело.       Тома, как-то немного обидевшись, совершенно случайно, да-да, никак не мог направить член Аято в себя, мстя ему. Но, признаться честно, такой пытки и сам вытерпеть долго не смог. Полностью насаживаясь, Тома раздвинул бёдра, открывая вид на своё невероятно красивое тело. Дерзость перед господином была оценена по достоинству, поэтому Аято сразу же начал, не жалея чувствительную плоть, быстро вводить рукой вверх и вниз. Томе было сложно подстроиться под этот ритм, поэтому он постоянно прерывался, давая себе передышку.       — Видимо, ты сильно скучал по мне, раз так легко принял его в себя, — Аято не привык вести пошлые разговоры, как и произносить подобного рода слова. Хотя, его совершенно не смущало, что прямо-таки сейчас он жадно упивался видом качающегося на его члене Томы.       — Верно, господин Аято, — задыхаясь, смог ответить Тома. — Вы даже не знаете, как я мечтал о вашем возвращении.       Долгая разлука даёт о себе знать, и Тома не сдерживается первым, кончая в руку. Предпочитавший большей страсти, Аято вовлекает управляющего в поцелуй, чувствуя как ладони Томы сжимают грудную клетку. Немного оттягивает соски господина, который вновь чувствует приближающийся оргазм, прокручивая. На моменте, когда поцелуй заканчивается, конец приходит и терпению Аято. Чувствуя в себе теплую вязь, Тома по-доброму улыбается, прижимаясь лбом ко лбу господина. По спине бежит не первая капля пота, лёгкие в грудных клетках потихоньку восстанавливают ритм, пока Аято вновь решает поцеловать в уголок рта Томы, но уже нежно, словно приветствуя.       — Если я засну, пока вы будете во мне, то у меня будет несварение. Тем более там...       — Я понял тебя, моё солнце. Дай мне ещё минуту, чтобы осознать, что это не сон, — умоляет его Аято, утыкаясь в шею.       Никогда и никому действующий глава клана Камисато не признается, что боится. Боится схлопотать неверную стрелу или наткнуться на неистовый меч в бою. Боится после этого не вернуться в родное место, которое называют домом. Боится не услышать дивную и сладкую речь сестры о том, что город наконец начал процветать их усилиям. Боится не увидеть счастливых лиц слуг клана Камисато, которые с самого рождения возлагают на него огромные надежды, когда он не переступит порог. Боится не почувствовать аромат и поцелуй Томы. Боится, что его возлюбленный-управляющий не переживёт гибель и точно уйдёт в себя.       Но до тех пор, пока сердце Аято бьётся, он не собирается бояться. Он будет побеждать любой ценой, обниматься с сестрой, когда она только пожелает, оправдывать надежды людей и быть рядом, любить, ласкать и целовать Тому.