Звезды греют свои планеты

Аль-Хайтам впервые за все время этой маленькой операции чувствует… что-то, отдаленно напоминающее неловкость. Ему понятны большие следующие шаги — как организовать пространство, обучение, как взаимно изучить привычки и (быть может) даже где-то подстроиться. Он понятия не имеет, что делает сейчас. Веритас не идет с Кавехом за руку, да тот и не старался схватить. Они выходят — втроем — и это, неожиданно, вызывает некоторое количество эмоций. Вчера, по мнению Кавеха, был последний день вдвоем, но — как минимум, пока что — Аль-Хайтам не видит в этом ничего плохого. Это будет… увлекательно. Долгосрочный проект. — Мы концептуально застыли? — уточняет Веритас, и Аль-Хайтам щурится, немного расслабляясь. Краем глаза он замечает, как Кавех улыбается, и понимает, что его сейчас спасут. — Аль-Хайтам размышляет, собирается ли он возвращаться на работу. — Я там еще не был, — поправляет Аль-Хайтам. — Вероятность того, что я окажусь там в ближайший час, составляет не более сорока процентов. — Я думал, ты исследователь, — в голосе Веритаса скользит осторожное любопытство. — Кем ты работаешь? Аль-Хайтам и Кавех оба знают, что сейчас произойдет — поэтому Кавех заранее начинает беззвучно смеяться, а Аль-Хайтам тихо хмыкает. — Я секретарь Академии. Веритас останавливается так резко, что спотыкается — и приходится резко опуститься, чтобы он врезался в Аль-Хайтама, а не разбил нос об лестницы. И это странно. В течение короткого времени в реальности долгими, растянутыми как капли смолы, ощущения и эмоции пронизывают Аль-Хайтама, удерживая его будто на крючке. Веритас — маленький, на самом деле маленький, и легкий, Аль-Хайтам даже не пошатывается от силы, с которой маленький лоб влетает в его плечо. Веритас — горячий, это неожиданно ярко ощущается, когда он цепляется за Аль-Хайтама, сжимая его одежду, в крохотной попытке почувствовать равновесие. А Аль-Хайтам опустил руку ему между лопаток — чтобы Веритаса не откинуло назад от столкновения. Оба замирают так на несколько тихих вдохов, а затем Кавех накрывает ладонями плечи Веритаса, помогая встать. — Как-то раз я разбил здесь голову, — неожиданно признается он, и Веритас переводит на него удивленный взгляд… как и Аль-Хайтам. Он не знает этой истории — и Кавех не спешит рассказывать ее даже сейчас. — Так что очень не рекомендую повторять мой опыт. Веритас только сейчас отпускает Аль-Хайтама, и они оба — неловко — встают, не отводя друг от друга взгляда. — Почему секретарь? — спрашивает Веритас почти обиженно. Возможно, в его глазах Аль-Хайтам уже стал великим ученым, на которого можно равняться. Но Аль-Хайтаму совсем не жаль его разочаровывать. — Потому что я счастлив, — просто отвечает он. — У меня спокойная, размеренная и упорядоченная жизнь. Мне не обязательно быть ученым, чтобы наслаждаться тем, что мне нравится. — Он ленивый, — переводит Кавех. — И не амбициозный. Веритас выглядит так, будто его обманули. Возможно, переживает свою первую в жизни травму от новых родителей. Но, кажется, не злится — только дуется, отворачиваясь в сторону. — Ты подаешь мне плохой пример, прогуливая работу, — сообщает он. — Я вырасту таким же безответственным и ленивым, как и ты. Кавех не выдерживает и тихо смеется в кулак, будто расцветая — вряд ли он тоже точно знал, что нужно делать, и немного нелепой неловкости помогает, его странное чувство юмора нейтрализует любые волнения. Ладно, Аль-Хайтаму тоже смешно. — Я повесил на дверь табличку о получасовом перерыве, — он делает паузу, переводя взгляд с одного на другого. — Вчера. Кавех хохочет уже в голос — это, разумеется, нервное, он весь испереживался и места себе не мог найти что вчера, что сегодня. И пусть их общее веселье сейчас исключительно искусственно созданная иллюзия, Аль-Хайтам не рушит ее, смотря пока на Веритаса. Удивительный физический контакт, на который они бы оба еще долго не пошли. Аль-Хайтам не против прикосновений, но они выражают собой определенный уровень близости. И он почти уверен, что уже не самый маленький ребенок из приюта тоже не в восторге. — Иди уже, — Кавех машет рукой. — Будем ждать тебя дома. * * * Как будто Веритас не знает, что Кавеху страшно оставаться с ним наедине. Он понимал, что оба его новых не-родителя где-то на этапе принятия и никак не могут адаптироваться к новым фактам, которые сами же и привнесли в свою жизнь. Вот Веритасу не страшно — он даже издавательски уточняет у Кавеха: — И что тепе-е-е-ерь? — с той же интонацией, с которой это обычно говорят примитивные дети. Кавех перекатывается с пятки на носок, смотря вверх, и у Веритаса много предположений о том, что он сейчас наспех попытается придумать. — Нам нужно на Большой Базар, — наконец, формулирует Кавех, и это тоже в некоторой степени логично. Совершая покупки, можно общаться с продавцами и отвлекаться от ребенка, с которым не знаешь, как разговаривать. Довольно типично. Что оказывается совсем не так, когда они все же приходят. Да, с Кавехом все здороваются и стремятся завести разговор. Да, они попадают в неловкую ситуацию, где у Кавеха спрашивают про Веритаса, но он умудряется выкрутиться словом "воспитанник". Кто бы еще кого мог воспитать. Но удивляет не это. — Тебе нужно выбрать себе какие-то простые предметы обихода, — Кавех старается говорить еще мягче — и смотрит Веритасу прямо в глаза. — Мы не стали ничего смотреть вчера, чтобы не покупать новое. Так что ты можешь выбрать себе то, что хочешь. Это интересное предложение — и в то же время неправильное. Нельзя привязываться к вещам. И чем проще они будут, тем лучше. Веритасу нужно некое обезличенное пространство, и он был бы рад (преувеличение), если бы вещи выбрали за него. Но раз так… — Обозначь бюджет. Кавех недоуменно моргает и пожимает плечами. — В пределах разумного. — Это, — бросает в него Веритас, — некорректное описание, не дающее мне представления о том, сколько я могу потратить. Кавех открывает было рот — и закрывает. Он очень смешной в такие моменты, когда теряется. Но и выходит из этого состояния до обидного быстро. — В пределах разумного, — повторяет он мягко. — Под этим я подразумеваю, что ты уже взрослый и можешь подумать, действительно ли тебе нужно самое дорогое постельное белье на прилавке. И, — он подчеркивает это, — если ты решишь, что тебе это действительно нужно, я куплю тебе его. Веритас, намеревавшийся при озвучивании большой суммы намеренно купить все самое дорогое и сказать, что не хватило, сдувается. Они оба вроде как воспринимают его как взрослого, но дело еще не доходило до деталей, где его выбор действительно имеет значение. Но он действительно ходит — выбирает, трогает — и совершенно незаметно для себя погружается в это действие. Он ничего раньше не выбирал сам целиком, а Кавех даже не маячил за его плечом, контролируя выбор. Ткани — мягкие или плотные на ощупь, покрывала, от которых или все колется, или которые не хочется выпускать из пальцев. Цвета — Веритас сразу говорит даже не предлагать красное и как-то забывает, что хотел брать белое и серое. В себя он приходит только на этапе покупки банных мелочей. Он почти минуту смотрит на игрушечных уточек из какого-то непонятного материала, прежде чем громко фыркнуть и сказать: — Какая нелепость. Он достает продавцов с очевидным для себя удовольствием: ему нравится это делать, с момента первого возвращения в приют — нравится. Чтобы на него смотрели так раздраженно-беспомощно, чтобы у взрослых не было выбора, кроме как продолжать отвечать и позориться, чтобы… много чего еще что, с чем Аль-Хайтам и Кавех еще пока не столкнулись, но что точно заставит их изменить свое решение. Он пинает со всей силы корзину с овощами, и они разлетаются, пока продавец что-то верещит. Ха. Это — проблема Кавеха и его кошелька. Который догоняет Веритаса достаточно быстро. — Устал? — спрашивает он, и мягкости в его голосе нет, а это уже первый звоночек. Веритас даже улыбается. — Совсем нет, — сообщает он довольно. — У меня еще много сил. Куда дальше? — Стоит поесть, — предлагает Кавех самое очевидное и каким-то естественным жестом забирает у Веритаса покупки. И отлично, так легче забыть, что он вообще что-то покупал. — Как хочешь, дома или в таверне? — В таверне, — Веритас начинает улыбаться шире. Лучше некуда.