Звезды греют свои планеты

— Эй, Рацио! Веритас даже не думает реагировать, просто продолжая идти вперед. Иногда ему хотелось наушники как у Аль-Хайтама — чтобы просто отключать реальный мир. Он даже взял их однажды на пробу в Академию, в выходной Аль-Хайтама, но тревожность совсем не позволяла так ходить: ему нужно было контролировать окружающий мир, пространство, он слишком сильно ориентировался на слух. — Рацио-о-о-о! — протягивает одна из старших и хватает его за плечо. Веритас сбрасывает ее руку и резко огрызается: — Не вижу ни одной логической причины в том, чтобы реагировать на не имеющую под собой реального основания глупую кличку. Старшая закатывает глаза, а Веритас стискивает зубы. Все началось еще с его пятнадцатилетия. Они защищают крупный проект, где Веритас отвечал за верный перевод терминов и частичное воплощение защитного механизма эпохи следующей после правления Царя Дешрета — уникальная находка, воплощенное искусство, утерянное слишком давно, чтобы до конца понимать механизм его работы. Но Веритас и еще одна девушка из Кшахревара, Судабех, справляются настолько, насколько могут — и демонстрируют прекраснейший щит, распространяющийся на половину аудитории. Очень крепкий — проверяющий матра бьет со всей силы копьем, а Фарузан, слишком уж довольная, запускает Анемо стрелу — и щит держится. Каждый из них получает крупный грант на будущие исследования — даже Веритас счастлив, хотя до сих пор считает, что это все — не более, чем детские игры. И хиличурл тянет за его язык, заставляя бросить: — Отличное празднование дня рождения. Это — не тот день, который они уже второй год как выбрали с Аль-Хайтамом и Кавехом. Реальная дата. И вокруг сразу начинается гул: — А чего раньше не сказал? — Отмечаем дважды! — Давай, проставляйся! — А я организую место! Давай, ты не отвертишься! В общем, все его попытки и правда тонут в дерганиях за одежду, объятиях и прочих откровенно мерзких контактах. Но на самом деле… на самом деле Веритас идет, потому что по одному его слову его отпускают — кто-то делает шаг назад, а Судабех ярко извиняется за такое проявление своих эмоций. Его хорошо знают здесь — его и его особенности. Если еду приносят на всех, Веритасу не приносят лепешки, а Судабех, когда они плотно и тесно работали вместе, стаскивала красный шарф. Это к Кавеху Веритас неизбежно привык, будто бы его плащ оказывался вне зоны его видения, а прочие — раздражали. В общем, он соглашается — и даже честно заходит домой за деньгами, чтобы обеспечить всех алкоголем. Кавех сначала бурно поздравляет его и обнимает — нос Веритаса уже на уровне его подбородка, и это значит лишь одно — он правда растет. Веритас все еще говорит нарочито правильно, занижая голос, чтобы юношеское скуление не вырывалось наружу. Теперь его не затащить просто так к себе на колени, да и, в общем, не требуется. Он мастерски учится прятать свои эмоции, любые проявления слабости, так, что даже обманывает Кавеха — но не Аль-Хайтама. — Ты купился на их лесть, — подытоживает Аль-Хайтам и хлопает его по плечу, правильно — объятий на сегодня с Веритаса достаточно. — Возьми раствор для нейтрализации действия алкоголя. — Возьму, — Веритас едва заметно улыбается. — Они все будут мной восхищаться. Кажется, в последнее время он становится помешан на этом — на чужом внимании и признании, он — гений, и заслуживает еще большего, чем имеет. — Будут, — подтверждает Кавех и всучивает ему мору. — У нас тоже для тебя есть подарок. Но он подождет. Веритас вскидывает хищный взгляд, но Кавех с улыбкой качает головой. — Подождет-подождет, — он кивает на дверь. — Тебе еще нужно купить вино. Веритас приходит с тяжелой сумкой, и встречают его овациями — и рассыпавшимся конфетти. Веритас закатывает глаза — представляет, сколько потом придется убираться хозяевам дома. Но это не его проблемы. Он пьет со всеми первый круг — и даже принимает какие-то нелепые подарки, вроде блокнотов или перьевых ручек, и, неожиданно, какое-то признание в любви. Его он, не думая, рвет, даже не пытаясь найти автора — и ему плевать на то, как это отразится на чувствах человека. На втором круге голова начинает сладко кружится, Веритас даже улыбается шире, а на третьем он, вполне трезвый, начинает активно спорить с одним из присутствующих — так, что все вокруг улюлюкают. — Твое высказывание не выдерживает ни малейшей критики, — напирает он, не думая о том, что повышает голос. — Этот подход к изучению древних механизмов попросту нерационален! Наблюдаю откровенное невежество и игнорирование современной сумерской традиции… — Фонтейн может предложить Кшахревару намного больше! — запальчиво бросает оппонент. — Мы не в Фонтейне, — снисходительно комментирует Веритас, улыбаясь шире — знает он эти подходы, у Кавеха — целая полка, и далеко не каждая вещь на ней является шедевром. Ему подносят еще вина, и он опрокидывает бокал залпом, чувствуя, как приятно начинает гореть кожа. — А нам следовало бы быть как Фонтейн! — оппонент не сжимает жар, только наступает на Веритаса, сжимая кулаки. — Перенять их технологии, их подход к созданию меков, отменить этот Бездной проклятый закон, встать всем даршаном и… Веритас успевает первым — он бросается вперед и с неприязнью зажимает рот оппонента, чувствуя ладонью противно-влажные губы. Но это неважно — заткнуть его нужно до того, пока матры не осудили их всем даршаном за подобные речевки. Веритас не идиот — он знает, что Сайно не сделает для него исключения, хотя то, что говорит этот идиот, звучит сладко. Законы устарели и законы нужно менять, но точно не бунтом — Веритас представляет, чем это заканчивается. — Замолчи и, будь добр, верни остатки своего мозга в рациональное русло, — сухо бросает он. Все затихают — законы зазубриваются еще на первом курсе, и на Веритаса смотрят отчасти как на героя. Ему нравится — настолько, что в очередной усмешке он пропускает удар в скулу. Его отбрасывает назад, он двигает челюстью, пытаясь осознать масштаб повреждений — только попробовала бы эта низшая форма жизни выбить ему зубы. От следующего он пытается увернуться, и это даже получается, и приходится ударить самому — в грудь, так, что он отбивает пальцы. Ауч. Никто не спешит их разнимать — все смеются, их пьяная драка, должно быть, похожа на забавную потасовку, а Веритас уже бесится — слишком много прикосновений и ощущений, ему откровенно не нравится. Он не дрался раньше ни с кем, серьезнее детей своей приемной семьи — и то это всегда был нечестный бой, не один на один. Сейчас же злость берет верх над ним — и в какой-то момент он вписывает кулак почти в висок противнику. Это, честно говоря, выходит случайно — но тот все равно падает на колени и шипит с окровавленными зубами — Веритас вообще не понимает, когда он успел разбить ему губу. У него самого все болит, ноют ребра, щека, костяшки пальцев и почему-то ноги. Вряд ли он выглядит лучше, чем то, что у него перед ногами — но победа в драке заставляет кровь еще сильнее приливает к голове. Веритас облизывается — и возвещает: — Иногда драка тоже решает проблемы рационально. Кто-то хлопает — а кто-то звучно и громко хохочет, звонко, на всю комнату сообщая: — Ты хоть знаешь, сколько раз сказал это за сегодня, Рацио? …синяки ему обрабатывает внутреннее смеющийся Аль-Хайтам — это видно по его глазам, алкоголь покидает организм уже пару часов — а проклятая кличка пристает как влитая. Доходит до того, что Странник, завершая ознакомительную лекцию курса Вахуманы, бросает с усмешкой: — Надеюсь, тебе понравилась лекция, Рацио. Веритас хочет засунуть шляпу ему в рот.