Бог и марионетка

Сукуна хочет подчинить себе мальчишку, того, кто не желает плясать под его дудку. Хочет ломать до основания, чтобы поглотить, пережевать и выплюнуть. Юджи строптивый слишком, уверенный в себе и своих силах. Наивный и светлый чересчур, аж слепит глаза солнечная улыбка, и режет слух милый голосок. Сукуне не нравится свет, его место во тьме, и он хочет утянуть парня на самое дно, увидеть, как в карих глазах тухнет огонёк, как рушится воля. Больно. Больно-больно-больно. До сорванных голосовых связок, до вывернутых наизнанку суставов и поломанных костей. Боль эта граничит с безумием, практически маниакальным желанием обладать целиком. Итадори не может в полной мере осознать, что происходит, потому что все застилает его же кровь, она бурлит в венах, словно вскипает от горячих, пламенных прикосновений. Над ним возвышается его личное проклятие, вдавливает и топит, а он не сопротивляется даже, потому что все потухло уже. Сукуна — ангел смерти, посланный уничтожить его, свергнуть душу в пучины Ада. Он рушит границы его разума, сводит с ума, ему кажется это забавным — видеть чужую покладистость. Когда в руках находится такая сила, могущество над жалким человеком, невольно начинаешь считать себя чуть ли не Богом для одного конкретного мальчишки, чья воля давно сломлена его грубыми действиями. Итадори — райский сад, Эдем, недоступный для многих, созерцать цветение вишни не дано никому. Почти. Сукуна вторгся сам, ломая и разрушая неприкосновенную красоту своими руками, он лично срубил прекрасное дерево, наблюдая за тем, как вянет природа вокруг от отравленного серой воздуха. Недоступная территория мальчишки покрылась густой как патока кровью, залило землю алой жидкостью, выжигающей траву. На месте когда-то цветущей восхитительной вишни возвышается гора костей животных, что жили здесь. Теперь все это принадлежит Рёмену. Юджи слишком хрупкий, чуть сдавишь — переломится как тростника, и его личный Бог ломает. Раз за разом подавляя волю к жизни, подчиняя и заставляя пресмыкаться. Юджи больше не хочет жить, не имеет стремлений и мечты, все сожжено давно. В руинах бывшего сада, где когда-то был мир и покой, где он мог скрыться от ужасов реального мира, теперь нет ничего. Все истлело, рассеялось пеплом по ветру, и он тоже тлеет маленьким угольком, что потухнет вот-вот. Он в руках того, кто присвоил себе его жизнь, кто жаден до ужаса, и смысла вырываться нет. Его нанизали на булавку, как красивую бабочку, засунули под стекло, чтобы рассматривать с любопытством. И бабочка эта не жива больше, мертва давно, но красоты своей не растеряла, радуя необычными крыльями, которыми больше не взмахнет. Сукуна его держит в оковах, чтобы не выбрался никогда, смеётся мерзко, наблюдая за тем как ломается то, что осталось еще. Играется с ним, как хочет того его тёмная душа. Юджи чувствует, как камень за камнем рушится его стена, барьер, воздвигнутый в последней попытке оградиться. Рёмен не жалеет ничего, что встаёт у него на пути, кромсает в щепки и насильно заставляет смотреть в свои глаза, в которых мёртвая пустота, пожирающая и его. Он проваливается в нее, тонет в чем-то отвратительно липком, барахтается, но все равно идет ко дну. Играть уже не хочется, бабочка за стеклом надоедает своими крыльями, и он отрывает их, даже если смысла в этом уже нет — жертва не денется никуда. Он сжимает в ладони остатки былой красоты, и все рассыпается окончательно. Итадори бездушной куклой виснет в руках, подаривших ему боль, в глазах, где когда-то горел огонёк жизни, подчинение. Его личный Бог, личное проклятие, склоняется над ним и не видит эмоций, что били ключом раньше. Он создал марионетку, которая слушается лишь его. Клыкастая пасть скалится довольно, он шепчет: "наивный мальчик, мое творение" и поощряет поглаживаниями по голове, а потом целует почти целомудренно, и Юджи подчиняется, позволяет взять себя. Он уже давно сломлен, его прекрасный Эдем стал Адом, где живут двое. Бог и марионетка.