Perfect Illusion of a Bad Romance

Паника накрывала Разумовского. Он хотел бы сохранять хладнокровие, не терять рассудок и искать пути спасения, но получалось плохо. Ситуация казалась безвыходной. Они с Олегом много раз выходили сухими из воды. Получится ли на этот раз? За что зацепиться? Серёжа раз за разом обводил комнату глазами. Из таких помещений, как правило, не выходят целыми и невредимыми. Они сидели друг напротив друга на расстоянии нескольких метров. Оба привязаны верёвками к стульям, прикрученным к полу. Как бы они ни пытались освободиться от пут, человек, который их связывал, знал, что делал. От слишком тугих верёвок у Олега затекли ноги. Они не знали, как долго находились в этой комнате. Их усыпили, чтобы привезти сюда, вполне возможно, что они пробыли в отключке пару часов. Скорее всего, это был подвал. Комнату будто специально оставили не отделанной. Голые стены из бетонных блоков, ржавые трубы, бетонный пол — чтобы тем, кого в этот подвал приводят (или приносят) не было слишком уютно. У стены стояла койка, похожая на больничную. Свет исходил только от лампочки под потолком. Дверь была за спиной Олега, в двух метрах от него. Сверху иногда слышались звуки, будто на верхнем этаже кто-то ходил, разговаривал. Как бы Серёжа ни орал, на его крики никто не обратил внимания. Олег снова и снова прокручивал в голове события, предшествовавшие их попаданию в это место. Они с Серёжей решили сходить в кафе. Первая их попытка устроить себе романтичное свидание за долгое время. Серый надел дорогой костюм. Олег ограничился простой чёрной рубашкой и брюками. Всё было хорошо до того момента, пока их не схватили почти что на пороге кафе. Их усыпили и привезли в этот подвал. Дверь открылась. Олег, как мог, повернул голову, и сматернулся. Конечно, вошёл Вадим — улыбающийся, светящийся от радости по одному ему ведомым причинам. На ходу скинул с себя куртку. В зубах зубочистка, в глазах мрачный огонь. Разумовский поёжился. Он помнил, что именно Вадим похитил Олега полгода назад, пытал его по велению Дагбаева, чтобы выбить информацию. Было совершенно очевидно, какие функции выполняет этот холуй при Дагбаевых. Громила под два метра ростом, мускулистый и садистичный — самый правильный человек для разного рода карательных операций. — Вечер добрый, — Вадим слегка поклонился. — Очень рад наконец видеть вас обоих. Особенно тебя, Олеж. — Где твой начальник? — спросил Разумовский. — Где Дагбаев? Я должен поговорить с ним. — Так. — Вадим внимательно посмотрел на него. — Очень интересно, что ты собрался ему сказать? — Что я другой человек, а того человека, которому он хочет отомстить, уже нет. Я был не в себе, я сто раз раскаялся в своих преступлениях… не во всех, но… Я был одержим, он должен понять… Дракон улыбался. — Я понял. Я понял. Можешь мне поверить: его это не проймёт. — Ты-то откуда знаешь? — А я вообще его очень хорошо знаю. Олег не выдержал и фыркнул. Он подозревал, что отношения Алтана с наёмником не были особо доверительными, и вряд ли Дагбаев действительно пустил его глубоко в свою душу. Но Дракон всегда любил выдавать желаемое за действительное. Все ему были друзья и товарищи, всех вокруг он «хорошо знал». Вадим продолжал: — Алтан — мальчик упрямый, на мести помешан — ты же знаешь, Разумовский, что такое помешательство? Так что он не будет тебя слушать. — Он усмехнулся: — Точнее, будет, но немного не так, как тебе бы хотелось. Он машинально посмотрел на потолок. — Блять, позови Дагбаева! — крикнул Серёжа, в бешенстве от смеющихся серых глаз. — Где он? Я же знаю, что он придёт! Если он хочет меня уничтожить… Вадим покачал головой. — Он не придёт, можешь не драть глотку. С вами буду только я и никого больше. Хотя… об этом я ещё подумаю. — Что ты собрался делать? — спросил Олег напрямую, уже зная ответ. Вадим перевёл взгляд на него и сложил руки на груди. С явным удовольствием объявил: — Повестка дня у нас такая: будем убивать двух зайцев одним выстрелом. — Что? Можно не говорить загадками? — взвыл Серёжа. Олег хотел шикнуть: «Не зли его», потому что прекрасно помнил, как ощущается злость Дракона на коже, в костях и в зубах. Серый нарывался. Вадим всё же терпеливо объяснил: — Видишь ли, ты умудрился нанести неизлечимую рану очень жестокому и богатому парню. Из-за тебя умерла его мамочка, соответственно, богатый парень хочет, чтобы ты сдох в страшных муках. Я здесь, чтобы это обеспечить, а заодно и разобраться со своим старым другом. Вадим замолк и наблюдал, как Разумовский справляется с одолевающим бешенством и страхом. Серёжа опять изо всех сил задёргался, мечтая разорвать верёвки и разбить издевающуюся драконью рожу в мясо. Не получалось. — Но… но Олег ни в чём не виноват, — выдохнул Серёжа. — Не трогай хотя бы его. — М-м, — Вадим скорбно покачал головой. — Он помогал организовать теракты. Разумовский пропустил это мимо ушей и продолжил уговаривать Дракона, веселил его своей истерикой. Олег не выдержал и стал уговаривать тоже. Первый удар прилетел неожиданно: кулак пробил живот Разумовского. Глотая воздух ртом, он поднял ошалелый взгляд на Дракона. И получил кулаком по лицу. — Блять, прекрати это! — выкрикнул Олег. Прекрасно знал, что Вадим не прекратит, но не мог молча смотреть, как избивают Серёжу. По подбородку из разбитого рта потекла кровь. — Прекрати!!! Эй!!! Кто-нибудь!!! — Олег запрокинул голову и заорал в бетонный потолок. Его хриплый голос явно к этому не располагал, и вместо криков получался довольно жалкий лай. Вадим поморщился: — Побереги голос, я же только начал. Он достал из кармана какую-то тряпку и запихнул в рот Олега кляп. Воцарившаяся на короткое время тишина позволила Вадиму объяснить: — Видите ли, когда прогремел взрыв, который вы двое устроили, Алтан был в автомобиле со своей матушкой. Мама умерла, а ему придавило ноги. Очень сильно придавило. Кости в осколки. Несколько месяцев он не мог встать без посторонней помощи. Несколько лет ушло на восстановление. — П-пожалуйста, — прошептал Серёжа, следя за тем, как Вадим опускается перед ним на колени и развязывает верёвки, которыми ноги были привязаны к ножкам стула. — Пожалуйста, не надо. Сука, не надо!!! Что тебе нужно? Не делай этого! Я дам тебе больше денег, чем Дагбаев. Я тебе всё отдам, только… Видимо, он так и не смог нащупать точку, на которую можно было бы надавить и склонить Дракона к сотрудничеству. Не успел. Руки у Вадима были как тиски. Они обхватили лодыжку. Раздался хруст. Пока Вадим ломал Серёже кости, Олег думал, что сойдёт с ума. Во рту был кляп, так что он даже не мог ничего сказать — хотя в любом случае у него не нашлось бы слов, которые облегчили бы боль. «Я здесь, я рядом, терпи, всё будет хорошо», — издёвка и пустой звук для человека, которому методично ломают ноги. Впрочем, оказалось, что Вадим не собирался превращать кости Серёжи в осколки. Он лишь хотел сломать пальцы ног и вывихнуть лодыжки. И всё же сохранять мужественное молчание во время такой пытки — что-то из разряда фантастики. Не рыдать и не выть оказалось выше Серёжиных сил. Олег мог только мычать сквозь кляп, добавляя к невыносимым звукам ещё и свой лишний голос. Ничего хуже он в жизни не слышал — хруст костей под аккомпанемент воплей любимого человека. Олег не чувствовал своих собственных затёкших ног, зато будто бы чувствовал уколы боли от каждого перелома. Чтобы не видеть рыдающего и матерящегося Серёжу, Волков оглядывался назад, на дверь, а ещё на стену, желая дотянуться до неё затылком и убиться об неё, потерять сознание, чтобы ничего не слышать. Но до стены было далеко, да и слишком трусливо было бы бросать Серого в этом аду. Олег заставил себя вновь посмотреть на него, надеясь, что в его взгляде Серёжа найдёт поддержку. Глупо. Боль застилала Серёже глаза пеленой. Беспомощный Олег, глядящий на него со слезами на глазах, виделся Серёже далёким, как параллельная вселенная. Умереть. Олегу хотелось умереть. Он зарычал и замотал головой: не время поддаваться своим неконструктивным мыслям. Уйти от этого кошмара в мир иной ты всегда успеешь, а сейчас нужно думать, как спастись. У Дракона явно были большие планы на них двоих, на костях он не остановится, и Олег отчаянно искал глазами что-то, что могло бы помочь. Как высвободить руки. Как развязаться, чтобы Вад не заметил. Сколько метров до двери. Сколько метров до Серёжи и Вадима. Насколько крепкие верёвки. Верёвки. Всё упиралось в них. Вадим всегда славился своим умением так связывать пленных, что у них не было шанса выбраться, Олег помнил про это. Сколько бы он ни дёргался, ни напрягал мышцы, верёвки не поддавались. — С подготовительными мероприятиями закончили! — объявил Вадим, любуясь то зарёванным лицом Разумовского, то потухшим взглядом Волкова. — Теперь можно начать. Серёжа тяжело дышал, опустив голову, и всхлипывал: «Ничего не понимаю, я не понимаю». Дракон наклонился к нему и негромко пояснил: — Чутка поломать тебе ноги было моей идеей, вообще-то. Мне так будет удобно. Я смогу тебя отвязать, а ты уже никуда не убежишь, но станешь чуть более… мобильным. Он стал развязывать верёвки, перетягивавшие торс Разумовского. Руки он отвязал от стула, но запястья остались связаны между собой. От боли Серёжа растерялся и не стал дёргаться. Он посмотрел на Олега, пытаясь у него выведать: «Что мне делать теперь?». — Ну что, — Вадим положил руки на Серёжины плечи, стоя сзади, — как ебать тебя будем? Сам предложишь вариант, или я выберу? Он подошёл к Олегу. — Или, может, предоставим выбор господину Волкову? — Вадим вынул из его рта кляп. — Мм? Как мне отыметь твоего благоверного? Диктуй свою волю. Если вы двое ничего не предложите, всё пойдёт по моему сценарию, поверьте, вам обоим он не понравится. Олег размял слегка заклинившие челюсти и сказал: — Не надо никаких сценариев. Отпусти его. Вадим закатил глаза. — М-да. Пленники с обострённым чувством собственного достоинства — загадочный народ. Предоставляешь им выбор — а они патологически неспособны им воспользоваться. Тебе что, трудно было сказать: «Нежно поимей моего мужа в глотку, дорогой друг, и постарайся ему не навредить, ведь моё сердце не выдержит, если я увижу, что моему Серёже опять делают бо-бо». Трудно было это сказать? Я бы всё исполнил. Ну теперь уже поздно. Сделаю так, как запланировал. Олег закатил глаза: — Ладно! Хочешь, чтобы я сам тебе сказал, что делать? Хорошо: сделай со мной то, что собираешься сделать с ним. Тебе же на него плевать, признай это. Это твой начальник хочет, чтобы ты покалечил Серого. Но ты же не его хочешь помучить, а меня. Серёжа посмотрел на него непонимающе. Он не знал подробностей их отношений. Он знал, что когда-то Олег встречался с Вадимом, они познакомились в армии, и закончились их отношения неудачно; больше Олег не рассказывал. — Не трогай его. Вымести свою злость на мне, но не трогай его. — Олег говорил решительно и вкрадчиво, пытаясь достучаться до несуществующей человечности Вадима. — Пожалуйста. Вадим коротко усмехнулся. Олег не выдержал и улыбнулся тоже. Это было по-детски глупо. Как будто он реально думал, что способен уговорить Дракона. — Какая трогательная сцена. — Вадим поджал губы и хлопнул в ладоши. — Какая великая любовь! Боже мой, сам Олег Волков умоляет меня трахнуть его, чтобы я не трахнул его мужа! А что же ты молчал, когда я ломал ему косточки? Охота на моём хуе снова попрыгать, а ноги ломать не хочется? Олег ощерился: — Не было бы кляпа, я бы и про косточки сказал. А твоего хуя я больше никогда в жизни видеть не хотел бы. Насмотрелся. — Что ж, сочувствую. — Вадим хмыкнул. — Вы со своим самопожертвованием завязывайте уже… Я никого из вас не отпущу. До вас двоих никак не доходит, что вы друг для друга и есть пытка. У вас, вроде, всю жизнь так было?.. Пусть до конца так и будет. Вадим взял Серёжу за шкирку и заставил сползти на пол, на колени. Это сопровождалось громким криком Серёжи и бубнежом Вадика: «Да ладно тебе, я же коленки специально не трогал…». — Учти, Разумовский, тут есть видеокамера и за нами наблюдают. Соответственно, одно твоё лишнее движение, попытка меня атаковать или ещё что — и в эту комнату приходят специально обученные люди и стреляют Волчику в голову. Ясно? Серёжа пробормотал что-то в ответ. Вадим сгрёб рыжие волосы на макушке, поднял его лицо и стал его внимательно рассматривать на свету. Олег молча ждал. Ему больше ничего не оставалось, кроме как ждать, пока его любимого изнасилуют у него на глазах. Такого бешенства Волков не испытывал ещё никогда. С этим ничто не могло сравниться. Всю жизнь он инстинктивно бросался на обидчиков Серёжи, будь то детдомовские хулиганы, наёмники или менты. Это был первый раз, когда Олег всё видел и ничем не мог помочь. Вадим похлопал ладонью по щеке Серёжи и обратился к Олегу: — Хорошо твой птенчик сосёт? Олег молчал, пытаясь понять, зависит ли что-то от его ответа. — Правильного или неправильного ответа здесь нет, — Вадим догадался о его сомнениях. — Ты зря молчишь. Я не люблю, когда меня игнорируют. Я от этого злее становлюсь. — Он снова запустил пальцы в Серёжины волосы и подёргал голову из стороны в сторону. — Ну так что? Хорошо сосёт? — Нормально. — Олег сжал челюсти. — «Нормально». Значит, плохо стараешься, Разумовский. Я думаю, тебе просто не хватает рвения. Ну-ка, настройся на нужный лад. Скажи мне, что очень жаждешь мне отсосать. — Я не буду ничего говорить… Вадим улыбнулся: — А я люблю упёртых. Из кармана куртки, брошенной на кушетку, Вадим извлёк складной нож. — Просто сделай, что он просит, — сказал Олег. Разумовский замотал головой: — Нет. Он взвизгнул, когда нож проворно воткнулся в бедро, оставив неглубокий, но ощутимый разрез. Вадим вытер нож о край своей майки. — Я не повредил артерию, считай, это царапина. Если будешь ерепениться, порежу глубже. Если я захочу, ты будешь и гавкать, и кукарекать, и мать родную, которой у тебя нет, продавать. Давай, скажи мне что-нибудь приятное. Серёжа бросил короткий взгляд на Олега и после его короткого кивка процедил: — Я… очень хочу тебе отсосать. — Прямо на глазах у мужа? — притворно возмутился Дракон, поглаживая себя через ткань джинсов. — Да. Прямо у него на глазах. — Разумовский кусал губы, глядя, как кровь пропитывает ткань его брюк на бедре. — Хороший мальчик. Вадим расстегнул ширинку. Серёжа сдержал стон. Член, вопреки его надеждам, оказался слишком большим. Если Вадим пожелает отыметь его ещё и сзади, выдержать это будет тяжело. — Ротик открой. Вадим толкнулся в открытый рот. Член упёрся в стенку глотки, Серёжа беспомощно замычал. Обеими руками схватив его голову, Вадим стал натягивать её на свой член, проникая в горло, глубже и глубже. Он торжествующе смотрел на Олега. «Видишь, теперь он тебе не принадлежит». По щекам Разумовского полились слёзы. От резких толчков в горло тошнило, невозможно было дышать. Зубы, по которым Вадим предварительно ударил, теперь саднили от его движений. По подбородку текла слюна. Серёжа рефлекторно пытался отстраниться, но Вадим крепко держал его за волосы. Из горла вырывались отвратительные булькающие хрипы. Понимая, что ещё чуть-чуть и Серёжу просто вырвет или он задохнётся, Вадим остановился. — Нет, ты так и норовишь зубы сомкнуть. Мне бы не хотелось подниматься наверх за молотком. Давай как-нибудь по-другому… Одной рукой он вытянул кушетку, что была у стены, на середину комнаты, так, чтобы она была прямо перед Олегом. Пока Разумовский пытался откашляться, Вадим бросил его на эту койку, сорвал с него брюки вместе с бельём. Два пальца, скупо смоченных плевком, полезли ко входу. Серёжа сдавленно захрипел, чувствуя, как один палец туго проникает внутрь. — Да расслабься же. — Вадим добавил второй, безжалостно проталкивал пальцы дальше и пытался растянуть тугие стенки. Разумовский поднял мутный взгляд на Олега. Боли было уже слишком много, чтобы чувствовать стыд. — Нет, ну надо же, какая удача, — присвистнул Вадим. — Узкий, как пречистая дева. Неужели ты его не заездил за столько лет, Олеж? Обычно он тебя? Мышцы туго сжимались на пальцах, продирающихся внутрь. У Вадима не было цели принести кому-то удовольствие, растянуть Разумовского нужно было ровно до той степени, которая позволила бы протиснуться в него. Серёжа тихо матерился и всхлипывал. — Геморроем не страдаешь? Для человека, постоянно сидящего перед компом, похвально. Жаль, что после меня ты ни перед чем уже сидеть не будешь. Тебе и лежать-то будет больно, и дышать — хотя ладно, не нужно спойлеров. — Вадим начинал раздражаться. Мышцы не поддавались. — Слушай, ну не может же такого быть, что ты у нас несорванный цветок? Не верю, что Волчик ни разу тебя под хвост не баловал. Ведь было же? Расскажи, как он это делал? Аккуратно, чтобы не больно было, без травм, без слёз? И ты его так же? Хотя нет… Волчик любил пожёстче, я помню. Это не было правдой. Олега прошибло от воспоминаний о том, как лежал под Драконом, точно так же, как под ним сейчас лежит Серёжа. Олег задёргался в очередной попытке вырваться. Хотелось орать, но нельзя было терять самообладание — Серёже от этого будет только хуже. Олег действительно редко брал на себя роль верхнего. Серёжа не выдерживал его размеров, приходилось действовать максимально медленно, нежно, иначе ему сразу становилось неприятно. А у Дракона и член побольше. И нежным он явно не будет. Вадим забрался на него, придавив всем весом, и вошёл в едва растянутую дырку. Серёжа заорал, как кошка, которой отрубили хвост. Из глаз снова брызнули слёзы. Но Вадим не собирался ждать, пока он привыкнет и хотя бы попытается расслабиться, и стал двигаться, стремясь войти на всю длину, вызывая новые крики боли. Олегу было невыносимо видеть Серёжу таким. Брови изломаны, щёки все красные, лицо мокрое, из кричащего разбитого рта льётся слюна вперемешку с кровью. Вадим вколачивается в него резко, приговаривает, какой Серёжа узкий, нерастраханный, и смотрит на Олега с издёвкой. И всё это — практически на расстоянии метра, а сделать ничего нельзя. Олег закрыл глаза. — Нет, Олеж, так не пойдёт. — Вадим замедлил темп и оскалился от недовольства. — Открывай глаза и смотри. Иначе я сделаю ему больно. — Ему уже больно, — процедил Олег сквозь зубы, но глаза открыл, чтобы с ненавистью посмотреть на Вадима. — Да? Серьёзно? Ну так я сделаю больнее. Если будешь глаза отводить. — Вадим обвил ладонью шею Разумовского и слегка надавил, прижимая его ещё теснее к своей груди. — Тебя же всё устраивает, птенчик? Расскажи Олегу, как тебе хорошо со мной. — М-м, — Серёжа всхлипывал при каждом толчке. — Мне… я… Олег… — Что-что? — Вадим огладил рукой его бок и спустился к бедру, порезанному ножом, чтобы слегка раскурочить пальцем открытую рану. — А-а-а! Хорошо! Очень, сука, хорошо! — Разумовский рыдал. Всё, что угодно, лишь бы Вадим больше не трогал бедро. И без этого было невыносимо. Даже от размеренных движений Дракона было больно, как от раскалённой кочерги, а когда он вдруг ускорялся, казалось, что хуже этого вообще ничего не может быть. Вадим слушал его вопли, как музыку, и любовался налитыми кровью глазами Волкова, будто картиной Брюллова. Олег хотел бы забрать боль Серёжи себе, если бы это было возможно. Он бесился, мотал головой, кусал губы, и в конце концов слёзы блеснули в его глазах и потекли по щекам. — Нет, Олеж, только не надо плакать! — заметил Вадим, чуть ли не задохнувшись от восхищения. — Иначе я кончу раньше времени. Он потёрся щекой о шею Серёжи и сочувствующе прошептал ему на ухо: — Ничего, хороший мой. Это пройдёт. И ты, Олеж, не переживай. Сейчас пойдёт кровь, птенчику легче будет — хоть какая-то смазка. Кровь, может быть, уже давно пошла, но легче не становилось. Серёжа задыхался, он уже не чувствовал, как мерзко пахнет по́том от горячей драконьей туши, не ощущал, как Вад покусывает его шею. От боли в разодранной заднице уже хотелось блевать. Ему было стыдно и страшно смотреть на Олега. Когда их взгляды пересекались, в глазах Олега не было ничего, кроме бесполезного, бесящего сострадания. Вадим продолжал двигаться, ускоряясь, разрывая его, тяжело дыша ему на ухо. Кушетка шаталась под ними и бешено скрипела. Серёжа хотел уткнуться лицом в койку, но Вадим поднял его голову за волосы и снова потребовал: — Скажи Олегу, что тебе нравится. Видишь, как он переживает за тебя. — Я не… а… А!!! — Палец Вадима опять оказался в дыре на бедре. — М-мне нравится!.. Мне так хорошо, мне всё очень нравится!.. — «Больше, чем с тобой, Олег», — продиктовал Вадим уже осипшим голосом: он был близок к разрядке. — Больше… чем… с то… тобой, — повторил Сергей. Не было смысла сопротивляться и идти на принцип, слова не имели никакого значения, и Сергей, и Олег это понимали. Серёжа был готов произнести что угодно, самое нелепое и мерзкое, что только можно придумать, и Олег поддержал бы его в этом, лишь бы Вадим не добавлял лишних мучений. — Скажи, что он шлюха, Олеж, — потребовал Вадим. — Хочу от тебя это услышать. Мне нравится твой голос. Скажи, что просят. Я тогда быстрее кончу и отъебусь от твоего драгоценного. Олег покачал головой и произнёс: — Шлюха. Подставил задницу первому встречному. Мне противно от тебя. Его голос был бесцветным. Вадим пялился на него с застывшей дикой улыбкой — что ж, Олег пялился в ответ, смотрел, как на слабоумного. «Это тебе нужно? Фразы из дешёвого порно? Достаточно возбуждающе?». Вадим кончил внутрь, несколько минут лежал на Серёже, пока тот пытался сделать вдох. Вадим вышел из него под его громкий всхлип. Член был в крови. Серёжа куда-то рванулся, попытался встать, но сразу обмяк, чуть ли не свалившись на пол. Вадим успел поймать его. Олег понял: Серёжа всё-таки потерял сознание. Жаль, что только сейчас. Олег уже не слышал слов Вадика — какие-то колкости в адрес Серёжи. Он смотрел, как Вадим тащит тело Серёжи к стене, усаживает, облокачивает спиной на широкую трубу, привязывает к ней верёвками поперёк живота и груди. «Я ничего не смог сделать», — в сотый раз подумал Олег. Вадим ушёл, не сообщая, когда вернётся.

***

Как долго Вадим отсутствовал, Олег не знал, но, наверное, не меньше часа. В какой-то момент пришли люди, осмотрели Серёжу и обработали раны, пока тот был в полубессознательном состоянии. На просьбы Олега о помощи они закономерно не отреагировали и ушли. Через некоторое время Серёжа громко застонал и стал пытаться открыть глаза. Олег звал его, но Серёжа не отвечал. Олег думал. Пытался предугадать, что Вадим сделает дальше. Он будет делать всё, чтобы причинить боль Олегу. На Серёжу ему и впрямь было плевать. Да, его вопли были Дракону приятны, но главным удовольствием для него были мучения Олега, а не Серёжи. Насилуя Серёжу, он глазами пожирал Олега. Любовался тем, как ему сводило лицо, как он поднимал глаза к потолку как будто в молитве. Вадим старался не упустить ни одного его вздоха, отчаянного рыка волка, неспособного спасти свою любовь от пытки. Вадим мог продолжить мучить Серёжу и окончательно разорвать его на куски. А мог уже взяться и за Олега. Олег однозначно предпочёл бы второе. Он уже был в плену у Вадима, и в тот раз Дракон потрепал его не в полную силу: начальник запретил. Но теперь казалось, что Вадиму дана полная свобода действий. Олег надеялся уговорить его больше не мучить Серёжу и переключиться на него. Придя в себя, Серёжа тихо заскулил. — Как ты? — спросил Олег. — Прости меня, — прошептал Серёжа, игнорируя вопрос. — Что? — Прости. Это всё моя вина. Если бы не мои выходки, Дагбаев не охотился бы на меня, и мы никогда не оказались бы здесь, и… — Серёж… — Олег закатил глаза. — Нет, Олег, ты не понимаешь, тебя вообще не должно быть здесь. — Губы Серёжи дрожали. Он опять плакал. — Это всё из-за меня. Всё самое херовое, что было в твоей жизни, из-за меня. — Нет. Замолчи. — Да! Венеция из-за меня. Шрам на всю спину из-за меня. И теперь всё это… — Серёж, хватит. — Олег хотел повысить голос, но не смог. Его губы сломала улыбка. — Дурак, опять ты об этом. Я сто раз тебе говорил: Венецию я тебе простил, а всё остальное — моё добровольное участие. Я сам сделал выбор остаться с тобой, идти за тобой, возрождать Чумного Доктора, рисковать жизнью ради твоих идей. Ты думаешь, я о чём-то жалею? Я же тебе уже говорил, что нет. — Глаза защипало. — Если кто-то и должен извиняться, так это я. Я позвал тебя в это дурацкое кафе. Если бы мы остались дома… Серёжа подумал и ответил: — Если бы мы остались дома, то они схватили бы нас в любой другой день. Олег согласился. Жажда Алтана отомстить Серёже была помножена на жажду Вадима снова помучить Олега, они никогда не оставили бы своих попыток осуществить эти желания. — Всё ещё больно? — спросил Олег. Серёжа кивнул. — Не знаю, вкололи ли они мне обезбол, но больно очень. — Всё тело горело, особенно всё, что было ниже пояса, но Серёжа не хотел расписывать свои страдания. Олег и так всё видел и понимал. — Ты как? В порядке? — Я-то да. Этот урод меня пока не трогал. «Пока». Серёжа нахмурился: — Из-за чего он так сильно тебя ненавидит? Он как будто… может, мне показалось, но он как будто через меня н… насиловал тебя. — Так и есть. У него особое отношение ко мне. Я тоже не совсем понимаю, почему. Мы… не очень хорошо расстались, но ведь это не повод устраивать такое… Он просто отбитый, Серёж. Ещё более отбитый, чем мы с тобой. А это о чём-то говорит. Серёжа усмехнулся. — Я люблю тебя, — сказал он через минуту. — Эй. — Олег услышал ноту безнадёжности в его голосе. — Рано. Мы выберемся. Мы что-нибудь придумаем… — Я не так уверен в этом, как ты. Просто сказал, на случай… если больше не представится возможность. Олег прекрасно его понимал. — Ладно. Я тоже тебя люблю. И… я вытащу нас отсюда. Серёжа кивнул и прикрыл веки, из-под них опять просочились слёзы. Он не верил. Под ним, кажется, уже набежала лужа крови, ноги страшно опухли. Он не верил в спасение. За дверью послышались шаги. — Не отводи глаза, — попросил Серёжа, пока открывались замки. — Если он опять будет что-то со мной делать, не отводи глаза, пожалуйста. Он правда делает больнее, когда ты не смотришь… В комнату снова вошёл Вадим. Он хорошо провёл своё свободное время: сходил в душ, покурил на улице, подремал немного и снова покурил. — Ну что, мальчики, продолжим? Олег сразу приступил к уговорам: — Вад, пожалуйста, не делай с ним больше ничего. Ладно? Ему и так уже хватит. Ты уничтожил меня, всё, можешь быть доволен. Оставь Серого в покое. Вадим поморщился: — Опять ты про него. Слушай, ну это уже правда нелепо. От вашей лебединой преданности блевать тянет. «Не трогай его, не трогай». Знаешь, если бы ты за свою задницу переживал так же, как за его, тебя бы тут не было. Вообще. Работал бы на нормального человека. А этого сдал бы при первой же возможности. Нет, блять, охота в великую историю любви сыграть. В его голосе Олегу померещилось ожесточение. Но на Серёжу Вад, кажется, уже даже не смотрел, это радовало. — Что я тебе сделал? — спросил Олег. — Ты ещё и спрашиваешь? Ну-у. Оставил в сердце дыру и ещё и спрашивает. Вадим снял с себя майку, обнажая татуированную грудь и плечи. Справа красный дракон, слева — синий волк. Олег пялился на волка и молча переваривал значение этого жеста. И этот человек только что осуждал Олега и Серёжу за нездоровую привязанность друг к другу?.. — Я никого не мог найти после тебя. Как проклятый, — продолжал Вадим. — Я тебя любил, а ты некрасиво ушёл, ничего не сказав. Ничего мне не объяснил. Я нихера не понял, ждал, когда ты вернёшься. На кого ты меня променял в итоге? — Он бросил брезгливый взгляд на Разумовского, который корчился у стены от очередного приступа боли в ногах. — Что ты вообще в нём нашёл? — Шутишь? В отличие от тебя, он хотя бы не насилует людей. Бровь Вадима изогнулась. Кажется, впервые за этот день он по-настоящему разозлился. — Хватит рассказывать мне, какой он у тебя хороший и как сильно ты его любишь. Считай, что он уже мёртв. Он принялся развязывать верёвки Олега. Руки его не слушались, и он снова достал свой ножик, чтобы разрезать один из узлов. — Я с ума сходил по тебе, веришь ли, — сказал Вадим. — Я тебя любил. Последний раз в жизни, может быть. Чего тебе, блять, не хватало? Ты не хотел по-хорошему, будет по-плохому. Олег нервно засмеялся: — А по-хорошему никогда не было. — Что? — С тобой никогда не было хорошо. Есть слово такое… абьюз, знаешь? Наши отношения были этим самым абьюзом. Вадим прекратил свои манипуляции с верёвками и серьёзно заглянул Олегу в глаза, желая услышать, что это просто шутка. Олег не верил, что видит на его лице искреннее удивление. — Что? Ты серьёзно не помнишь? Ты меня контролировал, шантажировал и насиловал, когда тебе хотелось. — Я никогда не насиловал тебя, — Вадим мотнул головой. — Ты бредишь. Такого никогда не было, не могло быть. Я был влюблён в тебя. Олег поднял брови: — Видимо, мы запомнили ситуацию по-разному. Вадим смотрел сквозь него и вспоминал. Дни минувшей юности, чёрные глаза молодого парнишки на пару лет младше. Сильная привязанность к нему, почти одержимость. Вадим любил его всем своим жилистым, сильным драконьим сердцем. Вадим был готов сожрать черноглазого парнишку живьём. Трахал его нещадно, но это всегда было по согласию. Вадим никогда ничего не делал против его воли. Никогда. Ведь так? Кажется, Олег иногда плакал, кажется, иногда просил остановиться и упирался руками в грудь, пытаясь оттолкнуть, но ему же нравилось? — Вообще нихуя не изменилось, Вад, — продолжал Олег. — Что сейчас, что тогда. Ты заставляешь говорить, что всё прекрасно, «мне нравится, мне хорошо». Ты и тогда действовал так же, просто не так открыто. А я вёлся на твои манипуляции и не знал, как сказать, что мне херово с тобой. Ты был старше меня, и ты мне правда нравился. Ты казался мне умным и начитанным, ты был огромный, я смотрел на тебя, как на бога. Я не хотел тебя потерять, поэтому всё терпел. И твои угрозы, и ревность, и пьяные выходки, и всё остальное… Я не замечал, что ты монстр. Ты хорошо притворяешься… — Нет, — Вадим замотал головой. — Заткнись, не был я таким. — Ты всегда был таким, каков ты сейчас. Я не бросал тебя. Я от тебя сбежал со всех ног, это другое. Сбежал, потому что ты не человек. По лицу прилетела пощёчина. Дальше — удары по лицу, в живот, в грудь, удар по голове, от которого в ушах громко зазвенело. Руки Вадима расстегнули ремень Олега, разодрали на нём рубашку, разрезали последнюю верёвку, что удерживала Олега привязанным к стулу. — Я покажу тебе, как я умею любить, — прорычал Вадим. Он швырнул Олега всё на ту же кушетку, что стояла посреди комнаты и всё ещё хранила на себе пятна крови. Голова кружилась, но Олег попытался встать. Вадим стиснул его шею рукой и прижал к жёсткому матрасу. — Ну-ну, — Вадим выдохнул где-то у уха Олега. — Ты всё ещё думаешь, что куда-то от меня убежишь? Что ты собираешься делать? М? Если вырвешься из моей хватки? Надеешься вырубить меня? Скажи, как ты будешь это делать со связанными руками? Может, уебёшь мне головой по голове? Можешь попробовать. Вот только мои молодчики прилетят сюда быстрее, чем ты успеешь опомниться от боли — башку-то я тебе повредил слегка. Сотряс есть, как чувствуешь? Кончай брыкаться. Даю тебе обещание: я оставлю в живых этого твоего… — Он даже не хотел называть имя Серёжи, — только если ты будешь послушным. Олег затих. Всё-таки иногда, в порядке исключения, Вадим бывал честным человеком и сдерживал обещания. Он снял рубашку Олега по лоскутам, провёл руками по груди. Олег задрожал. Тошнило то ли от боли в голове, то ли от дыхания Дракона, опаляющего кожу. Он укусил Олега за мочку уха, рыкнул и припал губами к шее. Вадиму и правда казалось, что то, что он собрался делать, было актом любви. Он стянул с Олега брюки и запустил два пальца в его рот. — Давай, родной. Поработай языком. Тебе же лучше будет. Олег стал обсасывать пальцы. Серёжа смотрел на происходящее, боясь отвести мутные глаза, думая, что за это Вадим накажет Олега. Они поменялись местами: теперь Серёжа безуспешно пытался приободрить Олега своим взглядом, а тот понимал, что это не работает. Расслабиться не получалось. Грубые пальцы, сука, те же грубые пальцы, что драли его больше десяти лет назад, делали это снова. Вадим высвободил свой уже изнывающий член, навалился сверху и толкнулся внутрь, вырывая из глотки желанный хрип. — Я тебя залюблю, Волчик, — жарко прошептал Вадим, сгрёб в кулак короткие чёрные волосы, прижимаясь к чужой спине грудью. Он вошёл наполовину, выходил и снова вколачивался, пытаясь войти на полную. — Я тебя так залюблю… Помнишь, как тогда? Помнишь, как нам хорошо было? Первый раз в части, боялись, что кто-нибудь зайдёт… А потом вместе снимали квартиру и могли никого не бояться… На крышу поднимались рассвет встречать. К моим друзьям ходили… Всё лето вместе, жарко, по ночам гуляли по центру… Дешёвое вино пили… Ты помнишь? — Да, — выдавил Олег. — Я тебя уже никуда не пущу. Будешь здесь… буду приходить к тебе каждый день. Никто нас не разлучит, понял? Это теперь уже навсегда. Навсегда. Олег пережёвывал слова Вадима, чтобы понять их смысл. Наконец, дошло. И до Серёжи тоже дошло. Олег видел, как тяжело закрылись воспалённые веки, Серёжа будто снова падал в бессознание. Навсегда. Они из этого подвала уже не выберутся. Это бессилие перед человеком, живущим в мире своих иллюзий — навсегда. Эта боль навсегда. Этот стыд перед Серым навсегда. Вадим хрипел, вцепившись в бёдра Олега сильными пальцами и нещадно натягивая его на полную длину. — Тебе хорошо, Волчик? — Х-хорошо. — Давай поменяем позу? Хочу видеть твоё лицо. Вадим уселся на койку, взвалил на себя Олега, так, чтобы обхватить его грудную клетку и смотреть в глаза, поднимая его и опуская на свой член снова и снова. Глаза Олега были абсолютно пусты. Он уже не мог кричать, сорвал голос, и только сипел. Вадим не мог нарадоваться. Он так скучал по этой родной мордочке. Пусть в чёрных волосах проглядывает седина, пусть на лице намечаются морщины, черты лица огрубели, но это был тот же Олежа, с которым Вадим разделил лучшие годы своей жизни. Вадим яростно целовал его шею и челюсть. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Вадим. — Поцелуй, — шепнул Олег. Вадим с готовностью впился в его губы. — Об… обними, — попросил Олег. — Хочу обнять тебя… — Так не сдерживай себя! Олег молча поднял руки, связанные в запястьях. Вадим рассмеялся. — Точно… но я же могу их развязать? Ты же не будешь вырываться? В стеклянных глазах был ответ. Послушная кукла больше не будет оказывать сопротивление. Вадим развязал его руки. — Сними кольцо, — потребовал Вадим. Он видел, что у Серёжи было такое же, и догадался, что это обручальные кольца. Ему необходимо было сделать вид, что никакого Разумовского в их с Олегом идиллии нет и никогда не было. — Вот так, молодец… И обними меня. А это что у тебя? — Вадим указал на волчий кулон, что из-за толчков скакал по груди Олега. — Это от отца. — А, помню-помню. Оставь тогда. Это святое. М-м… Ну что ж ты молчишь? Давай, скажи, что всё ещё любишь меня. — Я всё ещё люблю тебя. — М-м-ф-ф… Скажи, что всегда меня любил и все эти годы ждал меня. — Я… всегда… любил. И ждал… Олег исполнял его просьбы, снова и снова клялся в вечной любви осипшим голосом. — Ты же… со мной… не по принуждению, да, Олеж? Ты же правда хочешь… Я тебя не заставляю. Скажи… иначе я откручу твоему этому голову. — Правда хочу, — шепнул Олег. Вадим был счастлив. Всё наконец-то встало на свои места. Он столько лет мучился, не понимая, в чём дело, а тогда, на складе, стоя перед подвешенным на крюк Волковым, он понял, что смертельно скучал по своему черноглазому щеночку. Неправильное расставание с ним не давало Вадиму покоя все эти годы, вероломный побег Олега без объяснений мучил его, как оборванный на полуслове разговор, как прерванный половой акт без оргазма, как трёхтомник, второй том которого сожгли и третий не написали. Вадим даже нашёл себе суррогат, нелепую пародию на любимого Олежка — Алтана, такого же чернявого, юного, неопытного, с глазами раскосыми. Только это было не то, да и Алтан почему-то с воплями выгнал Вадима из своей спальни в первую же (и последнюю) ночь. — Навсегда… — повторял Вадим. Он дышал тяжело, бодал головой грудь любимого и улыбался. Он-то думал, что его уже никто никогда не примет, он так и останется до конца жизни одинок. А Олежа принимал его целиком и полностью. — Ты же правда любишь? Скажи ещё раз? — Конечно. Олежа, лучший на свете Олежа. Такой послушный, покладистый. Погасший и безжизненный. В ожидании оргазма Вадим закрыл глаза. Олег сорвал со своей шеи цепочку, на которой держался кулон. — Конечно, люблю. — Острый волчий клык впился в сонную артерию Дракона.